* * *

Спой мне о пепле перепелка
погляди как угли поседели
как хрустят под инеем иголки
вроде бы вечнозеленой ели

Ели-пили, ссорились-мирились
горевали, ждали, дожидались
вешали белье, к грозе крестились
а о пепле нет, не догадались

Спой мне перепелка, спой про пепел
колеи да черные заборы
скрип несмазанной калитки петель
выцветшие тюлевые шторы

Спой мне птица, песня отзовется
если долго-долго в глубину
вросшего по пояс в мир колодца
вглядываться, а потом уснуть

Затворившись волглым одеялом
притворившись частью бытия
птица-птица, зря ты прилетала
все уже про пепел знаю я


* * *

Приятель купил на развале Борхеса
прочел и запил
потом мы носили ему в больницу
апельсины и сигареты
болтали в приемном покое,
не замечая, как в кожу въедается кафель
выбираясь наружу, передавали его приветы
отсылали его письма
на не существующие давно адреса,
заедали водку кабачковой икрой и багетом

Приятель не вышел
собрались, без помпы похоронили
повспоминали совместное, разбежались
только частицы кафеля, хлорки
и халатно-больничной пыли
как въелись тогда
так навсегда и остались

К сорока хоронить приходится чаще
самому торчать в поликлиниках
пить по поводу и лицемерить
мерить время формулой: "а вот в наше..."
жить — не жить, непонятно
под кафельной кожей
пульса уже не проверить


* * *

Война, приходящая в дом
сквозь отдушину над
надломленной вербой
и выше, сквозь черные дыры
сквозь черные двери, откроешь —
нет больше квартиры
где может быть ты
прожил жизнь
и собаки визжат

В борьбе с дарвинизмом
в кирпичном нутре подворотни
где можно с ноги
или, там, поделиться последней
блокадною пайкой
а позже подохнуть в передней
точнее, в парадной
холодного дома напротив

Война начинается с
говоришь: hände hoch
еще говоришь: слышишь
просят огня батальоны
еще и еще
мужики, берегите патроны
повзводно прицельно
ну, сука, когда же ты сдох...

Глотать этот воздух труднее
чем встать в полный рост
за так, по-простому
не в позу и не для плаката
и плакать не стыдно, брат
плакать не стыдно солдату
сто грамм перед боем
давайте, с кого нынче тост

Блокадная пайка
ложится на плечи стакана
за нас, мужики, и за тех
кто сегодня не встанут
за побатальонно, поротно
здесь в рифму — погост
холодные звезды
спускаются над Разгуляем
я в третьем ряду под березой
семнадцатый с краю


Февральская колыбельная для дворника

В пять утра, во дворе ни эллина, ни иудея
только дворник Борисов и его пожилая собака
бутылек боярышника делает мир добрее
на небе тучи и никаких космических знаков

В пять утра просыпаются в стойлах трамваи
хмурые их вожатые зевают и курят приму
дворник Борисов в кучу одну сметает
обертки снов и выстрелы взглядов в спину

Появляются из ниоткуда снегоуборочной машины
сообщающиеся сосуды тел расцепляются из постели
на спине у дворника нити праздничного серпантина
новый год окончен, прошло четыре недели

Дворник думает, собаку подкармливают кришнаиты
втыкает выброшенные елки в снег, поминает черта
в пять утра, непонятно кому говорит: да, иди ты
непонятно кто идет, он мастер такого спорта

А иудеи с эллинами спят и во сне им снится
регулировщик всего шагающий по проезжей части
единый, в тысячи узнанных ими лицах
с нимбом вокруг головы металлическим и блестящим

Дворник глотает боярышник и засыпает тоже
метла подметает сама, собака лает, а ветер носит
его по небу, почти не касаясь кожи
ветер его разбудит, но уже только в восемь


* * *

Буря мглою лежим в могиле
как в окопе на самом дне
нас вчера почти полюбили
а сегодня забудут не

Обольщайся, что по приметам
все нормально смотри дурак
мы опять пережили лето
пережали и так на так

Буря мглою Аид тенями
песня смерти издалека
электричка метит огнями
рельсы жизни дрожит рука

И почти похоже на морзе
и на тремоло в две струны
если истина — это воздух
мы навеки погребены

Буря мглою обратным ходом
передернут затвор часов
затаились по огородам
огородники хуже псов

Их охотницкие забавы
по пернатым навскидку влет
до свиданья рожденный в травах
или здравствуй наоборот