Никита Чубриков
О мужской любви к паровозам
* * *
Рассказчик вещает о свойствах пришедшей весны,
О чём-то духовном и страшном, и плавится воск.
Земля порывается встать из сугробов страны,
Страна поднимается вверх сталагмитами слёз.
Страна незнакомо шагает по лесу вперёд,
В заброшенный ров, а точнее, в заброшенность рва.
Рассказчик глотает слова, и рассказчика рвёт —
Такие слова, что способны рассказчиков рвать.
Под плёнкой воды, в углублениях тёмного рва
Рождается слух о недавно пришедшей весне.
Рассказчик почил, но оставил в наследство слова
О некой идущей по лесу незримой стране.
О чём-то духовном и страшном, и плавится воск.
Земля порывается встать из сугробов страны,
Страна поднимается вверх сталагмитами слёз.
Страна незнакомо шагает по лесу вперёд,
В заброшенный ров, а точнее, в заброшенность рва.
Рассказчик глотает слова, и рассказчика рвёт —
Такие слова, что способны рассказчиков рвать.
Под плёнкой воды, в углублениях тёмного рва
Рождается слух о недавно пришедшей весне.
Рассказчик почил, но оставил в наследство слова
О некой идущей по лесу незримой стране.
* * *
всюду шлагбаумы видно придётся выждать
полдень приходит прожектором перед атакой
может бутылку водки под вечер выжрать
видится берег только бы не итака
в остров пластмассовый биться глазами — в завтра
полдень приходит как гаубица над брестом,
завтра — другой расклад (и другой же автор —
чтобы читатель вернулся на то же место)
полдень приходит прожектором перед атакой
может бутылку водки под вечер выжрать
видится берег только бы не итака
в остров пластмассовый биться глазами — в завтра
полдень приходит как гаубица над брестом,
завтра — другой расклад (и другой же автор —
чтобы читатель вернулся на то же место)
* * *
Рябь от рыбы, вода расправляет свои плавники,
А в глазах рыбака многозначные красные блики,
Раб работы, всегда и везде гарпуны и крюки,
Песни рыбьего царства, и волны подчас злоязыки.
Языки забытья злонамеренны, в воздухе соль,
А в глазах — пестрота, а во снах — рыбий царь на престоле,
Что-то вызреть должно под водой, как подводная боль,
Как рука океана сжимает запястье моря.
Что-то вызреть должно, так кричит исступлённо прибой,
А рыбак наблюдает, как рыбы стремятся наружу,
Он хотел быть водой, нестареющей, мудрой водой
Забегать на песок и ласкать раскалённую сушу.
А в глазах рыбака многозначные красные блики,
Раб работы, всегда и везде гарпуны и крюки,
Песни рыбьего царства, и волны подчас злоязыки.
Языки забытья злонамеренны, в воздухе соль,
А в глазах — пестрота, а во снах — рыбий царь на престоле,
Что-то вызреть должно под водой, как подводная боль,
Как рука океана сжимает запястье моря.
Что-то вызреть должно, так кричит исступлённо прибой,
А рыбак наблюдает, как рыбы стремятся наружу,
Он хотел быть водой, нестареющей, мудрой водой
Забегать на песок и ласкать раскалённую сушу.
* * *
Паровоз копотью удобряет Родину,
машинист прорехи в нём заделывает,
они научились через пропасть огненную
прыгать и летать, оставаясь целыми.
Паровоз машинисту желает радости,
машинист в топку бросает смородину,
их душа общая расцветает от гордости,
и они оба обожают Родину.
Машинист паровозу на жену жалуется,
паровоз машиниста жалеет, укачивает.
Их душа общая желает малого —
до звезды долететь, никуда не сворачивая.
машинист прорехи в нём заделывает,
они научились через пропасть огненную
прыгать и летать, оставаясь целыми.
Паровоз машинисту желает радости,
машинист в топку бросает смородину,
их душа общая расцветает от гордости,
и они оба обожают Родину.
Машинист паровозу на жену жалуется,
паровоз машиниста жалеет, укачивает.
Их душа общая желает малого —
до звезды долететь, никуда не сворачивая.
* * *
Так уставший Штирлиц на обочине, припав к траве,
обнаруживает птенца, найдёныш, не плачь —
у птенца находит след свастики на голове,
это значит, над всеми нами висит секач.
Эпопея кончилась, трёхтомник лежит в углу,
у беспалого букиниста горят глаза,
поднимая зенки, стряхнуть бы с ресниц золу,
лишь на финише осознать, что бежал назад.
Так птенец задушен Штирлицем, как Тот войной,
а земля, роженица, блудница, ждут дождя,
акапельно рыдает птица над головой,
потеряв единственное своё дитя.
обнаруживает птенца, найдёныш, не плачь —
у птенца находит след свастики на голове,
это значит, над всеми нами висит секач.
Эпопея кончилась, трёхтомник лежит в углу,
у беспалого букиниста горят глаза,
поднимая зенки, стряхнуть бы с ресниц золу,
лишь на финише осознать, что бежал назад.
Так птенец задушен Штирлицем, как Тот войной,
а земля, роженица, блудница, ждут дождя,
акапельно рыдает птица над головой,
потеряв единственное своё дитя.
* * *
На страшный холод трескались деревья.
Вагон стоял на тёмном полустанке.
Луна висела на краю деревни,
Хреновым светом падая под дранки.
Приходит утро, каждый лучик роздан,
У Любы в горсть отсыпано похмелье,
И лишний машинист горит с мороза —
Поджечь деревню, вырубить деревья…
Вагон стоял на тёмном полустанке.
Луна висела на краю деревни,
Хреновым светом падая под дранки.
Приходит утро, каждый лучик роздан,
У Любы в горсть отсыпано похмелье,
И лишний машинист горит с мороза —
Поджечь деревню, вырубить деревья…