Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

Лев АННИНСКИЙ


ИНОМИРИЕ БЛАЖЕННОГО ИОАННА


Блаженный Иоанн — современный богослов. Основатель славяно-теогамической духовной школы (теогамия с греческого — "богосупружество": сочетание узами человека со Всевышним).
родился и вырос Блаженный в послевоенной Советской России. Живет за границей. Правдоискатель с мировым именем.
Максимализм его правдоискательства таков, что ни одну версию блаженный Иоанн не принимает как окончательную, а в каждом очередном сочинении заново испытывает на прочность все то, что принимал ранее.
Я читаю очередное его сочинение. оно называется: "Нелепости".
"Не лепо ли..." — в вашем искушенном сознании тотчас возникает хрестоматийное начало "Слова о полку Игореве"? Не спешите. Все будет осмыслено заново. С нуля.
Хотя какие там нули! Высшие культурные достижения наличной современности! Блаженный Иоанн держит в уме высшие точки!
"Ахмадулина тенью ходит по цветаевской Тарусе".
Или: "Эпитафия на А. А. Вознесенского. Миллион, миллион, миллион алых роз. Пока не замучает графоманский невроз, а к семидесяти семи пора на погост".
Вроде бы полное уважение к властителям умов недавней эпохи. К некоторым — даже лично-дружеское (поэт Николай Клюев назван "Коленькой"). А что-то мешает Блаженному принять этих свежих классиков безоговорочно. о той же
"Беллочке": она — "курилка в ЦДЛ". А о Цветаевой? "Грязь ногами месить устаешь, как Цветаева в Елабуге..."
Может, к государственно-узаконенным классикам больше почтения? Судите сами: "от широких штанов Маяковского несет туалетной хлоркой. На трибуне съезда КПСС рыдает Максим Горький".
Актриса Раневская — своя: "Фаиночка Георгиевна". Но рядом: "Когда-то в университетах водились Канты, Гегели, Шлегели, профессорскими пользовались привилегиями".
И Маркс помянут в таком же остроумно пренебрежительном тоне: "я не Маркс, чтобы глаз положить на соседскую прибыль".
Есть что-то общее в том, как поминаются у Блаженного общепризнанные авторитеты. ощущение такое, что они — не примеры взлета от "нулевого" уровня к звездам, а наоборот, уникальные нырки со звездного уровня куда-то вниз: к базисному фону, ко всеобщей неразличимости — к "нулевому" фундаменту бытия.
Этот "нулевой" фундамент — капитально важен в миросозерцании Блаженного Иоанна. общепризнанных ненавидимых злодеев недавней истории он иногда поминает, но так стандартно-неопровержимо, что можно не цитировать. Не они определяют ход исторических событий (хотя принято думать, что они). А определяют этот ход, по убеждению Блаженного Иоанна, те безвестные миллионы, которые остаются за пределами внимания историков и вроде бы согласны оставаться "в дураках", а между тем именно они держат общую ситуацию на мушке. И тональность их присутствия в текстах Блаженного — совсем не такая, какая оставлена Маяковскому и Горькому. Невидимо-неслышимо, но зловеще-прицельно:

Я совок пережил каким-то чудом.
Не сгноили ни в психушке, ни в околотке,
хотя палили по мне из соседней будки
два снайпера прямой наводкой.

от изначального прицела — это и есть "от нуля". от того, кто попадает в прицел, зависит общая ситуация.
Стрельба "из соседней будки" — не единственное занятие этих голубчиков. Есть и еще дела.
"На улицу вывалил бизнес с мурлом ихтиозавра. По переулкам старой Москвы ходить небезопасно — оберет как липку шпана, работающая под дагестанцев".
Насчет переулков, дорог и дорожек: асфальтные пустыри упираются в бездорожье. И при этом — Россия изъезжена вглубь и вширь!
Идеалы по отрезвлении сыплются, как пыль с книжной полки. значит, полки остаются? зачем? "Гениальный трактат оборачивается в вечности — словоблудием".
Человек разумный куда делся?
"Гомо сапиенс напоминает параллелепипед".
И что с ним делать? "Какие могут быть библейские заботы, если вместо гомо сапиенса придут роботы?"
"Будь она неладна, эта цивилизация — фалло-ихтио-техно-инферн-рацио".
На таком "нулевом" уровне "эта цивилизация" вызывает только одно чувство: ненависть.
Вся надежда на то, что возможно перерождение человечества на этом изначальном уровне. На уровне детских снов и младенческих молитв.
Что придет на смену?
Царство Добробоженьки. Водевствление. Вобогородицевление. Из чаши неисчерпаемой упоение. Всеумиление. Преупокоение.
Или, как удачнее всего формулирует Блаженный Иоанн, "доброе иномирие".
Путь к этому чаемому преображению неясен. Нынешний миропорядок чреват катастрофой. Преобразится ли природа человека на изначальном, "нулевом" уровне? Непонятно. Добро и зло в умах перемешаны. На чем выстроится иномирие? "Асфальтная Европа воздвигнется"? Исключено! Ни Рим, ни Константинополь не помогут! Нынешний мегаполис тоже не годится: он погрузился в темное иномирие "под музыку церковно-славянской псалтыри"...
Новое, доброе, светлое иномирие должно возникнуть "от нуля" — на совершенно новых бытийных основах.
На кого же опереться? Тут тебе и опричники, и казаки. И еще садисты, маньяки, киллеры. Мифологическая древность перемежается с мудрецами Средних веков.
"Детишки балуются, строят в песочнице катарские замки". Они, кажется, милее всех. Хотя как угадать.
Каждый раз, готовясь уйти в очередной творческий затвор, Блаженный Иоанн заново пересматривает мировой интеллектуальный багаж в надежде отыскать путь к доброму иномирию.
"Начали с ортодоксального православия, и Божия Матерь говорила как строгая параклитская игуменья. Прошли посвящение в богородичный католицизм, черпали из источников оригинального буддизма и ислама, солярной эллинской религии и кипарисовых ларцов Гипербореи... Сегодня осознаем себя как богомилы, наследники русских калик перехожих и европейских катаров, славим Добрых отца и Мать под небом добрых созвездий... Но непредвзятый исследователь доподлинно установит, что дух учения остается прежним, несмотря на определенную эволюцию буквы. Дух последней правды, огненного подвижничества, совершенного девства, жертвенной любви к божеству в лице ближнего".
Блаженный Иоанн с надеждой оборачивается к слушателям: "Подобрели? Поумнели чуточек?"
И ответ подсказывает: "Лучше трижды дураком до святой нелепости, чем монашеский канон в монастырской крепости".
Нелепость — святая?
Или она — изначальная, неодолимая — вставшая на обложку книги "Нелепости"?
И то и другое. Русская душа окрашивает любое слово то в радужные, то в беспросветные тона. Мыслитель волен опираться на то, что ему ближе.
Напомню старинное русское присловье: вражье лепко, а Божье крепко.