Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

Владимир БОЯРИНОВ


Родился 4 июля 1948 г. на Алтае, в с. Солдатово. Окончил Томский политехнический институт и Литературный институт им. А.М. Горького. Поэтические сборники Владимира Бояринова выходили в таких крупных издательствах, как "Советский писатель", "Современник", "Молодая гвардия", "Советская Россия", "Вече" и других. В 2004 г. удостоен звания "Заслуженный работник культуры РФ". В 2012 г. награждён медалью ордена "За заслуги перед Отечеством".


Слово приворотное ищу


Улыбка

Сердце зашлось, суматошно забилось,
Захолонуло вконец,
Взмыло над пропастью, остановилось…
В полночь приснился отец.

Будто и не было вовсе погоста,
Не поминали навзрыд –
В полночь приснился: кедрового роста
Златом загара покрыт.

Я подхожу, он как будто не видит –
Обережённый судьбой,
Батя кровинку свою не обидит,
Не уведёт за собой.

Он улыбается! Проблеск улыбки
Ищет на ощупь ответ –
И на прозрения, и на ошибки
Льётся лазоревый свет.

Может быть, может быть, светом оттуда
Мир изначально спасён?
Может быть, это и вовсе не чудо,
Может быть, вовсе не сон?


Преображение

Седеющий увалень бурый,
Способный всю зиму говеть,
Укроется собственной шкурой
И спит беспробудно медведь.

А нынче: весна на пороге
В цветах несказанной красы!
Медведь разоспался в берлоге,
Не слышит раскатов грозы.

Всё слаще и всё безответней
Поёт соловей до зари.
И дуб зеленеет столетний,
И тихо гниёт изнутри.

Обрушится дерево вскоре,
Уже не проснётся медведь…

Природе и горе не в горе,
Природе постыдно вдоветь.



Я подожду

Звезда сорвалась и разбилась в осколки,
В крещенскую стужу алтайские волки
Отпели звезду.
Промёрзли кристальные млечные воды,
Свернули мережи кипучие годы,
А я подожду.

В глухой полынье утопилась удача,
Терпенье моё захлебнулось от плача
У всех на виду.
А счастье в соседнем дурдоме хохочет,
Всерьёз о кладбищенской доле хлопочет.
Но я подожду.

Любимая, если ты не заблудилась
И сердце в осколки ещё не разбилось,
Не смёрзлось во льду, –
Ты вспомни, как мы в полынью угодили,
Как медленно сани под лёд уходили, –
Ты вспомни, ты вспомни,
А я подожду.

Уходит ли время, уходим ли сами,
Как наши крылатые с песнями сани
Ушли на беду, –
Никто на стенания не отзовётся,
Сквозь наши бураны никто не пробьётся…
Но я подожду.


Жест

Громовержец Македонский
На последний призван суд.
Возложили труп на доски
И торжественно несут.

Он теперь за всё в ответе,
Жребию благодаря.
И болтаются, как плети,
Руки мёртвого царя.

Жилы мраморно лиловы,
Тленом тронуты персты;
Вывернутые ладони
Убедительно пусты.

Он уже свирепым зверем
Не оскалится, не съест.
И толпа стенает "Верим!" –
Верит в бескорыстный жест.

Да сдались нам эти греки! –
Греки русским не указ.
Все как есть уйдём навеки,
Всех на доски кинут нас.

На груди завяжут руки
Немудрёным узелком,
Наши руки, наши муки
Намертво сомкнут замком.

Будто мы с собой кубышку
Прихватили про запас…

А потом захлопнут крышку
И добром помянут нас.


Незабудки

По майскому, по солнечному краю
Иду один, грущу и не ропщу,
Иду и незабудки собираю,
И слово приворотное ищу.

И вот уже на самой кромке поля,
На срезанном безжалостно краю
Я нахожу родимое до боли
И людям незабудки раздаю.

Когда под колокольные погудки
Меня обманет сумасшедший май,
Любимая, ты вспомни незабудки
И никогда меня не забывай.


Подобно Богу

Г.В. Рожкову

Человек родился магом,
Потому что не был Богом
И не цвёл, подобно макам;
Не владел небесным слогом.

Чувствуешь – с какою болью
Лёгкость вещая даётся,
Осенённое любовью,
Слово плачет и смеётся?

Посмотри – с какого боку
Сказанное выйдет складно –
И твори, подобно Богу,
По любви и безоглядно!


Разорванный атом

Себя не сочтя виноватым
В немыслимом всплеске огня,
Разорванный надвое атом
Осколком вонзился в меня!

Потряс небеса и долины,
Метнулся к зелёным полям,
И на две разъял половины,
И перерубил пополам!

Над силами белой и чёрной
Воздал по заслугам уму.
И молнии перст рассечённый
Уже не грозил никому.


Раковина

Инне Панченко-Миль

Я в руки взял её несмело,
Омыл волною голубой,
Прислушался, – она запела,
Зарокотала, как прибой.

В спираль закрученная туго
Из нарастающих колец,
Она змеиста и упруга,
Великолепна, наконец.

Соль, перемешанная с желчью,
Со звёздной пылью и песком,
Знамение нечеловечье,
Глашатай в образе морском.

Какое тайное заданье,
Какой пронзительный намёк
С ключом к загадке мирозданья
Нам на крыльце оставил Бог!


Сорвётся стылая звезда

Сорвётся стылая звезда,
Сорвётся лист, сорвётся слово, –
Всё будет завтра, как всегда,
И послезавтра будет снова.

Всё повторится в простоте:
В ночи с гнезда сорвётся птица
И растворится в темноте,
Чтоб никогда не повториться.


Тень волны

И не слышны голоса и шаги,
Или почти не слышны.
Георгий Иванов

Художник собственной страны
С лицом классического мима,
Страдал с весны и до весны:
Неуловима тень волны,
Или почти неуловима.

Беду накликал маринист,
Она была не за горами.
Из преисподней жуткий свист
Взмыл рассекающе: цунами!

Огромней крепостной стены
Волна прошла отнюдь не мимо.
На лицах жителей страны
Неуловима тень волны
Или почти неуловима.


Точка

Рваный век вместился в годы,
Годы – в несколько минут.
Годы – гунны, годы – готы,
Скифы тоже тут как тут.

Тьмы сбиваются в мгновенья,
Звенья – в строфы стройных строк.
"Так диктует вдохновенье", –
Говорит провидец Блок.
В райском поле по листочку,
По цветочку буду рвать;
Буду в точку, в точку, в точку
Мысли точные вбивать.

Как темно и одиноко!
Как ничтожен каждый миг!
И чего мне ждать от Блока,
Если сам уже старик?

То не атомная бочка
За околицей гудит...
Как рванёт однажды точка –
Так вселенную родит!


Тропарь

На полигоне ревущих страстей,
Фосфоресцирующих скоростей,
В клочья разорванных нервов и жил,
Господи правый, разве я жил?
Разве грибниц водородных извне
Счастье в грядущем не грезилось мне;
Разве снаружи – из чёрной дыры
Не приходили страдальцу дары;
Разве я, неблагодарная тварь,
Не унаследовал звёздный тропарь;
Разве в обиде на скудость свою
"Господи, слава тебе" – не пою?


Шторм

Глубинный клёкот, ропот, рокот,
И с моря сенокосный дух
Доносит шторм. А берег кроток.
А берег превратился в слух.

Волна накатит и застонет,
О камень разбивая грудь.
А бакен тонет, тонет, тонет –
Никак не может утонуть.


* * *

Кто грозовой воды испил,
Того желанье не погубит.
Ещё полюбит, кто любил;
Кто не любил, ещё полюбит.

Весна идёт! – и зацвели
Подснежники в оленьих взорах.
Весна идёт! – и журавли
Играют свадьбы на озёрах.

Олень победно вострубил,
Взойдёт заря – журавль вострубит.
Ещё полюбит, кто любил;
Кто не любил, ещё полюбит.


В никуда

Мой пёс застыл и смотрит в никуда.
За горизонт свергается звезда.
На русском небе что-то происходит,
Что не происходило никогда.

Пёс смотрит в никуда до одуренья,
Являя сверхъестественное зренье
И, запредельным слухом обостряясь,
Улавливает гибельную связь.

Шерсть на его загривке встала дыбом,
Пасть полыхнула пламенем и дымом.
Поворотясь ко мне, он говорит:
"Галактика соседняя горит…"


За веком век

Я честно прожил двадцатый век,
Миллениума вкусил.
Вырыли мне сырой отсек,
Когда я упал без сил.

Выходит – я не простой человек,
Выходит – Мафусаил,
Если я жил за веком век,
Пока не упал без сил.

И вот лежу в отсеке сыром,
В расцвете творческих лет,
И думаю: в веке двадцать втором,
Я жив ещё или нет?