Вот и закаты, по-моему, к снегу.
Черные тучи и розово-синий
Отсвет с обвалом за Свирь, за Онегу,
Нам не сулящий: ни юга, ни пиний.

Водная гладь серебрится свинцово.
Осень готовится к зимнему сдвигу,
Сдвигу по фазе, и хеку хреново,
Хоть заноси его в красную книгу.

Мы этой жизни не видим, не слышим.
Жизнь западает за вывих комода
Так же и небо, которым мы дышим,
В нас западает, на время, при родах.

Стоит вдохнуть этот воздух, и тут же
Мы уже дышим во всю, без оглядки.
Правда, когда в мире дикая стужа,
Дрожжи души опускаются в пятки.

Просто уж некуда дальше, поверьте.
В пятках, там самое крайнее место.
И вот оттуда, уже после смерти,
В новый замес — для контрольного теста.

за окном Интернета промозглая осень
я смотрю из него на всамделишный мир,
сенокосец дождя чисто улицу косит,
нам не высунуть носа из теплых квартир

— как же дальше мне жить? — вопрошаю я Спаса
оболочки вещей Интернету под стать
не материя — дух смотрит с иконостаса,
и лампады не вскрыта седьмая печать

нам не высунуть нос за предел мирозданья,
что за этим пределом незнамо, Бог весть
мы, смертельно усталые от созиданья,
окопались пожизненно, сирые, здесь

Интернет, Интернет, дай мне яблоко боли,
чтобы сумел я познать, позабыв обо всем,
домотканую осень с опенком в подоле
и найти на Паше свежесрубленный дом,

где от стружки стоит дух высокий и чистый,
где на плахах сосновых слезится смола.
Поселюсь-ка я здесь, господа атеисты,
и присмотрит за мною Господь из угла*.

Между белых берегов
Черная вода.
Снег упал на смыслы слов,
Как на провода.

В доме ходики идут.
Тики-таки-тик.
Жизни вечной пять минут
Каждый Божий миг.
Смыслов черная вода
Катится, в Коцит,
Сквозь поля, сквозь города
И, вотще, молчит.

На пустынных берегах
Брошенных речей,
В можжевеловых кустах
Прячется ручей

Он по камушкам журчит —
Будто его нет.
Вечный странник. Вечный Жид.
Сам себе поэт.

поговори со мной на греческом,
не обязательно гекзаметром
размером просто человеческим
но так, чтоб сердце сразу замерло

поговори со мной над бездною
мне так стоять над ней волнительно
пусть бездна оказалась местною
мне все равно над ней винительно

поговори со мной касательно
того, что жизнь не обязательна

поговори со мной на греческом,
не обязательно гекзаметром
размером чисто человеческим
но так, чтоб сердце сразу замерло

потянешь за слово, потянешь за строчку
и вытянешь рыбку свою золотую
попросишь за внуков, попросишь за дочку
и тут же потянешь за строчку другую

и вытянешь снова волшебную рыбку
и строчку волшебную вытащишь снова
подумаешь в ужасе, — это ошибка!
и снова забросишь, и вытащишь снова

покуда души не коснулась остуда,
она не устанет забрасывать сети,
ты будешь вытаскивать всякий раз чудо
по водам ходя, сам того не заметив

об этом — не думай, об этом — не думай!
забрасывай сеть под названием «Enter»
в библейское море без пыли и шума
подальше, поглубже, желательно в центр…

сгущенка белая, тумана,
накрыла город и поля

сошлись: безбашенные краны,
сошлась безлюдная земля
с нерукотворной твердью неба

слизнуло, будто языком,
машины, лавки ширпотреба
и желтый дом, и белый дом

осталось то, что изначально
уйти не может с молотка
(не то, что зримо и печально),
но то, что млечная река…
но Млечный путь,
там, вместе с нами,
все мирозданье чутко бдит,
пока краеугольный камень
с пращи давидовой летит…