Настоящие подвижники, как правило, незаметны, скромны. Это известно. Порою об их трудах и не знают в широких кругах. Но, между тем, когда такие люди уходят, в культурном пространстве образуются незаполненные пустоты. Связующие нити между гигантами культуры и народом обрываются. А это всегда опасно.
Замечательный литературовед Юрий Леонардович Болдырев был как раз из племени настоящих подвижников.
Многие годы своей жизни он отдал работе над творческим наследием выдающегося русского поэта Бориса Слуцкого.
Болдырев собрал и опубликовал тысячи стихотворений Слуцкого, составил его собрание сочинений, подготовил комментарии к его стихам. Словом, совершил тихий, незаметный подвиг — будем называть вещи своими именами!

Внешне Юрий Леонардович выглядел совсем не пафосно — невысокого роста, с вечным портфелем в руке. Многие (даже те, кто младше его) обращались к нему на ты. Это происходило порою даже комично.
Например, обратился как-то к нему в моем присутствии один молодой редактор.
— Юра, т ы (выделено мной. — Е.С.) когда нам в газету принесешь новые стихи Слуцкого?
Болдырев иронично и достойно ответил, ненавязчиво, вскользь намекая редактору на его бестактность:
— Постараюсь В а с порадовать в ближайшее время, Михаил Иванович...
“ВАС” — Болдырев произнес нарочито отчетливо.
И, вообще, я не слышал, чтобы Болдырев к кому-то обращался на ты.

Мы с Юрием Леонардовичем дружили. Точнее — он дарил меня своей дружбой. Как старший — младшего. Разговаривали мы не только (и не столько!) о литературе, сколько о жизни вообще. Я всегда прислушивался к его советам. Он, скажем, считал, что я могу реализовать свой творческий потенциал на стыке путешествий и журналистики. Все время расспрашивал меня о моих новых поездках и приключениях. И я сначала все рассказывал ему, а потом уже писал в те издания, в которых работал.

В девяностом году, заведуя отделом поэзии журнала для подростков “Мы”, я задумал по совету талантливого пермского поэта Юрия Беликова ввести в журнале новую рубрику “Поэтический ринг”, в которой стихи младых поэтов разбирали бы умудренные мэтры. Я подготовил несколько публикаций. К сожалению, они не увидели свет. Но зато у меня сохранился неопубликованный текст Юрия Болдырева, который разбирал стихи тогда юных Александра Грабаря (внука художника Игоря Грабаря и писателя Льва Копелева) и Павла Рожина. Так что, данное предисловие Юрия Болдырева сейчас печатается впервые. Текст этот, по-моему, глубокий и самодостаточный. И вполне имеет право на существование даже в отрыве от стихов разбираемых авторов. В небольшом эссе — прояснено понимание Болдыревым существа поэзии, выявлены важные критерии поэтического дара.

Александр Грабарь, и Павел Рожин — очень (очаровательно? возмутительно?) молоды. Об этом кричит каждая строчка. Взять хоть общий для них пессимизм: он напоен такой жаждой жизни, что сразу ясно — пессимизм этот юношеский. Но это, пожалуй, единственное, что их объединяет. Дальше начинаются различия.
Александру очень важно что-то СКАЗАТЬ, что-то ЗАЯВИТЬ и ОКАЗАТЬСЯ УСЛЫШАННЫМ, ЗАМЕЧЕННЫМ. Пусть это что-то будет из начитанного (или даже из нахватанного). Пусть это окажется полным пустяком: датами под сочиненным (смешными в таком возрасте) или еще более смешной (на мой взгляд, человека немолодого и видевшего многое) пометкой — февраль 1990. Кельн. И не беспокоит, что сказать пока что нечего (или не получается?), он-то знает, что внутри назрело и жаждет вырваться. И вдруг вырывается:
“Поэты дохнут не так, как простые люди. Два раза: гораздо раньше и много позже”. И над ним и надо мной можно посмеяться: не видишь, что ли, это тоже вычитано, откуда мальчишке знать про это?
Но, во-первых, внимать нужно не мыслям — новых давно нет — все все уже прочувствовали, продумали и сказали, а словам, их сочетаниям: правда о человеке именно тут. А во-вторых, мальчишки-поэты порой легко проговариваются о том, о чем узнают на собственной шкуре и напишут тяжелыми словами лет через тридцать-сорок.

Павлу важнее сказать ЧТО-ТО и не просто сказать, а сказать ОБРАЗНО. Поэтому он не торопится (а Александр торопится и для него прямая речь предпочтительнее), старательно ищет и наконец находит впечатляющий образ мира — громадной серой мыши, обращающейся в волка.

Кто из них на более верном пути? Кто из них ближе к тому, чтобы стать поэтом и сказать людям нечто потрясающее, донельзя нужное? И сколько в них заложено — хватит ли до следующего жизненного поворота? “Когда б вы знали...”.

Люди среднего возраста и постарше помнят, конечно, самую популярную передачу семидесятых-восьмидесятых годов — “Вокруг смеха”. Ее придумали писатель Александр Веселовский и знаменитый поэт-пародист Александр Иванов.
В конце каждого выпуска этой передачи Сан Саныч Иванов читал свои беспощадные к рифмоплетам пародии. Стихотворцы Иванова ненавидели, а народ обожал, хохоча над едкими сочинениями.
Когда я смотрел “Вокруг смеха”, думал: какой все-таки этот Иванов — злой, не дай Бог, ему попасться на перо — не пощадит.
Кроме того, и слава про Сан Саныча шла не добрая, некоторые мои знакомые почему-то называли его русофобом, коллеги-литераторы величали “волком поэтического цеха” и т.д.

В 1990 году мы познакомились. Скажу сразу — Сан Саныч оказался одним из самых ранимых и самых добрых людей, встреченных на моем пути.
Я тогда работал на двух (основных) работах — в журнале “Мы” и в газете “Семья”. И придумал для “Мы” новую рубрику “Телега жизни”, где хотел печатать всякую всячину — стихи, рассказы, полезные советы, юморески и т.д. Попросил Сан Саныча написать предисловие. Он заехал ко мне на работу. Сел за стол. И тут же написал.

“Телега жизни”? А почему бы и нет? Ведь жизнь — это движение. Правда, кое-где жизнь движется на “Мерседесах” и “Вольво”, а мы — на телеге. Каждому — свое. Обидно, конечно. Великая, богатейшая страна, талантливый народ. Но доверчивый. Ведь поди ж ты — попался на совсем голый крючок. И до сих пор бьется. Ну, ничего! Наш будущий фермер сначала будет пахать сохой. Тов. Полозков и Агропром ему это обеспечат, будьте уверены. Но соха-то будет своя! Собственная! Вот в чем главное-то! Так что, на телеге, с сошкой внизу, к победе ком... тьфу! кап... Но самое главное не “к чему”, а “от чего”. Это, кажется, уже ясно всем.
Приветствую.

Текст этот в “Мы” не опубликовали. Рубрику “Телега жизни”, равно как “Поэтический ринг” большой знаток и любитель поэзии редактор “Мы” Г.Будников благополучно “зарубил”.

Тогда же я попросил Сан Саныча написать несколько слов о стихах моего друга Саши Вулыха, которого тоже хотел опубликовать в “Мы” и в “Семье”.
Сан Саныч опять-таки сел за стол. И сочинил.

О стихах А.Вулыха и вообще

Не знаю как кто, а я люблю художественную литературу.
Я с нее живу. Так что чем больше, тем лучше.
Одобряю.
И рубрика — пусть живет.

                Александр Иванов

Потом, спустя какое-то время, мы с ним сделали интервью. О политике, о Ленине, коммунизме, капитализме (он тогда вовсю увлекался всеми этими темами, что, кстати, видно и из его предисловия к “Телеге жизни”). Интервью я опубликовал в газете “Советский патриот”, а позднее оно вошло в мою книжку “Точки над I”.
Мы стали общаться все чаще и чаще. Нередко по вечерам он звонил мне, и мы разговаривали на всевозможные темы. Он показался мне очень одиноким человеком. Детей у него, кстати, не было. Жили они вдвоем с женой.
Я как-то спросил его, кого он считает своим другом? Он долго думал и ответил:
— Пожалуй, Андрея Караулова, хотя он и моложе меня на много лет.
Кстати говоря, Караулов тогда не был так известен как сейчас, по телевизору он еще не выступал, работал в “Независимой газете” заведующим отделом культуры.

В девяносто втором году редакция журнала “Столица” (я тогда уже там работал корреспондентом) справляла в круизе по Москва-реке свой юбилей. Пригласили много гостей, среди них оказались Сан Саныч, певица Анастасия, тележурналист Владимир Молчанов, пародист Михаил Грушевский.
“Звезды” участвовали в концерте. Когда пришел черед выступить на сцене Иванову, корреспондент “Столицы” Леша Беляков почему-то стал нервно смеяться. Иванов послушал истерический смех журналиста и попросил его удалиться.
Беляков замолчал. И не сдвинулся с места. Но Сан Саныч проявил настойчивость. И достойно сказал:
— Если не уйдет он, уйду я.
Пришлось будущему автору книги про Аллу Пугачеву позорно удалиться.
Чувство собственного достоинства Сан Саныч не терял никогда. И уже за одно это я всегда его уважал.

Тогда же в девяносто втором году я надумал вступить в Союз писателей, и обратился на свой страх и риск к Сан Санычу за рекомендацией. Подарил ему свои стихотворные книжки.
Видимо, по дружбе он написал очень хорошие слова, которые я, конечно, не наберусь сейчас наглости воспроизвести.
В Союз меня не приняли. Одна моя старинная подруга-писательница сделала предположение, что не приняли меня именно из-за того, что рекомендацию дал Иванов.
Может быть, это и так. Но скажу как на духу — если бы меня сейчас спросили, что бы я выбрал — быть членом Союза писателей или иметь рекомендацию Иванова, я, не раздумывая ни минуты, выбрал бы второе.

Очень их сейчас не хватает, Юрия Леонардовича Болдырева и Александра Александровича Иванова, честных и бескомпромиссных донкихотов слова. Пусть им т а м будет хорошо. Аминь.

В 1989 году я познакомился с выдающимся вратарем, поистине прекрасным человеком — Львом Ивановичем Яшиным. Я делал с ним интервью для газеты “Семья”, где тогда работал. Говорили мы в основном о проблемах детства, о благотворительности спортсменов. Но расспрашивал я легендарного человека и о многом другом.
Вот некоторые фрагменты нашей беседы.
— Лев Иванович, о Вас ходит много самых разнообразных легенд. Одна из них о том, как Вы в Южной Америке заработали кучу денег, а потом их пожертвовали. Было такое?
— Было. В шестидесятых годах пригласили меня на юбилейное торжество в Бразилию. На телевидении, прямо в студии, установили футбольные ворота. Приехали многие голкиперы. И среди них организовали конкурс: кто меньше пропустит мячей с одиннадцатиметрового удара. Приз — большая денежная сумма. Ну, я и выиграл этот конкурс, а деньги передал одному из местных детских домов.
— О Ваших спортивных достижениях поклонники знают, наверное, все. И сколько раз Вы становились чемпионом страны, и сколько пенальти отразили. Знают даже о том, что Вы - один из немногих советских спортсменов, которые награждены орденом Международного олимпийского комитета. Но вот о Вашей личной жизни информации меньше. Например, по “агентурным” данным нам стало известно, что Вы — страстный садовод-любитель, заядлый огородник...
— Я?... (Лев Иванович от души смеется. — Е.С.) Я бы Вам посоветовал уволить всех Ваших “агентов”. Меня в огород на аркане не затащишь. А вот рыбалка — это дело другое!
— А где Вы ловите?
— Чаще всего езжу на Истринское, Можайское водохранилища. Но не только туда. Рыбачу везде, где есть хоть самый небольшой водоем. На донки, спиннинги ловить не люблю. Предпочитаю обыкновенную удочку. А на мормышку ловлю зимой. Очень это увлекательное занятие — рыбалка. Мы с моими старыми заводскими друзьями — Мишей Голуновым, Витей Оболиным, Толей Напольновым, которые до сих пор работают на заводе в Тушине, частенько выбираемся на природу, чтобы отдохнуть от нашего суматошного, суетного и, прямо говоря, немножко бестолкового мира.
— А на газеты, кино у Вас остается время?
— Времени катастрофически не хватает. Ведь я, хоть и на пенсии, но продолжаю работать тренером-консультантом ЦС “Динамо”. А это — постоянные встречи с молодежью, футболистами наших динамовских команд, которых у нас две сотни. Успеваю, пожалуй, только прочитать газеты да телевизор иногда посмотреть.
— А книги? Какие из последних прочитанных книг Вам запомнились?
— Если честно, то ничего такого уж шибко потрясающего я в последние годы не прочитал. Отдаю предпочтение классической литературе, очень люблю мемуары. Особенно воспоминания наших великих маршалов (Жукова, Рокоссовского...) о Великой Отечественной. Может быть, оттого, что я — дитя войны, знаю о ней не понаслышке.
— В Вашей жизни было немало прекрасных мгновений. Какое-то из них наверняка врезалось в память особо. Расскажите?
— В далеком 1956 году возвращались мы с победной мельбурнской Олимпиады. До Владивостока доплыли теплоходом, а дальше через всю страну — поездом. И вот на одном из забайкальских полустанков ввалился в наш вагон старик в тулупе с заиндевелой бородой и спрашивает: “А кто здесь Яшин?” Оказалось, что он пешком прошел десятки верст зимней дороги до станции и принес в холщовой торбе большого вяленого омуля. “Отведай, — говорит, — сынок, с ребятами, и спасибо тебе за все!” Я, знаете ли, человек далеко не сентиментальный, но тогда даже прослезился и на всю оставшуюся жизнь запомнил человека, ставшего для меня олицетворением тех, для кого всю жизнь играл в футбол.

С первым редактором Николая Алексеевича Островского Марком Борисовичем Колосовым мы общались очень тесно. Перезванивались, я постоянно бывал у него в гостях, пытался (по его просьбе) пробить ему двухкомнатную квартиру (увы, тщетно). И, конечно, мы разговаривали о Николае Островском.
Первым дело я хотел выяснить: действительно ли Островский сам написал книгу, а не кто-то другой. Колосов подтвердил:
— Сам.
Но, как потом выяснилось, редакторская правка была значительной.
В 1987 году я, будучи научным музея Н.А.Островского, написал о М.Б.Колосове заметочку в газету “Московский литератор” и опубликовал там же его мемуары об Илье Сельвинском.

Этот пожилой, с трудом передвигающийся человек — частый гость в нашем музее.
Вот он пришел на один из вечеров, посвященных памяти Николая Островского. Встречаю у входа. И мы поднимаемся на третий этаж, в конференц-зал. Путь этот для нашего гостя не близкий. Идем мы долго.
“Так, сейчас достанем валидол из кармана, откроем коробочку, выпьем, эакроем коробочку, положим назад в карман”. — говорит этот пожилой человек.
Я проделываю все эти нехитрые операции. Разумеется, только валидол пью не сам. И мы движемся дальше, делая остановки на каждом этаже. Рано или поздно мы дойдем до конференц-зала, потому что этот одержимый человек не может пропустить ни одного мероприятия, связанного со своим другом, коллегой и даже в чем-то учеником — Н.А.Островским.
Его зовут Марк Борисович Колосов. Он один из старейших наших писателей. Ему 83 года, в Союзе писателей он с 1934 года — это год вступления в Союз и Н.А.Островского. Кстати говоря, они и родились в один год — в 1904-м.
Жизнь Марка Борисовича удивительна. Он — первый редактор романов “Как закалялась сталь”, член партии с 60-летним стажем, был делегатом 1 съезда писателей, добровольцем в гражданскую войну, прошел всю Великую Отечественную, работая в газетах Южного, Сталинградского и других фронтов. Он встречался с М.И.Ульяновой, А.М.Горьким. Выполнял поручения Алексея Максимовича. Во фронтовой печати трудился бок о бок с советским поэтом и педагогом И.Л.Сельвинским.
А.В.Луначарский написал о нем статью “Марк Колосов”.
Одно ив последних писем А.А.Фадеева адресовано тоже ему, Марку Борисовичу. А его самый первый рассказ “Тринадцать”, опубликованный в июльском номере журнала “Молодая гвардия” в 1923 году, имел такой успех, что был перепечатан всеми комсомольскими газетами союзных республик, вышел в свет и в Нью-Йорке в 1925 году в лояльно относящемся к нашей стране издательстве “Летающий Осип” под рубрикой “Новая русская современная проза”.
Вот такой этот человек. Он давно на пенсии. Казалось бы, мог бы спокойно жить себе поживать на старости лет, но не такой у него характер. Сейчас закончил новую книгу воспоминаний и по-прежнему занимается творчеством Н.А.Островского, с которым встретился 55 лет назад. Именно Марк Колосов сказал Николаю Алексеевичу: “Книга написана хорошо, у тебя есть все данные для творчества”. Сказал эти слова после того, как рукопись была отклонена литературно-художественным отделом издательства “Молодая гвардия”. А 51 год назад, 15 ноября 1936 года, здесь, на улице Горького, 14, в квартире №39 (квартире писателя), участвовал в обсуждении романа Николая Алексеевича “Рожденные бурей”, в самом появлении которого (хотя и косвенно) он тоже принимал участие. Дело в том, что, когда автору романа “Как закалялась сталь” потребовались многочисленные архивные материалы для создания нового произведения, он решил переехать в Москву. Но переехать в столицу и тогда было делом непростым. Так вот, москвичом Николай Алексеевич стал при самой непосредственной, прямой помощи Марка Борисовича, который написал (вместе с Л.А.Караваевой) письмо в ЦК партии, ходатайствуя о квартире для Островского.
И сегодня Марк Борисович верен своему другу. В музее без Колосова неуютно. Говорит наш директор Г.И.Храбровицкая: “Марк Борисович присутствует на всех наиболее значительных вечерах, проводимых музеем. Зачастую народ идет на то или иное мероприятие, чтобы специально встретиться с Марком Борисовичем”. Так было, например, когда совсем недавно в музей пришли молодые шведы и западные немцы. Они хотели встретиться с Колосовым. И он охотно откликнулся. В конце вечера все пели “Вперед, заре навстречу”. А запевал сам Марк Борисович.