Геннадий МОРОЗОВ
О себе
На тихой Оке, в городе Касимове, что до 1472 года был известен как городец Мещерский, родился я.
Шел 81-й день Великой Отечественной войны.
Удалось пожить мне и в деревеньке Поздняково, где окончил начальную школу. А потом — снова город, учеба в 3-й средней школе.
Были у меня и годы студенческие, когда я учился в Касимовском индустриальном техникуме, а потом в Москве, в Литературном институте имени А. М. Горького (семинар Дмитрия Ковалева, а после его кончины — семинар Владимира Цыбина).
Работал в Ленинграде — Санкт-Петербурге редактором художественной литературы издательства "Лениздат". Публикуюсь с 1962 года. Автор книг стихов и прозы, в том числе и детских: "Мещерский городец", "Я рос на просторе", "Отзывчивость", "Посветлело", "Деревянные чубарики" (проза), "Дом принаряжается — вязью украшается", "Молчание бора", "Под сводом небесным", "Невская муза" и др. член СП СССР (1977) и член СП России.
Лауреат Всероссийского Есенинского конкурса — 2014. Почетный гражданин города Касимова.
На тихой Оке, в городе Касимове, что до 1472 года был известен как городец Мещерский, родился я.
Шел 81-й день Великой Отечественной войны.
Удалось пожить мне и в деревеньке Поздняково, где окончил начальную школу. А потом — снова город, учеба в 3-й средней школе.
Были у меня и годы студенческие, когда я учился в Касимовском индустриальном техникуме, а потом в Москве, в Литературном институте имени А. М. Горького (семинар Дмитрия Ковалева, а после его кончины — семинар Владимира Цыбина).
Работал в Ленинграде — Санкт-Петербурге редактором художественной литературы издательства "Лениздат". Публикуюсь с 1962 года. Автор книг стихов и прозы, в том числе и детских: "Мещерский городец", "Я рос на просторе", "Отзывчивость", "Посветлело", "Деревянные чубарики" (проза), "Дом принаряжается — вязью украшается", "Молчание бора", "Под сводом небесным", "Невская муза" и др. член СП СССР (1977) и член СП России.
Лауреат Всероссийского Есенинского конкурса — 2014. Почетный гражданин города Касимова.
В КАЗАНСКОМ СОБОРЕ
В глубоких сумерках собора...
А. А. Блок
А. А. Блок
Смятение таилось в ее взоре,
Души приоткрывалась глубина,
Когда в Казанском, сумрачном соборе,
Случайно мне увиделась она.
И вот идет, меня не замечая,
Волнуется и к выходу спешит...
Я становлюсь рассеян и печален.
Мне взгляд ее о многом говорит!
Хотелось крикнуть: "Стой, не той юдоли
Я ждал от жизни в эти-то лета!"
Но слыша зов Небесной Высшей Воли —
Не смог разжать я грешные уста.
Возможно, я бы жаловался глухо
И горестно роптал бы до сих пор,
Когда б не взлет целительного духа,
Что нес в себе Божественный собор.
ЖЕРЕБЕНОК
Души приоткрывалась глубина,
Когда в Казанском, сумрачном соборе,
Случайно мне увиделась она.
И вот идет, меня не замечая,
Волнуется и к выходу спешит...
Я становлюсь рассеян и печален.
Мне взгляд ее о многом говорит!
Хотелось крикнуть: "Стой, не той юдоли
Я ждал от жизни в эти-то лета!"
Но слыша зов Небесной Высшей Воли —
Не смог разжать я грешные уста.
Возможно, я бы жаловался глухо
И горестно роптал бы до сих пор,
Когда б не взлет целительного духа,
Что нес в себе Божественный собор.
ЖЕРЕБЕНОК
Виктору Гончарову
В просторной и чистой
Конюшне, как в доме.
Лежит жеребенок
На свежей соломе.
Он утром родился,
Он жить привыкает...
И лошадь дыханьем
Его согревает.
Он рыжею шерсткой
Прилип к теплой маме.
И зябко дрожит
И брыкает ногами.
И только понятно
Лишь мне одному,
Что где-то. Телегу
Готовят ему.
В ГЛУШИ
Конюшне, как в доме.
Лежит жеребенок
На свежей соломе.
Он утром родился,
Он жить привыкает...
И лошадь дыханьем
Его согревает.
Он рыжею шерсткой
Прилип к теплой маме.
И зябко дрожит
И брыкает ногами.
И только понятно
Лишь мне одному,
Что где-то. Телегу
Готовят ему.
В ГЛУШИ
Андрею Шацкову
В осеннем небе гуси кружат,
Все выше их прощальный круг.
Спешит губительная стужа
И опаляет все вокруг.
Какие редкие минуты!
Как хорошо пожить в тиши,
Где сам не нужен никому ты
В такой заброшенной глуши,
Где в дни дождливой непогоды
В полях щетинится жнивье.
Дымясь, речные стынут воды,
С утра впадая в. забытье.
И в этот миг блажного счастья
Мне чуждо чье-либо участье
В моей судьбе, в глуши. вот тут,
Где дух мой давят и гнетут
Порывы позднего ненастья.
.Но нет — отраднее — минут!
* * *
Листопад за окнами шуршит,
Гонит ветер птиц по белу свету.
Я живу в касимовской глуши,
Вспоминаю ливневое лето.
Вспоминаю теплые деньки
И зазеленевшие озера,
Угловатый жест твоей руки,
Обрывавший нити разговора.
Пустяковым был мой разговор,
Ты его запомнила едва ли...
Вырывался ветер на простор,
Листья наши лица задевали.
Я, смеясь, глядел тебе в лицо.
Думалось мне: "Лето — отгорело."
Как твое венчальное кольцо,
Жизнь моя мужичья потускнела.
День осенний, гаснуть не спеши!
Душу обрати к добру и свету…
Хорошо в касимовской глуши,
Если глуше места в мире… нету.
Санкт-Петербург — Касимов
Все выше их прощальный круг.
Спешит губительная стужа
И опаляет все вокруг.
Какие редкие минуты!
Как хорошо пожить в тиши,
Где сам не нужен никому ты
В такой заброшенной глуши,
Где в дни дождливой непогоды
В полях щетинится жнивье.
Дымясь, речные стынут воды,
С утра впадая в. забытье.
И в этот миг блажного счастья
Мне чуждо чье-либо участье
В моей судьбе, в глуши. вот тут,
Где дух мой давят и гнетут
Порывы позднего ненастья.
.Но нет — отраднее — минут!
* * *
Листопад за окнами шуршит,
Гонит ветер птиц по белу свету.
Я живу в касимовской глуши,
Вспоминаю ливневое лето.
Вспоминаю теплые деньки
И зазеленевшие озера,
Угловатый жест твоей руки,
Обрывавший нити разговора.
Пустяковым был мой разговор,
Ты его запомнила едва ли...
Вырывался ветер на простор,
Листья наши лица задевали.
Я, смеясь, глядел тебе в лицо.
Думалось мне: "Лето — отгорело."
Как твое венчальное кольцо,
Жизнь моя мужичья потускнела.
День осенний, гаснуть не спеши!
Душу обрати к добру и свету…
Хорошо в касимовской глуши,
Если глуше места в мире… нету.
Санкт-Петербург — Касимов