Поля Куликова

Её тут знает каждая корова,
Хотя в Москву, как многие, могла
Уехать наша Поля Куликова,
Иконку взяв из красного угла.
Страстями и безделием влекома,
Сшалавилась, Господь её спаси,
Девчонка наша, Поля Куликова!
Мигрируя в Россию из Руси,
Сама себя всё топит, топит, топит
В трясине непролазной и густой,
А водочка – не более чем допинг:
Дешёвый, эффективный и простой.
О, сколько же в глазах девичьих боли,
Усталости, хронической тоски!
Свои, чужие – все лежат на Поле,
И все мы ей, по-своему, близки.
Когда в затишье жить совсем хреново,
А вражьи морды смотрят из газет,
Выходит в поле Поля Куликова.
И ждёт, когда вернётся Пересвет...


***

На платформе станции Сенная
За ограничительной чертой
Топчется крестьянка молодая.
Был бы я крестьянкой молодой,
Я бы тоже сбросился на рельсы:
До того обида велика!
Понедельник бродит погорельцем,
Ветром нагоняет облака,
Гематомы, ссадины, ушибы,
Красные полоски от кнута...
Эх, крестьянка, мы с тобой ушли бы,
Убежали... только вот куда?
А пока что ты стоишь безмолвно
На краю, но в крайность не вросла.
Как на булку мажут сыр Viola,
Машинист, зажмуривший глаза,
Вмиг тебя размажет, разфигачит,
Заскрежещут тут же тормоза...
А хотела платье от Versace
И пыталась верить в чудеса...


***

На диету садился мужик
и от злости качался на стуле,
и практически мунковский крик
зарождался в обрюзгшей фигуре.
Он пытался не помнить фастфуд
и забыть про холодное пиво,
но когда свежесорванный фрукт
принесла ему женщина, ива
за окном зарыдала навзрыд,
и фруктовая плоть захрустела.
То ли идиш, а то ли иврит
обладатель невкусного тела
услыхал и почуял нутром,
что ошибка страшна и нелепа.
И теперь каждый день у метро
телефоны палёные Aррlе
продаём мы: угрюмый толстяк
и помятая жизнью блудница.
Люди добрые, ради Христа,
ну не надо над нами глумиться!


***

На стройке чучело сжигали
В последний масленичный день.
Дымились сочные хинкали,
Тонули в огненной воде,
Обнявшись, русские, таджики.
Зима хрустела, падал снег.
В крови, как будто бы в аджике,
Лежал избитый человек.
Он был на Невском, на Арбате,
Но вот у лесополосы
Лежит типичный гастарбайтер,
В стране невиданной красы
Ему теперь не выйти в люди –
Украли нелюди смартфон.
И чучело башкою крутит,
В огне, как будто это он.
Горит тряпьё и льётся водка,
Блины закончились давно.
И вот идёт прораб Кропоткин,
В руке с бутылкой "Дагвино".
Бедняге он нальёт грамм двести
И даст, конечно, закурить,
Поставит на запястье крестик,
Затем чтоб что-то не забыть.
А утром медленно, вразвалку,
С самим собой пойдя вразрез,
Таджик потащит крест на свалку,
Тот самый, обгоревший крест.


Площадь Искусств

Походка уверенна, взгляд их неистов:
На площадь Искусств, как стемнеет, придут
Десятки и сотни парней мускулистых,
Десятки и сотни спортсменов плечистых,
Десятки и сотни ребят-пушкинистов,
Ритмично читая стихи на ходу!
Спустя четверть часа на велосипедах
На площадь Искусств, но с другой стороны
Приедут десятки и сотни атлетов,
Подкатят десятки и сотни кадетов,
Десятки и сотни всех лермонтоведов
Со всей необъятной и страшной страны!
Стихи зазвучат про Руслана с Людмилой,
Про няню, про парус, про Бородино...
Мгновенье – и всех заведёт заводила,
И в драку нырнет за громилой громила!
А чтобы сильнее сознанье затмило,
И те и другие глотают вино.
Трава покраснела, кусты и деревья,
На площади слышатся крики и стон...