Я давно мечтал попасть в Чернянку.
Родовое гнездо Бурлюков, так красочно описанное Бенедиктом Лившицем, давно привлекало меня. Удивительное место в херсонской глуши, где зародился чуть ли не весь русский футуризм. Место, где прошла золотая пора Бурлюков — всего семейства. Семь счастливых лет.
Михаил Ларионов писал здесь картины, Виктор Хлебников жил месяцами и сочинял стихи, Владимир Маяковский давал местным детям уроки рисования. Исаак Бродский писал здесь портрет Людмилы Бурлюк, Алексей Кручёных делал первые эксперименты в «зауми». По древнегреческому названию местности — Гилея, в которой находится Чернянка, с подачи того же Лившица была названа литературно-художественная группа кубофутуристов, первая в России.
Была во всем этом какая-то загадка. Почему все это произошло в провинции? В глуши, не в столицах? Туда и добираться приходилось трудно — лодкой из Херсона до пристани Британы, оттуда на подводе, а ведь нужно было добраться еще и до Херсона. Даже из Киева Бенедикт Лившиц ехал поездом с пересадкой в Николаеве. Отнюдь не ближний свет.
Обо всем этом я думал, ведя машину из Херсона в Чернянку. Дорога была отличной, новой, за окнами мелькали сосновые леса, выросшие на Алешковских песках. Друзья обсуждали предстоящую фотосессию в футуристических костюмах, но мои мысли были далеко. Интересно, как, физически находясь рядом, каждый из нас мыслями способен находиться в разных эпохах. Я в тот момент был с Геродотом.
Геродот был первым, кто описал Гилею. Местность, заросшую дубом, березой, ольхой, осиной, где бродили стада оленей и кабанов. Именно тут была священная роща, в которой находился храм Гекаты, покровительницы прорицателей и волшебников. Именно сюда пришел Геракл, гоня быков Гериона; когда он заснул, устав от холода и непогоды, его упряжные кони исчезли, и в их поисках нашел он в пещере деву с ногами змеи, которая согласилась отдать ему коней лишь тогда, когда он вступит с ней в любовную связь. У них родилось трое сыновей — Агафирс, Гелон и Скиф; от него и произошли все скифские цари, его именем и была названа эта земля.
«Гилеи великой знакомо мне имя», — писал две тысячи лет спустя Велимир Хлебников, тогда еще Виктор; он не стал еще Председателем земного шара, но уже писал здесь свою первую книгу «Учитель и ученик», в которой сделал свои первые предсказания, увидел будущее России и мира, вывел числовые закономерности в происхождении государств и началах войн.
Братья Бурлюки раскапывали тут скифские курганы, словно пытаясь найти в них ключи к тайнам творчества. Именно здесь Бурлюки стали футуристами. Лившиц писал о «Бурлючьем кулаке, вскормленном соками древней Гилеи», — он представлялся ему наиболее подходящим инструментом для сокрушения несокрушимых твердынь.
Через час мы на месте. У въезда в Чернянку — невысокая стела с портретом улыбающейся девушки в вышиванке и венке, надпись о том, что Чернянка основана в 1791 году.
Нас встречает Леонид, херсонский художник, которого попросили приехать сюда сегодня мои херсонские друзья. Он родился и вырос в Чернянке, прямо в доме Бурлюков; в семнадцать лет уехал учиться в Херсон и остался там. Леонид рассказывает, что дом Бурлюков разрушили уже в 80-х, когда рядом построили корпуса машинно-тракторной станции. Дом находился тогда на улице Дерибасовской, от которой сейчас осталось только направление, неширокая полоса грунта и укатанной травы прямо у воды. Озеро, затопившее знаменитый фруктовый сад, располагавшейся на краю Чернянки, в низине, появилось тут после строительства канала в Крым. У самой воды до сих пор растут густые заросли барбариса, посаженные еще отцом большого семейства Бурлюков, Давидом Фёдоровичем. Сто лет назад в их спутанных ветвях гнездились и пели соловьи.
Леонид показывает мне место, где стоял дом, много рассказывает о своем детстве, показывает фотографии. Но я чувствую — не то. Все не то.
Нужно уходить от него.
Отправляюсь гулять по Чернянке сам. За кустами барбариса — знаменитый сарай с табличкой «Стена Бурлюков», установленной недавно. Стены его выложены кусочками битого кирпича, узором, хорошо знакомым по работам Владимира Бурлюка. Внутри, под остатками почти провалившейся крыши, нахожу кирпичи с клеймом «ГМ» — граф Мордвинов. Аккуратно кладу несколько из них в сумку — повезу домой. Стены испещрены надписями: «Владимир Маяковский», «В. Бурлюк», «Василиск Гнедов», «Хлебников», «Николай Бурлюк», «Давид Бурлюк».

Немного дальше — заброшенное здание школы, построенное в начале прошлого века графом Мордвиновым. Под ветеринарную службу используется только передняя часть здания; в задней выбиты окна, а из стены уже начали вытаскивать кирпичи, все те же фирменные кирпичи с клеймом «ГМ». Так в начале 90-х тут разобрали на камни здание детского сада, которое до сих пор не отстроили. Так же разграбили и местный краеведческий музей, который потом с большим трудом восстановили.
Дальше — постамент от недавно снесенного памятника Ленину. Магазины с советским обликом. Белые пленки теплиц. Надо вернуться назад, к дому Бурлюков. Вдруг после прогулки я что-то почувствую.
Иду другой дорогой. Ворота «Сельхохтехники», которую от развалин дома отделяет лишь невысокий забор, открыты.
Меня почему-то тянет туда. Вхожу вовнутрь. Почти сразу справа — длинное кирпичное здание, широкие окна его с полукруглым верхом выкрашены голубой краской. Ничего особенного, но руки сами потянулись к телефону — захотелось их сфотографировать. Обхожу здание с другой стороны. Оно оказывается Г-образным, более короткая часть пустует, окна выбиты, деревянные балки потолка поддерживают деревянные и железные подпорки. На полу — рельсы, тут еще недавно был цех, ездили вагонетки, на стене даже осталась слегка поржавевшая металлическая табличка с надписью: «Токарь! Работай с засученными рукавами или плотно завяжи рукав». Свет льется в здание из всех окон и выбитых дверей, оно кажется удивительно просторным. Делаю десяток фотографий и выхожу.
Навстречу мне, из цеха, в котором шумят станки, идет мужчина.
Представляюсь, рассказываю, зачем сюда приехал и что ищу.
Мужчина почему-то начинает волноваться. Представляется — его зовут Илья.
— Вам ничего не напоминает это здание? — он показывает на длинный корпус Г-образного здания. — Эта красная крыша со слуховым окном на ней? На картине Бурлюка рядом с ним торчали две трубы, а перед домом росла сирень. Эти тополя были тогда еще маленькими.
Я поражен. Конечно, я помню эту работу — пуантель с вылепленными широкими мазками кустами сирени на переднем плане; на заднем плане — длинный дом с красной крышей, слуховым окном и двумя трубами, левее — небольшая лестница, ведущая в соседнее здание, примыкающее как раз перпендикулярно первому.
— Мы специально лазили на крышу — там есть отверстия для двух труб, тех, что на картине Бурлюка. Они были заложены позже. Думаю, этот дом был конторой, в которой работал старший Бурлюк, Давид Фёдорович. Давайте вернемся с вами туда, откуда вы вышли — в цех. Только это не цех, а бывший зимний сад, описанный Лившицем.
Мы возвращаемся назад, и Илья показывает мне шесть широких окон, четыре из которых наполовину заложены.
— Помните, Лившиц писал про шестиоконный зимний сад, давно превращенный в мастерскую? В котором Владимир писал его поясной портрет, а Давид изображал черного человека в высоком цилиндре? Вот она, эта мастерская.
Я почему-то ни секунды не сомневаюсь.
— Бурлюки ездили в экспедиции с основателем Херсонского музея древностей Гошкевичем, раскапывали скифские курганы и делали зарисовки того, что в них находили, — продолжает Илья. — От него они узнали, что Чернянка находилась как раз на северной окраине Гилеи. Гошкевич объяснял это несколькими факторами. Во-первых, с 1850 года на территории Чернянки рос единственный в округе грушевый сад — как раз на территории пода, где сейчас озеро, — и рос без всякого орошения. На юге это практически невозможно. Когда вода сегодняшнего озера начала заполнять под, верхушки деревьев еще долго выглядывали из нее. По ту сторону озера — уже пески, там ничего не росло до тех пор, пока на них не начали специально сажать деревья. Теперь это Цюрупинские леса. До этого там была просто пустыня, а дальше к морю шли солончаки. Выше — Новая Каховка, вся на песках. Дальше — Любимовка, камни и глина. Поэтому любые караваны проходили через Чернянку. Здесь же встречались в давние времена предводители племен. Она было точкой пересечения всех путей — место с высокими деревьями, которые здесь буйно росли. Ничего похожего в округе просто не было.
Так как Гилея была сакральным местом, в священную рощу не впускали никого постороннего, а если кто-то туда все же попадал, ему отрубали голову. В место это были вхожи только вожди и предсказатели. И было так потому, что само это место влияет на людей — у них проявляются способности видеть будущее.
А ведь футуристы — это люди, устремленные в будущее. Вы не находите странным это совпадение?
Мой собеседник заметно волновался.
— Это повлияло и на меня. После того, как я купил эти мастерские и стал подолгу тут находиться, мне начали сниться вещие сны. Это случается так часто, что я уже перестал удивляться. Обычно включаю утром телевизор или захожу в Интернет и нахожу подтверждение тому, что приснилось. Вот из недавнего. Сын служит под Харьковом в пожарной части; однажды мне снится огромный пожар, горит какой-то объект, человек бегает по периметру и кричит: «За это кто-то должен ответить»! Я просыпаюсь в холодном поту и говорю жене — что-то случилось с пожарными. Звоним сыну — не у них. Смотрю новости — в Москве ночью горели какие-то склады, и несколько человек пошли по крыше и провалились прямо в огонь.
Таких случаев множество. Когда где-то есть сильные переживания людей, ко мне сюда это каким-то образом доходит. Я вижу это просто глазами тех людей.
Время от времени я получаю во сне какие-то советы, задания или мне приходят решения сложных вопросов. Таких случаев тоже много.
Интересно, что не все те, кто тут работает, видят такие сны. Я спрашивал у сторожей, которые здесь ночуют, случалось ли у них такое. Отвечают — нет. А вот у сестры кума, которая у меня работает, то же, что и у меня, ей регулярно снятся вещие сны. У кого-то есть эти антенки, у кого-то нет.
И что еще интересно — это место способствует творчеству. Как-то в самом начале, когда я только открыл тут свой бизнес, я заметил, что бухгалтер как-то странно себя ведет. Записывает что-то в блокнот и прячет его. Я вызвал его к себе, нашумел, потом неудобно было — пожилой мужчина. Попросил показать блокнот. Оказывается, он писал туда стихи — тут же записывал их, опасаясь забыть до вечера. Прямо как Бурлюк в поезде с Лившицем. Причем стихи мой бухгалтер писал «лесенкой», как Маяковский. Я спросил, бывало ли у него раньше такое, может, он всю жизнь сочинял — нет, никогда раньше ничего подобного у него не было. Я тогда сдуру выгнал его, теперь понимаю, что напрасно.
Такое вот место.
Дом, в котором жили Бурлюки, примыкал прямо к нашей сегодняшней территории. Напротив сохранился маленький домик, где жила, скорее всего, прислуга, повара. Но уже тогда, в 80-х, один берег улицы стоял в воде и людей отселяли.
А из летнего сада — мастерской Бурлюков, — устроили потом цех. Перестройка была в 30-х годах, видно, что убирались перестенки и добавлялись балки, чтобы расширить помещение.
При Мордвинове все эти здания были администрацией. Я пробовал узнать, когда они были построены. Оказалось, что Бурлюк-отец принял свои дела у немца по фамилии Кох. Он потом ушел на пенсию и открыл пивзавод в Каховке. И эта Г-образная постройка — стандартная постройка немецких колонистов. Дом и хозяйственная пристройка ориентированы двором на юг. Немцы построили дом по своему стандарту, и Бурлюк-отец принял его «по наследству». И его буквально начала преследовать удача.
Я улыбаюсь.
— Вам это кажется смешным? — волнуется Илья. — Почему же тогда именно здесь Хлебников сочинил свои предсказания? Почему именно здесь родилось объединение футуристов и назвали его именно «Гилея»?
Я объясняю, что вообще часто улыбаюсь, и мне на самом деле очень интересно.
— Понимаете, кто-то использует эту энергию, чтобы сочинять стихи, а я использовал ее для конструирования — именно в этом месте мне все дается легко. Как предпринимателю мне это место очень многое дает. У Бурлюков ведь именно тут был самый успешный материально период.
Я смотрю, вы пришли сюда с пивом. В прошлом году приезжали художники — они пришли с вином. И мне кажется, это неспроста. Иногда нужен пир, чтобы к тебе пришли какие-то новые знания или откровения Во время жертвоприношений в древности тоже ведь были пиры. Бурлюки многократно повторяли этот ритуал — помните, у Лившица есть об этом? И настроение тут всегда приподнятое.
Кстати, одно время мне часто снилась какая-то башня в Чернянке. Как будто я должен ее строить. Раз десять снилась, не меньше. Потом присмотрелся к картине Бурлюка — на ней есть на заднем плане высокая башня. Оказывается, тут действительно была башня, я нашел ее фундамент. Бурлюки поднимались на нее.
А я как развлекаюсь — залезаю на крышу этого здания и смотрю вдаль. В эти моменты я полностью отключаюсь от действительности. Возможно, и раньше в гаданиях нужно было подниматься на высокие деревья. Кто знает? Но у меня это работает.
Мы оба поднимаем голову вверх и понимаем, что уже давно накрапывает дождь. Мы не заметили его за разговором.
Я прошу Илью показать мне мастерские. Удивляюсь полу, сделанному из толстых деревянных брусков шестиугольной формы. Они до сих пор в отличном состоянии. Немецкая основательность.
Выходим на улицу. Дождь усиливается. В моем кармане разрывается телефон, но я не хочу снимать трубку — боюсь потерять это волшебное ощущение. У меня действительно приподнятое настроение.
Телефон не унимается. Я не выдерживаю и снимаю трубку.
— Пора возвращаться в Херсон. Начинает темнеть, а ехать нам полтора часа, — говорят мне друзья. — Ждем тебя у бурлюковской стены.
Я прошу прощения у Ильи, объясняю, что нужно уезжать, что меня ждут друзья. Прошу у него номер телефона и с сожалением ухожу.
Иду к друзьям и с каждым шагом все отчетливее понимаю, что очарование этого места необъяснимо. Что здесь нужно остаться. Бросить все и остаться хотя бы на неделю. Попроситься к Илье в гости, переночевать, понять, есть ли у меня эти антеннки. Увидеть будущее.
Друзья, завидев меня, радостно машут руками. Дождь переходит в ливень.
Я бегу к машине, запрыгиваю на сиденье и завожу мотор.