Коль крови требует народ —
Тиран ему ее дает.
Возможен потому тиран,
Что дик народ, от крови пьян.

Свою выстраивал систему
На протяженье многих лет.
Где облако вполне трирему
Напоминает, спору нет.
Где снег таинственные коды
Мне открывает бытия.
И за алхимией природы
Стремится снова мысль моя.
Где в серебре деревья могут
Намек на истинную дать
К всеобщности людской дорогу,
Которой тяжело шагать.

На дивном перышке Земли летим
В кружении пространств, огней, галактик.
Банально суетимся, спим, едим,
Не зная выводящих в космос практик —
О, космос духа — истинный, а нам
Чуть приоткрыт материальный только.
Все сплетено… Простерта к небесам
Судеб всечеловеческая долька.
Плывут снежинки, смотришь из окна,
Огранкою своей сильна любая.
Светла над нами бездна и пышна,
Хоть синяя, а мнится — золотая.
…миры там входят в новые, звучат
Симфониями, мистикой кристаллов.
Сады планет и птицы их вместят
Немало тайн — таких вообще немало в
Пространствах, чей огонь, пласты и мощь
На перышке своем и не представим.
Снежинки видишь из окна, и толщ
Небес мечтаешь ведать — против правил.

Паруса, как мускулы литые,
Будто бесконечность впереди.
Выпуклые волны и цветные —
С бирюзою каждая в груди.
Всякий порт играет колоритом,
С радугой ведя шикарный спор.
Корабелы жить не будут бытом,
И мещанский лад для них — позор.
В острова колено упираясь,
Парусник получит передых.
К приключениям охватит зависть
Книжного мальчишку из седых.
Возраст книг — мощь баобаба: возраст
Человека пожилого мал.
Но фантазии потребен хворост
Впечатлений: цвет любого ал.
Краснокожих нечего бояться —
В крайнем случае, они убьют.
Из телес гостей готовы яства,
Коль чреват всегда людской маршрут.
Книжного коацервата бездна
Новой жизни нам не посулит.
Парусник, презрев любые беды,
Над волною быта полетит.
Стрелы в мачты попадали точно,
При Лепанто закипала кровь.
Раненые ругань слали сочно
В небеса, чью не понять любовь.
Леопарды Африки рычали,
Эритрея золотом звала.
От валов борта судьбы устали,
Цветом став, как старая смола.
Плаванье отложишь на мгновенье,
Чтоб вернуться к вещему, ему.
Важно лишь вперед и вверх движенье,
Лишь полет опровергает тьму.

Вот мертвая гряда камней —
Круп лошадиный, пальцы, руки.
Развала прошлого страшней
Есть нечто? Только бездна скуки.

Сначала цепенящий взгляд
Реальности, а дальше целый
Кентавров возникает сад,
Но каменный, белеют мелом,

Иль мрамором они желты.
И — ураган вихры закрутит.
Как хорошо — не видел ты
Подобной жути.

Но мертвую гряду камней
Видал — копыта, торсы, гривы.

Оборванные перспективы
Эллады солнечной моей.

Обломки кое-где блестят
Мне неизвестной крошкой, будто
Соединиться вновь хотят
И выйти из игры абсурда.

И мчать, и снова пить вино,
С лапифами подраться даже.
Зачем-то мне порой дано
Зреть ирреальные пейзажи.

Не все досматривают фильм —
Он скучен, вместе интересен,
Привычен, точно тело, им,
Банален, словно кровь, иль плесень.
Пустеет кинозал. Вон тот
Выходит, а потом вон этот.
А фильм идет, всегда идет —
Зимой, весной, роскошным летом,
Уводит образами нас
В осенние пределы… Дети
Заходят в зал, и свет погас,
Про страхи фильм, труды и деньги.
Он все идет, идет, идет.
Выходим все мы понемногу.
Из зала не узнать дорогу,
Какая ждет.