* * *

Как мутной нахлебаешься воды —
Не хочешь, а приходится напиться
Такой войны, и смерти, и беды.
Ни журавля на небе, ни синицы.
Да, жизнь прожить — не поле перейти.
Научишься молиться к тридцати.

Вот выдохнула, вот произнесла —
Словам, как птицам, не было числа.
А помнишь, майским вечером, в испуге,
Сквозь сладкий дым черемухи в цвету,
Как мотыльки врезались на лету
В фонарный столб, единственный в округе?

Не бойся, моя милая, живи,
Сей мудрость и расти плоды любви,
Посмеиваясь медленно при этом.
Большое счастье скрыто в мелочах,
Которые так сложно замечать
Несчастным и отчаянным поэтам.

Года идут, черемуха цветет,
И тонет майский день в вечернем зное.
А счастье все нас ищет и зовет —
Простое, беззаветное, земное.
И фонари горят, как маяки.
И жадно рвутся к свету мотыльки.


* * *

Не говори мне больше, что я сильна.
Я больна, я одна, я натянута, как струна.
Еще слово — и мелкой дрожи не скрыть руками.
Раньше было сердце — испуганный воробей,
Не убей ненароком. Сегодня же, как ни бей —
Только искры летят от камня.

Не осуждай меня. Больше так не могу.
Я не лгу, я во сне вижу Дон, а на берегу
Ты несешь мне горсть земляники в своей панаме.
Ты смеешься моим проблемам, глаза хитры.
Мне не скрыть своего обожания, как не скрыть
Электричества между нами.

Не оставляй меня. Мне не найти приют
В корабле этой жизни, в пасти его кают,
Где гниют недолюди, вжавшись плечом в плечо.
В день, когда я вот так раздавлена и слаба,
И груба от бессилья, и дело мое — труба,
Приходи помолчать. Не спрашивай ни о чем.


* * *

Этот луг и река, эти полусухие травы,
Этот светлый, немой, нечеловечий мир.
Кто решил вдруг за нас с тобою, что мы не вправе
Появиться на свет и умереть детьми?

Что мы обречены возвращаться из лета в зиму,
Врать и жить по уму, на проценты от всех продаж.
Все — ошибка и ложь. Даже думать невыносимо,
Что настанет тот день, когда ты меня предашь.

Это небо разлито в нас, этот ветер с нами
Будет биться и петь, утихнет лишь поутру.
Можно вечно смотреть на то, как ты вновь губами
Зажимаешь травинку, дрожащую на ветру.

Этот мир оглушает и манит. Все это слишком,
Не сорваться бы в эту звенящую высоту.
Только ты поешь и целуешься как мальчишка,
Так, что после — терпкий привкус травы во рту.


Встреча

И такие все удивительные, живые.
И для каждого в сердце выставлена печать.
И ты смотришь на них, как смотрят сторожевые
Псы на сокровища, что велено защищать.

Как они умудряются пестрой, неровной стаей
Жить по зову сердец, везде создавать уют!
Как тебе не хватает их! Как тебя не хватает
В Доме — единственном, где тебя вечно ждут!

Девочки выросли быстро из детских платьиц,
Мальчики шумны и широки в плечах.
Хочешь поймать их, к каждому лбом прижаться.
Звонкие, дерзкие — лучше не приручать.

Так и стоишь, а счастье вокруг порхает.
Для поцелуев на всех не хватает щек.
Так и стоишь, вдыхая и выдыхая
Запах сада, и Дома, и детства, еще, еще...


* * *

А год промчался, и не упомнить,
Как брали трудные рубежи,
Как утром, вновь уходя из дома,
Считали темные этажи,
Как близкие люди по телефону
Давали советы, учили жить.

Я злее той, что была вначале,
Чьи взгляды робки, шаги легки.
Прости мне, Боже, мои печали,
Мои обиды, мои смешки.
Ведь что они бы ни означали —
Все по веленью Твоей руки.

Душа смиряется и не ропщет,
Не ищет выгод, не помнит зла
И, повинуясь, идет на ощупь,
Куда бы жизнь ее ни вела.
Учись быть чище, учись быть проще.
Учись отвечать за свои дела.

Учись стучаться в любые двери,
Пока есть силы, пока ты жив.
Как мы б ни плакали, ни зверели,
Ни врали близким, ни рвали жил —
Получит каждый из нас по вере.
И ровно то, что он заслужил.


* * *

Расскажи мне, как можно остаться самой собой.
Я оставила гул Москвы и морской прибой
И вернулась к истокам пустой и осоловевшей.
Май махал мне вослед цветущей в садах черешней.
Папа встретил меня на вокзале, совсем седой.

Расскажи мне, как можно не помнить весов и мер,
Как смириться и жить по веленью небесных сфер,
Как ни боли, ни зла, ни времени не бояться.
Моей младшей сестре не заметишь как стукнет двадцать.
Я во всем такой дурной для нее пример.

Расскажи ей о том, что можно не уезжать,
Что быть можно счастливой, если рядом отец и мать,
Что чужой порог далек, и высок, и крут,
Что нигде, кроме дома, не любят нас и не ждут.
Двум домам, как двум родинам, не бывать.

Расскажи ей, что год скитаний идет за три,
Что не стоит играть даже за ценный приз,
Что бывает неважно, прав ты или не прав ты.
Дай везенья и сил напрямую дойти до правды,
Что на самом деле сияет у нас внутри.

Новые друзья

однажды меня
позвали в гости,
милая компания,
мужики и бабы,
алкоголя совсем немного,
настольные игры,
и шутки, понять бы.
новую рубашку
надел, побрился,
сделал пробор.

думал, наконец-то
я нашел друзей,
здесь мне рады
и никто не перебивает,
но что-то неладное
с ними было.
слишком добрые,
ближе к полуночи
дверь на ключ закрыли,
расселись кружком,
зажгли свечи
и достали увесистый том.

ну, думаю, слава богу,
сатанисты! так даже
веселей, хоть увижу
их живьем!

начали наизусть
читать выразительно,
громко, я прислушался
и понял, что это никакие
не сатанисты и даже
не сектанты... ужас!

выпустите! откройте дверь,
сжальтесь, вот вам деньги,
что хотите сделаю, только
умоляю — не надо!
но они продолжали,
щурились от удовольствия,

твари,
меня пытали —
читали хором на память

Бродского.


Купи лучше собаку

Поехал я как-то зимой на птичий рынок
И хотел купить себе птичку,
Чтобы пела по утрам,

Но у ворот меня встретил старичок.
Он сказал:
Эй, паренек, я вижу, ты хороший паренек,
Зачем тебе птицы?

От них перья летят и просо
По всему дому,

И помет за ними убирать,
И кормить их, и лечить,

То поют они, то не поют,
А потом улетят и даже спасибо
Не скажут.

Купи лучше, паренек, у меня собаку.

Ну, я подумал-подумал
И купил пса.

Привез его домой,
А он не бегает, не лает,
Лежит себе в углу,
Хвостом он не виляет.

Жена вернулась с работы и спросила:
Ты зачем мертвого пса притащил?!
Я присмотрелся — и вправду мертвый,
В шерсти белые червячки копошатся.

Обманул меня старичок! Гадкий-гадкий старичок!
Я пса кинул в мешок и обратно
На рынок помчал.

Стоял старичок у ворот
И другого пса всем предлагал.

Я сказал ему:
Заберите вашу мертвую собаку,
Верните мне деньги!

Он ответил:
Эй, паренек, я вижу, ты хороший паренек,
Но ты ничего не понял.
Вот когда сам умрешь — тогда и поймешь.

И настал тот день,
И умер я. Знаете, как?
Меня сбил троллейбус,
Потому что я стал старым,
Слепым и глухим.
Не стоило мне переходить
В тот вечер дорогу,

Лучше бы лежал себе и радиоточку
Слушал!

Меня сбил троллейбус —
Он ехал до конечной без остановок,
У водителя было удивленное лицо,

Потому что перед смертью
Я сказал ему:
Не переживай, паренек,
Мир так устроен —

В одной из жизней
За рулем буду сидеть я,
А ты будешь играть старика!

И вот я умер и прошел
Все необходимые процедуры,

мертвецы ходили скучные,
и только я был веселый,
ведь прибежала собака моя!

Как она начала гавкать,
Вы бы слышали!
Вы бы видели,
Как все мертвецы мне завидовали!
И глаз не могли отвести
От пса моего,

Но я никому не разрешал
Играться с ним.

С псом игрался
Только я один,

Так им и надо,
При жизни-то они
Не заводили дохлых псов,
А я завел!

Пес катал меня по аду
На спине.

Еду я по аду на псе,
еду по аду я на псиной спине,
на спине пса по аду еду я,
катаюсь я в аду верхом на псе!

И все мне хлопают, кричат:
Ура! Вон тот паренек на псе!

* * *

Я, наверно, все уже испортил,
Что встречаю в городе зарю.
Запускаю в небо квадрокоптер,
Хоть на мир как птица посмотрю.

Наших лет перегорела клемма,
Разошлись магнитные поля.
Даже сверху все как микросхема
Радиоприемника "Земля".

И лечу я над водою синей,
Но река ли это позвала?
Искупалась чайка в керосине,
А была пластмассовой, была...


* * *

В свете желтых фонарей
Ночь казалась тусклой.
Минск, хоть ты меня согрей
Песней белорусской.

Я на поезд опоздал,
Дальше только утром.
Принимай меня, вокзал,
В свой рыбацкий хутор.

Принесли мне кумовья
На подносе водки.
Через триста граммов я
Очутился в лодке.

Закружило, занесло,
Залетел в воронку.
Деревянное весло,
Помню, клал в сторонку...

Помню, рыбу брал за хвост...
Лез на колокольню...
Сколько было в небе звезд...
Ничего не помню...

А проснулся — как смолой
Все заплыло тело.
Рядом женщина с метлой
"Купалинку" пела.


* * *

Да, я могу писать без света
О перевертышах судьбы.
О том, как щелкает планета
По будням семечки-гробы.

Мне страшно, что слова отныне
Могу, как нерв, перекусить.
Что небо, как коровье вымя,
Могу для рифмы подоить.

Но разве в этом суть поэта?
Но разве в этом суть стихов?
Смотри, какое бабье лето
Белокочанных облаков.

Пора для сбора урожая,
Полна корзина быть должна.
Как много яблок нарожала
Всего лишь яблонька одна.


Первый снег

Снег пошел и ветер тихий...
Ветка щелкнула в горах —
Лось несет своей лосихе
Желтый листик на рогах.

По реке вода искрится,
Солнце яблоком висит.
Как серебряные птицы,
Вылетают караси.

Глубоко в норе так сладко
На сухой траве вокруг,
Чуть подергивая лапкой,
Спит калачиком барсук.

И бежит, бежит вприпрыжку
Муравей, бежит, лихой.
Мимо веточек и шишек —
Он торопится домой.


* * *

Когда-то я — еще не зная,
Что буду сочинять стихи, —
На крыше нашего сарая
Сушил на солнце лопухи.

И думал, что листочки эти
Я закурю, как курит дед.
И накрутил я из газеты,
Как мне казалось, сигарет...

Прошли года, прошло и детство,
Теперь я в комнате один.
Я не курю, но хочет сердце
Почуять этот горький дым.

Стихов не надо, нет, не надо,
От них кружится голова.
Но все равно летят куда-то,
Как дым, летят мои слова.

И вот он, мальчик соловьиный,
На сеновале спички жжет,
И с длинным прутиком малины
Из-за угла отец идет.