ПОЭТИЧЕСКАЯ МОЗАИКА
ВАСИЛИЙ МИШЕНЕВ
* * *
Откуковали
в лесу недалёком кукушки,
Отулыбались
ромашки на белом лугу,
Вновь за окошком
моей обветшалой избушки
Перед закатом
вороны сидят на стогу.
Низкие тучи
несутся так быстро над полем.
Дальние рощи
белеют стволами берёз.
В сердце тревожном
опять прибавляется боли,
Стоит мне только
взглянуть на речной перевоз.
Вечное время!
Не будь к уходящим жестоко!
Тяжкие думы
несу по дороге своей.
Что ж так, Россия.
под небом тебе одиноко?
Что ж так, родная,
мне грустно средь милых полей?..
ПЕРВЫЙ СНЕГ
Ночью снег полетел, я его не услышал,
Только утром, когда выходил за дровами,
Вдруг увидел пронзительно белые крыши
И деревья с упавшими с неба дарами.
Я смотрел, будто жизни открылось начало,
А былое навеки укрыто под снегом,
Даже память моя, отболев, замолчала,
Первый снег примирил меня с жизнью и веком.
Сколько встречено зим, а никак не привыкну,
Словно выпавший снег никогда не растает...
Я возьму и ушедшую молодость кликну,
И она прилетит снегириною стаей.
Прилетит, возле дома облепит калину,
Как живой костерок под сереющим небом,
И тогда я избу ни за что не покину,
Буду стаю с ладони кормить тёплым хлебом.
НАД НОЧНОЮ ВОЛОГДОЙ
Над ночною Вологдой Кружит лёгкий снег.
Я бреду по городу, Дальний человек.
То, что было прожито, Вспомнить всё нельзя.
В тихой милой Вологде Спят мои друзья.
Кто-то в центре города, Кто-то за мостом...
Кто-то в доме ласковом, Кто-то под крестом!
Я иду к кому из них?
Где найду ночлег?
Все следы на улице Засыпает снег!..
г. Никольск Вологодской области
Откуковали
в лесу недалёком кукушки,
Отулыбались
ромашки на белом лугу,
Вновь за окошком
моей обветшалой избушки
Перед закатом
вороны сидят на стогу.
Низкие тучи
несутся так быстро над полем.
Дальние рощи
белеют стволами берёз.
В сердце тревожном
опять прибавляется боли,
Стоит мне только
взглянуть на речной перевоз.
Вечное время!
Не будь к уходящим жестоко!
Тяжкие думы
несу по дороге своей.
Что ж так, Россия.
под небом тебе одиноко?
Что ж так, родная,
мне грустно средь милых полей?..
ПЕРВЫЙ СНЕГ
Ночью снег полетел, я его не услышал,
Только утром, когда выходил за дровами,
Вдруг увидел пронзительно белые крыши
И деревья с упавшими с неба дарами.
Я смотрел, будто жизни открылось начало,
А былое навеки укрыто под снегом,
Даже память моя, отболев, замолчала,
Первый снег примирил меня с жизнью и веком.
Сколько встречено зим, а никак не привыкну,
Словно выпавший снег никогда не растает...
Я возьму и ушедшую молодость кликну,
И она прилетит снегириною стаей.
Прилетит, возле дома облепит калину,
Как живой костерок под сереющим небом,
И тогда я избу ни за что не покину,
Буду стаю с ладони кормить тёплым хлебом.
НАД НОЧНОЮ ВОЛОГДОЙ
Над ночною Вологдой Кружит лёгкий снег.
Я бреду по городу, Дальний человек.
То, что было прожито, Вспомнить всё нельзя.
В тихой милой Вологде Спят мои друзья.
Кто-то в центре города, Кто-то за мостом...
Кто-то в доме ласковом, Кто-то под крестом!
Я иду к кому из них?
Где найду ночлег?
Все следы на улице Засыпает снег!..
г. Никольск Вологодской области
ВИТАЛИЙ ГРИГОРОВ
ОДЕССА. 2014
Страшная месть
Н. В.Гоголь
Н. В.Гоголь
Для тех, кто убивал, прощенья нет,
Прощенья нет и быть не может.
Ты не клади на стол свой пистолет,
Твой жест тебе, убийца, не поможет.
Сожжённые тела возопиют!
Священника обрубленные руки,
Как змеи, в ваши души заползут
И жалить будут до предсмертной муки!
Отрубленные головы парней,
Как перекати-поле, к вам вернутся,
И языками адовых страстей
Заставят вас до их глазниц нагнуться!
И прыгнувшие с верхних этажей,
Разбитые в лепёшку на асфальте,
К вам явятся в таком же кураже —
На плечи к вам, ребята, принимайте!
И будут резать, жечь и добивать.
Как в зеркале, всё отразится то же...
А если я не прав, за них сказать
То, как сказал поэт: “Но всё же, всё же...”
АВТОБУС МОСКВА-КЕРЧЬ
А теперь у касс кричи иль не кричи,
Мы с тобою едем только до Керчи.
Через Харьков нам уже не проскочить —
Могут запросто в сортире замочить.
Пусть Бандера, пусть Шухевич, пусть нацизм,
Православье — вон, ура — католицизм.
Но какой бы ни был на майдане марш,
Крымский полуостров всё же наш!
УКРАИНЕ
На острие копья — Украина моя!
А кому-то и этого мало.
И который уж год в головах всё вразброд:
Не народ — лоскутки одеяла.
За щитами народ, пред щитами народ.
Вышла троица с дьявольским знаком.
И горит вся земля — и моря, и поля,
И не вижу я Солнца за мраком.
Что же сталося вдруг, ты ответишь мне, друг?
Брат на брата пошёл с кулаками.
Неужели опять мне с сестрой враждовать?
Неужели “всё это” — мы сами?
Что же деется, сват, ты ответишь мне, брат?
Горечь слёз не засахаришь свёклой.
Я тому и не рад, но беру автомат,
Весь от пота сердечного мокрый.
Что же, встретимся, друг, у печали разлук?
Надмогильная память не в радость.
Посмеётся наш враг, назовёт нас “дюрак!”
И отвалит, паршивая пакость!
Украина—Россия
Прощенья нет и быть не может.
Ты не клади на стол свой пистолет,
Твой жест тебе, убийца, не поможет.
Сожжённые тела возопиют!
Священника обрубленные руки,
Как змеи, в ваши души заползут
И жалить будут до предсмертной муки!
Отрубленные головы парней,
Как перекати-поле, к вам вернутся,
И языками адовых страстей
Заставят вас до их глазниц нагнуться!
И прыгнувшие с верхних этажей,
Разбитые в лепёшку на асфальте,
К вам явятся в таком же кураже —
На плечи к вам, ребята, принимайте!
И будут резать, жечь и добивать.
Как в зеркале, всё отразится то же...
А если я не прав, за них сказать
То, как сказал поэт: “Но всё же, всё же...”
АВТОБУС МОСКВА-КЕРЧЬ
А теперь у касс кричи иль не кричи,
Мы с тобою едем только до Керчи.
Через Харьков нам уже не проскочить —
Могут запросто в сортире замочить.
Пусть Бандера, пусть Шухевич, пусть нацизм,
Православье — вон, ура — католицизм.
Но какой бы ни был на майдане марш,
Крымский полуостров всё же наш!
УКРАИНЕ
На острие копья — Украина моя!
А кому-то и этого мало.
И который уж год в головах всё вразброд:
Не народ — лоскутки одеяла.
За щитами народ, пред щитами народ.
Вышла троица с дьявольским знаком.
И горит вся земля — и моря, и поля,
И не вижу я Солнца за мраком.
Что же сталося вдруг, ты ответишь мне, друг?
Брат на брата пошёл с кулаками.
Неужели опять мне с сестрой враждовать?
Неужели “всё это” — мы сами?
Что же деется, сват, ты ответишь мне, брат?
Горечь слёз не засахаришь свёклой.
Я тому и не рад, но беру автомат,
Весь от пота сердечного мокрый.
Что же, встретимся, друг, у печали разлук?
Надмогильная память не в радость.
Посмеётся наш враг, назовёт нас “дюрак!”
И отвалит, паршивая пакость!
Украина—Россия
ВАЛЕНТИНА ОСТАНИНА
ВОЙНА
Сбывались грозные приметы.
Их суть сводилась к одному:
Война идёт меж тьмой и светом,
И, светом разгоняя тьму,
Прожектора в московском небе
Ловили чёрные кресты.
Мать-Родина звала к победе:
— А что для фронта сделал ты?
Дух тленья стлался над полями,
Горели рощи и луга.
Сердца ожгло: — Москва за нами! —
И страх возник в глазах врага...
У ДРЕВА КУЛЬТУРЫ
В России есть такое древо,
Укоренённое в Сибирь.
К нему зимой для обогрева
Летит уверенно снегирь,
Синичка тенькает задорно,
И не скучают воробьи.
Никто не затевает спора,
Здесь все родные, все свои.
Летит, устав от перелёта,
Истосковавшийся скворец.
Весной и летом он в заботах —
Скворчит заботливый отец.
На древе том,
В сплетённых ветках
Ненастье легче одолеть.
Здесь мы, Большой России детки,
Учились говорить и петь.
Омская область
Сбывались грозные приметы.
Их суть сводилась к одному:
Война идёт меж тьмой и светом,
И, светом разгоняя тьму,
Прожектора в московском небе
Ловили чёрные кресты.
Мать-Родина звала к победе:
— А что для фронта сделал ты?
Дух тленья стлался над полями,
Горели рощи и луга.
Сердца ожгло: — Москва за нами! —
И страх возник в глазах врага...
У ДРЕВА КУЛЬТУРЫ
В России есть такое древо,
Укоренённое в Сибирь.
К нему зимой для обогрева
Летит уверенно снегирь,
Синичка тенькает задорно,
И не скучают воробьи.
Никто не затевает спора,
Здесь все родные, все свои.
Летит, устав от перелёта,
Истосковавшийся скворец.
Весной и летом он в заботах —
Скворчит заботливый отец.
На древе том,
В сплетённых ветках
Ненастье легче одолеть.
Здесь мы, Большой России детки,
Учились говорить и петь.
Омская область
НИКОЛАЙ ГУЦЕВ
А Я ВСЁ ЖДУ...
Эпоха, словно баба, самовластна,
Я с ней веду стихом жестокий бой.
Пока любовь земная не угасла,
Не смею уходить с передовой.
Стою один на старом полустанке,
А мимо громыхает сталь колёс,
Где на платформах — танки, танки, танки,
А я всё жду свой мирный паровоз.
СВЕТУ БЫТЬ!
Каких краёв, какого рода
Явился прыткий тамада,
Представ перед моим народом,
Как путеводная звезда?
Он лихо пляшет на пожаре
Шаманский танец пред толпой,
И мир за варварский сценарий
Платить обязан головой.
А вместе с ним три неваляшки,
Эпохи дикой лепота,
Безумной матери близняшки:
Беда, Нужда и Нищета.
Три дочки гнусной перестройки,
Не знают отроду труда,
Всё бродят, бродят по помойке,
Им рукоплещет тамада.
И чёрный ангел тьму пророчит,
Кончину скорую трубит,
Но сердце мира мироточит,
А это значит: Свету — быть!
Белгород
Эпоха, словно баба, самовластна,
Я с ней веду стихом жестокий бой.
Пока любовь земная не угасла,
Не смею уходить с передовой.
Стою один на старом полустанке,
А мимо громыхает сталь колёс,
Где на платформах — танки, танки, танки,
А я всё жду свой мирный паровоз.
СВЕТУ БЫТЬ!
Каких краёв, какого рода
Явился прыткий тамада,
Представ перед моим народом,
Как путеводная звезда?
Он лихо пляшет на пожаре
Шаманский танец пред толпой,
И мир за варварский сценарий
Платить обязан головой.
А вместе с ним три неваляшки,
Эпохи дикой лепота,
Безумной матери близняшки:
Беда, Нужда и Нищета.
Три дочки гнусной перестройки,
Не знают отроду труда,
Всё бродят, бродят по помойке,
Им рукоплещет тамада.
И чёрный ангел тьму пророчит,
Кончину скорую трубит,
Но сердце мира мироточит,
А это значит: Свету — быть!
Белгород
АЛЕКСАНДР КРАВЧЕНКО
УТРО В ДЕРЕВНЕ
Ещё в пруду подрагивают звёзды,
К дремотной речке ластится туман,
Для утра — рано, а для ночи — поздно:
Ераница суток — времени обман.
Но чудится какое-то движенье,
Как будто бы завидит кто часы:
За каплей капля — мерный стук паденья,
Чуть слышный звон стекающей росы.
Но долго ль быть беззвучному рассвету?
Покуда в роще дремлет птичий хор,
Цветной петух, как яркая комета,
Взлетает суматошно на забор!
И началось... Он славицей нестройной,
Кося в запале глазом на зарю,
Орёт от чувств — без дирижёра, вольный,
Во славу наступающему дню.
* * *
Минула лет вереница,
Память точна не во всём,
Надо ж такому случиться —
Всплыло вдруг (явь или сон?),
Будто я снова ребёнок,
Снова на улице той,
Клён, ещё молод и тонок,
Машет мне веткой густой.
Слышу я мамину песню,
Чувствую ласковость рук,
Если подольше бы, если
Не размыкался бы круг...
Сруб из сосновых брёвен,
Шершавой стены тепло,
Полдень июля был томен,
И время, как мёд, текло.
Утро лучами востока
В старые ставни скользит
И света живым потоком
Пылинок полёт золотит.
* * *
Ты помнишь, мама, домик наш у Волги?
Простор степей, где на санях метель
Неслась по бездорожью ночью долгой,
Врывалась в город и ломилась в дверь.
И чудилось, что на краю Вселенной
Испуганно замолк наш городок...
Клубилось небо, грозно и надменно:
Не видно звёзд и не сыскать дорог.
Усталая, садилась ты у печки
И тихо начинала мне читать,
И вдруг короче становился вечер,
И мысль спешила строчку догонять...
В печи огонь потрескивал, светлея.
Казалось, пусть метель в трубе гудит.
Во всей Вселенной места нет теплее,
Чем домик наш, где голос твой звучит!
г. Калуга
Ещё в пруду подрагивают звёзды,
К дремотной речке ластится туман,
Для утра — рано, а для ночи — поздно:
Ераница суток — времени обман.
Но чудится какое-то движенье,
Как будто бы завидит кто часы:
За каплей капля — мерный стук паденья,
Чуть слышный звон стекающей росы.
Но долго ль быть беззвучному рассвету?
Покуда в роще дремлет птичий хор,
Цветной петух, как яркая комета,
Взлетает суматошно на забор!
И началось... Он славицей нестройной,
Кося в запале глазом на зарю,
Орёт от чувств — без дирижёра, вольный,
Во славу наступающему дню.
* * *
Минула лет вереница,
Память точна не во всём,
Надо ж такому случиться —
Всплыло вдруг (явь или сон?),
Будто я снова ребёнок,
Снова на улице той,
Клён, ещё молод и тонок,
Машет мне веткой густой.
Слышу я мамину песню,
Чувствую ласковость рук,
Если подольше бы, если
Не размыкался бы круг...
Сруб из сосновых брёвен,
Шершавой стены тепло,
Полдень июля был томен,
И время, как мёд, текло.
Утро лучами востока
В старые ставни скользит
И света живым потоком
Пылинок полёт золотит.
* * *
Ты помнишь, мама, домик наш у Волги?
Простор степей, где на санях метель
Неслась по бездорожью ночью долгой,
Врывалась в город и ломилась в дверь.
И чудилось, что на краю Вселенной
Испуганно замолк наш городок...
Клубилось небо, грозно и надменно:
Не видно звёзд и не сыскать дорог.
Усталая, садилась ты у печки
И тихо начинала мне читать,
И вдруг короче становился вечер,
И мысль спешила строчку догонять...
В печи огонь потрескивал, светлея.
Казалось, пусть метель в трубе гудит.
Во всей Вселенной места нет теплее,
Чем домик наш, где голос твой звучит!
г. Калуга
ГАЛИНА ШЕВЧЕНКО
ВОСПОМИНАНИЕ О СТАРОМ КАВАЛЕРИСТЕ
В тихом плёсе парная истома.
Над рекой серебрится туман.
Вновь уходит в ночное из дома
С табуном старый дядька Иван.
Кони-кони, ну, как же не вспомнить
Оршу, Вислу, Варшаву, Берлин...
Вы тянули! Аж рвались постромки —
Так, что кожа сползала со спин!
По ночам — ни овса, ни ночлега.
Шли, подковы теряя в золе.
И скрипела родная телега
По чужой, по германской земле...
А потом зарыдали трёхрядки.
Ездовые кричали: “Хана!..”
На солдате, на русской лошадке
Мировая кончалась война.
Стелют звёзды серебряный колос.
Скоро первый петух пропоёт.
Отчего же слезинка так долго
По щеке у Ивана течёт?
г. Пригорск
В тихом плёсе парная истома.
Над рекой серебрится туман.
Вновь уходит в ночное из дома
С табуном старый дядька Иван.
Кони-кони, ну, как же не вспомнить
Оршу, Вислу, Варшаву, Берлин...
Вы тянули! Аж рвались постромки —
Так, что кожа сползала со спин!
По ночам — ни овса, ни ночлега.
Шли, подковы теряя в золе.
И скрипела родная телега
По чужой, по германской земле...
А потом зарыдали трёхрядки.
Ездовые кричали: “Хана!..”
На солдате, на русской лошадке
Мировая кончалась война.
Стелют звёзды серебряный колос.
Скоро первый петух пропоёт.
Отчего же слезинка так долго
По щеке у Ивана течёт?
г. Пригорск
ЮРИЙ КОВЯЗИН
* * *
Пусть и был он небогатый,
Мамой вышитый кисет,
Но на фронте для солдата
Лучше не было и нет.
На кисете жили-были
Мамой вышиты слова,
Их солдаты не учили,
Знали их, как дважды два.
Совершив геройский подвиг,
Сядь, товарищ, закури.
Им бы знать про мамин подвиг
От зари и до зари.
г. Каменск-Уральский Свердловской области
Пусть и был он небогатый,
Мамой вышитый кисет,
Но на фронте для солдата
Лучше не было и нет.
На кисете жили-были
Мамой вышиты слова,
Их солдаты не учили,
Знали их, как дважды два.
Совершив геройский подвиг,
Сядь, товарищ, закури.
Им бы знать про мамин подвиг
От зари и до зари.
г. Каменск-Уральский Свердловской области