Небьющийся хрусталь волны
и гниловатый запах пляжа...
У зеленеющего кряжа
карманы ветра слез полны.
Опомнись на краю строки
и наблюдай дельфиньи спины —
ты уже знаешь, что стихи
всплывают редко, как дельфины.
Чтобы дождаться... надо ждать.
Пусть чайка прокричит, как кочет!
Жизнь этого от нас и хочет —
смолчать, перетерпеть и спать.

Штиль, мальчики, стеклянные шары,
вечерний полудиск и все такое...
бред тихой пристани — условие простое
назаинтересованной игры.

Как будто ничего... но меньше слов
на том же месте, где их было много...
А истина, она всегда у Бога,
а вечер в Ялте — он всегда не нов.

Синеет, узится, молчит.
Как по команде — кипарисы.
Фонарь вчера еще разбит,
Под ним коты, а может, — крысы...
Мычит маяк как мастодонт,
струятся плавники рептилий,
и совершенно без усилий
ночь отменяет горизонт.

Ахейский час над геллеспонтом,
Рискованный и сероцветный.
Не сладишь с ветхим горизонтом,
И этот миф, едва заметный,
Останется чужим навеки.
Буксирами снуют триеры,
И словно испытанье веры
Реальность порта давит веки.

Опять опальная Луна
взвела поломанные брови
паломницы, обречена
пить вечно воду вместо крови.
Соленый луг, танталов пир,
блестит бесцельная дорожка,
приморский вечер понемножку
в могилу опускает мир.

Горизонт, не разевая пасти,
молча пожирает корабли.
Как они бездвижно уплывают...

Шершавый Понт пасет свои стада,
отмахиваясь, как от мух, от чаек.
А я сегодня-завтра уезжаю,
и так обидно, будто — навсегда.
Уже идти, а что-то не иду,
и плакать не могу (спасибо ветру),
Еще дышу последним полуметром
у подступившей соли на виду.