Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

Наследие


Сергей ПРЕОБРАЖЕНСКИЙ

НА БОГА УПОВАЯ
 
* * *

Привычная дрожь в пальцах,
Испытанная не раз:
Как будто распят я на пяльцах,
И кожа — на обруче фраз.

Я вывернут весь наизнанку
Перчаткой, уставшей греть.
Любая истертая ранка…
Была бы охота смотреть!

Да вот же беда: мы слепы,
И слов моих синий дым
Сливается с влажным ветром,
Невидим и уязвим.

И, тонкой струею тонок
Внутри носорожьих ребер
Бьется, протяжен и звонок
Крик мой, безрукий, безногий.

Что мне огонь печалей,
Сжатая жила смысла:
Сколько дорог указали —
К стольким обрывам вышли.

Встану сегодня плакатом,
Весело руки вскину:
Нет на земле мне брата, —
Мне ли считаться сыном.

1974



* * *

Слегка прожаренной манной
Закатная сыпалась высь.
Будто осколком тумана
По холодному горлу прошлись,
Будто качнулся мостик
Мельничным колесом,
В яузской злой коросте,
В выползке света косом.
Матовое качанье
Ленточных этих вод...
Патовое молчанье —
Плановый переход
К взрывчатой и законной,
Конченной и немой
Жизни твоей коронной,
Вечный герой не мой.
К той, где косые тени
Режут высокий свет,
Где, по определенью,
И оправданья нет,
Где от тебя ни звука,
Как ни ори в простор.
Но входит к тебе без стука
Каторжный разговор.
Некогда всеблагими
Вызванный на допрос,
Что ж ты в огне и дыме
Слова не произнес,
Что ж ты не вышел, падла,
Что ж ты молчал, как вор,
В год, когда вправду падал,
Твердо блестя, топор.
Будешь закатной теме
Предан, герой не мой,
Перестоявший время
Великолепный немой.

1994



* * *

Свет оскользнулся на потных рельсах,
но вдаль глядит.
Граждане падают, но встают, не ища оправданий.
Куча мала. И скучно не знать страданий
Там, где на оба глаза сознанье спит.
Солнце гуляет по лезвию в обоюдной листве,
Пыль на концах иголок пылает жарко.
Дыбом встает чешуя на седой плотве.
Вся извелась в духоте распаренная кухарка.
К жатве налившись соком, впитала кухонный чад,
Выдавила сквозь поры прозрачные слезы плоти.
Точно на сковородке колышется некий гад.
Рыбный его четверг уже на излете.
Свет раздражает зрительный нерв, дрожа,
Радужный колоколец в душе тревожа.
Все не могу изъять я некоего ужа
Из пропитавшейся чадом чешуйчатой кожи.

1995



* * *

Е. Блажеевскому

На этом мире мы поставим крест.
На этот крест... Но вверх смотреть не надо.
Свинцовый груз утянет нитку взгляда
Туда, где рыба давится, но ест.
Где соляная тяжкая вода
Расплющивает водорослей нити,
Где пегих крабов цепкая орда
Колышется на пористом граните,
Где все чуть-чуть, а все ж преломлено.
Картинка наезжает на картинку.
Под эту увлажненную сурдинку
Почти приятно уходить на дно.
Атланты в потерявших вид костюмах,
Однообразный тусклый хоровод.
Иной, бывает, на вершок всплывет —
И снова вниз. Нули теснятся в суммах,
Выходят на поверхность пузыри,
Их кровью наполняет свет зари,
Вздуваются матерчатые спины
На всплеска — два — и на притопа — три.
Но, перечеркнуты крестом орлиным,
Пловцы готовы утопать в тени.

1997



ПРОЩАНЬЕ СЛАВЯНКИ

Дважды узнанный вынужден
                                   обратиться в зверя.
В каждой точке распада
            шпана гоняет цветные шары.
Деньги —
            пустая мера
                        ненужной потери
И волшебный предмет игры.
С милой родиной
                        мы стояли
на параллельных перронах:
Две дорожки из стали,
                        да бледные лица в вагонах,
Да еще ветерок
            воздушного коридора,
Да вина глоток,
                        да прохожий шумок
                                               разговора.
Нам, таким параллельным,
приходит время прощаться.
Мы, сосуды скудельные,
                        чадные домочадцы,
Наглотавшиеся
            ветерка с соляркой и дымом,
Не спеша проходим,
            милая,
             оба мимо.
Черт с тобой,
            дорогая площадка невозвращенья!
Край бескрайнего языка
            и собственного варенья.
Постояв параллельно,
            в вечность смотрю с отвагой:
Глядь, Господь милосердный простит.
            И тебя, бедолагу.

1997



* * *

Где вы, друзья мои и подружки?
Где очечки, надбровные дужки,
Челочки нежные? На загривке
Локонов рыжие переливки?
В этой игре между смертью и роком
Наш перерывчик проведен с проком.
Здесь в раздевалке
свистков и оваций
Равно не слышно. И возвращаться
Мы не хотим на газон линованный,
В белый квадрат, в парад нарисованный.
Локоны рыжие —
Как бы живые.
Память мурыжит —
Их как бы вижу.

2001



* * *

Ольге

Жизнь про-
                   жи-
                             та.
Как кожа снята с сливы.
Могучий стык, как бы звезда с звездой,
И неустойчивость акцентной парадигмы.
У воспаления характер ро-
                                             жи-
                                                  стый.
И жизни своенравная тщета,
И тополя, что будни, говорливы,
Ты ждал верлибра — ты гулял не с той.
Сказать иначе: ты стоял у ширмы
И ложем-ложею печалился —
Пустой.
Сказать иначе: пустопорожни сливы
Туда, где холод-голод нулевой.
И не научишь жизни огневой,
Где цвет вина, скрипение оливы,
Сыр пахнет свежестриженной овцой,
Пророки говорят, а предки живы.

2003



* * *

Приспособленный к новому стилю,
Календарь замирает на дюжине,
И запаян в сумрачном штиле
Желтый шарик на градусе дружбы.
В мохноногом морозном паре —
Ледяному в пару желтку —
Кристаллической млечной опаре
Синева поддает холодку.

2004



* * *

Русские мальчики львами…
В. Хлебников

Вприкуску с пивом пороша,
Матерок и скрипенье кож.
Круг завидный, и вправду хороший,
Мизераблей и книгонош.
Это честных трагедий пена,
В ночь, как волк, орущая боль.
Кто вам даст настоящую цену,
Городского асфальта соль?
Свой глоток окаянной свободы —
Косячок, разряженный на треть, —
Унесете под вечные своды,
Не умея стареть и умнеть.
Как вам хочется жить без обмана,
Как легко расставаться с собой,
И какие еще горлопаны
Вас возглавят на праведный бой?

2004



* * *

Ивану Жданову

В пуще свищет соловьюга,
За сугробом образ друга,
Расселившись на дубу.
Тенькнет месяц над аллеей,
Точно он слюною склеен, —
Ненадежнее камеи
В перевернутом гробу.
Из разломанного снега
Волны лепят печенега
С неприкрытой головой.
Гол, стоит в степи ужасной
Силуэт прямой и ясный —
Гирька в чашке весовой.
Хрупкий месяц на морозе,
Точно соловей на розе
Неустойчиво дрожит.
От аллеи до бархана
Вьется посвист окаянный
И зима, как лист, лежит.

2006



ТРИВИАЛЬНЫЕ РИФМЫ

Это значит, мы были контекстом,
Бог нанизывал наши сердца
на гортанную спицу.
Из контекста был выход один —
в прямое наследство,
Хоть пытались скурвиться,
и свалить, и спиться.
Но единый пульс
отсчитывал нам цену,
Но единый ритм
отбивал нам славу.
В кабинет слепой
шли мы, как на сцену,
А в портфелях тертых
несли державу.
Мы уходим вроде бы
незаметно,
Не трясет материк,
и вдоволь хлеба.
Но берем с собой те слова
Завета,
Без которых не будет
ни земли, ни неба.

2006



И ВСе

Стынет подледное ухо,
Где дотлевает сверчок.

Меченный белым пухом
На смоляной бочок,
На коломяный коврик,
На половичный стан,
На леденящий поморок,
На море-окиян,
Он, по доске прошедший,
твердый тяни-толкай,
Рогий, двоякоплечий,
Лег: века вековай.

2006



* * *

Июньский полдень с облаками
Гуляет в пошлую обнимку.
На облаке горит кровинка
Междупланетных изысканий.
Нема привитая береза.
В ее огнепоклонной кроне
Завешена метаморфоза
И брешь в законе.
Ее гарантий серебристых
Дрожит изменчивая россыпь.
Обеспокоен мрачный мистик —
Крикливый дрозд.

2011



* * *

Берущий круто за рога,
На Бога уповая,
Когда-то всячески фартил,
А нынче раздражит.
Я ближе к Богу, чем дуга
Одесского трамвая,
Но он искрит, а я остыл —
И ролик не бежит.
И так ложится мне покой
Ласкательно на плечи,
В виду бульварных перспектив
Равнением даря,
Что даже рифмою складной
Готов провадить вечер
И, в сон сходя, благословить
Шварцвальдского царя.

2012



* * *

Не Бога кохам
Как черта кочерга
Когда два на четыре
Грязный голубь несет в клюве
Ключ от гаража и поминки
Памятник пьяному водиле
В кювете у дороги
От дорогих и близких
С дыркой в золоченом веночке
В гараже два водилы
Харкают и харят ключами
Шестнадцатицелиндровый
Бога кохам кочерга черта

2013



* * *

В кухне плоский шорох тараканов,
Неизменный горький запах табака;
И с прогулки так еще румяна
Эта нежная прохладная щека.
Размежевки коридора тоже горьки
На босяцкий, на Хитровский лад —
Ладаном надышанные полки
Бабками лет семьдесят назад.
Две твои прижитые дочурки,
Пепел в битой чашке через край,
Путаные наши переулки
Да извечный выкрик: «Догоняй!»

2014



* * *

Ю. Орлицкому

Рождение — подписание
Не пеленок: срочного контракта
О правах на свободу воли.
Смерть — истечение,
Не ненужной мерзости
Из ненужного тела,
А означенного контракта.
Оставшееся после смерти
Идет по рукам.
Библиотеки и архивы
Отдаются без любви —
Бедные проститутки.

2015



Сергей Преображенский (1955-2017) — поэт, филолог. Родился и жил в Москве. Окончил историко-филологический факультет Университета дружбы народов (1980), там же преподавал до последнего дня жизни. Автор трех поэтических сборников: «Мы жили в Москве» (1997), «0-1» (2001), «Календа» (2012). Стихи публиковались в периодике (журналы «Смена», «Сельская молодежь», «Октябрь», «Новый мир»), в альманахах «День поэзии», «Молодые поэты Москвы», антологии «Граждане ночи».