Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

Светлана ЗАМЛЕЛОВА


Светлана Замлелова (Светлана Георгиевна Макеева) родилась в Алма-Ате. Окончила Российский государст-венный гуманитарный университет (факультет психологии и факультет музейного дела).
Прозаик, публицист, критик, переводчик. Главный редактор литературных сайтов "Ка-мертон" (www.webkamerton.ru) и "Великороссъ" (www.velykoross.ru).
Награждена памятной медалью "А.П. Чехов". Общероссийским движением "Россия православная" награждена медалью "За развитие русской мысли" имени И.А. Ильина.
Член Союза писателей и Союза журналистов России. Член-корреспондент Петровской академии наук и искусств.


Зрада, ганьба, перемога...


"Зрада, ганьба, перемога.
Зрада и знову ганьба".
И бесконечна дорога.
И неизменна судьба.
Г.Страшевский

Так уж повелось, что многие украинцы живут в параллельном мире. В этом параллельном мире их постоянно унижает и угнетает Россия. Каждая акция неповиновения, каждый пример противостояния, а то и отпора угнетателям становятся поводом для гордости и ликования.
Между тем русский историк Н.И. Ульянов отмечал, что единственным образцом "угнетения" могут считаться указы 1863 и 1876 годов, которые, однако, "не воспринимались населением как национальное преследование". Что же это за указы и чем все-таки Россия так обидела Украину?
Обратившись к истории этого края, кто угодно будет недоумевать: все происходящее там ныне похоже как две капли воды на происходившее в XVII и XVIII веках, только вместо Ивашки Выговского да Юраськи Хмельницкого мелькают иные имена и лица.
Не впервой Киеву клеймить Москву, обвиняя в притеснениях и унижениях. Москвичи еще толком не успели появиться на Украйне, как местная старшина, опасаясь, что новоприбывшие воеводы заставят делиться властью, принялась распускать слухи, что царь принудит носить лапти и угонит в Сибирь. Два года назад на майдане тоже пугали Сибирью, даже Таможенный союз обозвали Таежным.
О "притеснениях" "вільной Україны" "варварской Московией" сохранилось немало свидетельств. Приведем в качестве примера слова Петра I: "Можем непостыдно рещи, что никоторый народ под солнцем такими свободами и привилегиями и легкостию похвалитися не может, как, по нашей, царского величества, милости, малороссийский, ибо ни единого пенязя в казну нашу во всем малороссийском краю с них брать мы не повелеваем"; а также выдержку из екатерининского документа: "От сей толь обширной, многолюдной и многими полезными произращениями преизобильной провинции в казну государственную (чему едва кто поверить может) доходов никаких нет. Сие, однако ж, так подлинно, что напротив того еще отсюда отпускается туда по сороку по восьми тысяч рублей".
Н.И. Ульянов полагает, что Петр Алексеевич ошибался только в одном: свободами и привилегиями пользовался не весь малороссийский народ, а лишь казацкая верхушка, обиравшая своих соплеменников не хуже шляхтичей. Притом что Москва никаких доходов с Малороссии не получала, край отличался неустроенностью и наличием в то же время сказочных богачей, разжившихся в самые короткие сроки. Вчерашние запорожские голодранцы вдруг становились обладателями несметных сокровищ. В основе этого феномена историки видят насилие и воровство.
Никаких притеснений со стороны Москвы эти оборотистые люди не знали. Москва попросту не вмешивалась в малороссийские дела. В XVII–XVIII веках государство российское было еще так слабо, так неустроенно после Смуты и войн, что до наведения порядка, до притеснений буйных и неверных казаков у него не доходили руки.
Зато неутомимые казаченьки не дремали и проявляли чудеса изобретательности. То вдруг, подавшись к полякам, распускали слухи, что это не они, а царь московский "слил" Украйну. То, перекинувшись к крымскому хану, заводили перед народом речи о том, что "московский царь жен и детей ваших в лаптях лычных водить станет, а царь крымский в атласе, аксамите и сапогах турецких водить будет". Видимо, тогдашние малороссийские девочки тоже имели слабость к кружевным трусикам. А то обвинят москалей, что те в городах "всех жителей вырубили, не пощадив и малых деток". До голодомора пока не додумались, но, как видим, сказки о повальном истреблении украинцев москалями в ходу уже почти четыреста лет. Очевидно, существует такой древний малороссийский обычай: всякую свою измену объяснять московской тиранией.
Еще одним поводом для причитаний и обвинений Москвы стал указ Екатерины II от 1783 года, якобы закабаливший крепостной зависимостью малороссийских крестьян, бывших до той поры совершенно свободными.
Однако злополучный указ этот ничего принципиально нового в малороссийскую действительность не привнес. Украинские крестьяне, бывшие когда-то собственностью шляхты, давно уже оказались в зависимости от собственных панов, тех самых недавних голодранцев, разбогатевших всеми правдами и неправдами. Так что указ екатерининский всего лишь упорядочивал существующее положение вещей, приводя взаимоотношения по-
мещиков и крестьян к общеимперскому знаменателю.
Процесс закабаления крестьян на Украйне имел свои особенности, но главное в том, что не Москва принесла крепостное право в Малороссию, оно существовало там и до, и после Переяславской рады. Но история Малороссии романтизирована, как никакая другая история. Так что человеку непосвященному или воспитанному на современных украинских "исследованиях" она видится этакой картинкой, иллюстрирующей известное стихотворение А.К. Толстого:

...Ты знаешь край, где нивы золотые
Испещрены лазурью васильков,
Среди степей курган времен Батыя,
Вдали стада пасущихся волов,
Обозов скрып, ковры цветущей гречи
И вы, чубы — остатки славной Сечи?..

Этакая преизобильная страна: цветущие вишни, полноводные реки, благородный, свободолюбивый народ, казаки, ратующие за торжество православия... А ложкой дегтя — злодей-москаль. Но, чуть отвлекшись от исторической беллетристики и fantasy, понимаешь, насколько все это далеко от действительности и насколько сегодняшнее положение вещей на Украине типично для этого края и значительной части его народа.
Приблизительно между Переяславской радой 1654 года и тем самым указом Екатерины II происходили становление малороссийской знати и упрочение взаимоотношений разных слоев малороссийского общества. Процессы эти историк А.Я. Ефименко описывала так: "Насилие, захват, обман, вымогательство, взяточничество — вот содержание того волшебного котла, в котором перекипала более удачливая часть казачества, превращаясь в благородное дворянство".
Что же касается закрепощения крестьян, то, по слову той же А.Я. Ефименко, совершилось это "чисто фактическим, а не юридическим путем, без всякого, по крайней мере непосредственного, вмешательства государственной власти".
Потом на какое-то время обиды прекратились: исчезло казачество, некому стало присягать всем по очереди соседям, малороссы принялись активно участвовать в созидании империи наравне с великороссами. Всем нашлось и место, и дело в большом общем доме.
Более того, Украйна входит в моду, в столицах многие увлечены собиранием малороссийского фольклора, народных стихов и песен. В 1818 году в Санкт-Петербурге выходит первая "Грамматика малороссийского наречия", автором которой был великоросс А.Павловский. Гоголь, Котляревский, Гребёнка, Шевченко тоже активно публикуются в Санкт-Петербурге. Гоголь в письме к матери сообщает из северной столицы: "Здесь всех так занимает все малороссийское..."
Эта петербургская идиллия могла бы усыпить кого угодно, но только не Польшу, которая и по сей день не отказывается от малороссийских вожделений. Ведь это именно поляки взялись продвигать панславистские идеи среди малороссов, внушая, что все славянские народы, включая "украинцев", должны иметь свое независимое государство, а уж потом всем независимым славянским государствам хорошо бы объединиться и создать славянскую федерацию. Правда, ставку в построении славянской федерации поляки отчего-то делали именно на "украинцев", точно видя в них столп и утверждение некой славянской истины. Западные братья, вроде чехов или хорватов, их интересовали гораздо меньше.
Влияние Польши на украинский национализм — разговор особый. При этом поляки не раз оказывали своим малороссийским подопечным медвежьи услуги. Например, в то время, когда решался вопрос о введении в малороссийских школах для народа преподавания на родном наречии, в Варшаве, бывшей тогда в составе Российской империи, случился приступ национально-освободительной борьбы. И как только поляки подняли восстание, тут же выяснилось, что в борьбу планировалось вовлечь и украинцев, с каковой целью на юге империи распространялись брошюры и прокламации, отпечатанные на малороссийском наречии. В Петербурге недолго думали и 18 июля 1863 года постановили, что, кроме "изящной словесности", никаких других книг на малороссийском языке печатать впредь не стоит.
О постановлении 1863 года вскоре забыли — спустя год оно уже не исполнялось. Зато в израненную украинскую память врезались слова министра внутренних дел П.А. Валуева о том, что якобы никакого малороссийского языка в природе не существует. Обычно эти выдранные из контекста слова приводились как пример унижения москалями украинцев, которые ни о чем так не мечтали, как о развитии собственной письменности и культуры.
Между тем эти обидные слова находятся в окружении других слов, так что все вместе это выглядит вполне безобидно и не так уж бессмысленно-тоталитарно: "Самый вопрос о пользе и возможности употребления в школах этого наречия не только не решен, но даже возбуждение этого вопроса принято большинством малороссиян с негодованием, часто высказывающимся в печати. Они весьма основательно доказывают, что никакого особенного малороссийского языка не было, нет и быть не может и что наречие их, употребляемое простонародьем, есть тот же русский язык, только испорченный влиянием на него Польши, что общерусский язык так же понятен для малороссов, как и для великороссов, и даже гораздо понятнее, чем теперь сочиняемый для них некоторыми малороссами, и в особенности поляками, так называемый украинский язык..."
Кстати, правоту этого суждения подтвердили потом и М.П. Драгоманов, и М.С. Грушевский, сетовавший, что издаваемые им на мове книги, газеты и журналы никто не покупает.
Понятно, что щирый украинец ищет не истину, а поводы для обид, поэтому о причинах появления валуевского указа 1863 года он не станет доискиваться. Тем более что прошло не так уж много времени, и появился новый указ — эмский, подписанный Александром II в немецком городе Бад-Эмсе. 30 мая 2016 года исполнилось сто сорок лет постановлению, запретившему не только печать, но и зрелища на украинском языке. Сегодня каждый свидомый знает, что делалось это с целью унизить национальное достоинство украинского народа, помешать его развитию и устранить таким образом политического, культурного и научного конкурента. Ведь отпусти Россия тогда же, в XIX веке, Украйну на волю, и случился бы в Европе интеллектуальный ядерный взрыв. Тысячи громодян и хуторян в щепу разнесли бы здание европейской науки, основав свое собственное, свидомо-незалежное.
Но если серьезно, то эмский указ вышел из недр самой Малороссии, поскольку инициатором совещания, выводы которого и легли в основу указа, стал М.В. Юзефович — малороссиянин и сторонник единой и неделимой России. Очень может быть, что призрак сепаратизма ему только почудился, когда он ознакомился с сочинениями на малороссийском языке, но что запретительная инициатива пришла не из Петербурга — факт бесспорный, свидетельствующий о том, что далеко не все малороссияне изнемогали в борьбе за независимость от России. И когда сегодняшние украинцы утверждают, будто бы эмский указ "стал завершением более чем двухсотлетней борьбы Москвы против Украины", им следует помнить, что пальму первенства в этой "борьбе" давно перехватил Петербург, да и Киев в стороне не остался.
Эмский указ стал своего рода чертой, разделившей российское общество на две партии. С одной стороны, украинофилы и вечно протестующая русская интеллигенция, с другой — противники украинского сепаратизма и просто безразличные к украиномании люди, которые в то время составляли уверенное большинство.
Между тем кучка украинофилов, страдавших без книг и концертов на ридной мове, по-разному проявляла свое несогласие с новым ограничением. Многие вдруг полюбили Ивана Франко, жившего в Галиции и печатавшегося там на украинском языке. Современные галичане недолюбливают своего выдающегося соплеменника по причине его симпатий к России и русской литературе. Но после эмского указа его стихи переписывались и заучивались наизусть, книги, приво-зимые в Киев небольшими партиями, моментально расходились.
Но случалось и то, что описывает Н.И. Ульянов: "Надобно послушать рассказы старых украинцев, помнящих девяностые и девятисотые годы, чтобы понять всю жажду гонений, которую испытывало самостийничество того времени. Собравшись в праздник в городском саду либо на базарной площади, разряженные в национальные костюмы “суспильники” с заговорщицким видом затягивали “Ой на горе та жнецы жнут”; потом с деланым страхом оглядывались по сторонам в ожидании полиции. Полиция не являлась. Тогда чей-нибудь зоркий глаз различал фигуру скучающего городового на посту — такого же хохла и, может быть, большого любителя народных песен. “Полиция! Полиция!” Синие шаровары и пестрые плахты устремлялись в бегство “никем не гонимы”. Эта игра в преследования означала неудовлетворенную потребность в преследованиях реальных. Благодаря правительственным указам она была удовлетворена".
Среди тех, кто возмущался эмским указом, был и М.П. Драгоманов. Указ коснулся его напрямую: именно благодаря подозрениям в сепаратизме он расстался не только с Киевским университетом, но и с ридной ненькой, став политическим эмигрантом.
Между тем М.П. Драгоманов, будучи украинским патриотом, сторонником свободного обращения украинского языка, не был политическим сепаратистом. Напротив, он писал о том, что отделение Украины от России в отдельное государство совершенно не в интересах украинского народа. Вместо отделения он мечтал о таком преобразовании государства, о таком государственном строе, когда любой народ смог бы развивать свою литературу, свою музыку, свой театр и свою науку, когда будут сохраняться обычаи разных народов, когда всестороннее народное развитие не будет ничем стеснено.
К ужасу всех свидомых декоммунизаторов, воплощением мечты М.П. Драгоманова стал СССР. Во всех республиках изучался местный язык, все народы имели свои театры и свои академии, национальные художественные галереи и музеи родного края.
К сожалению, в советское время о национальной политике мало писалось и говорилось. Например, тема украинизации 20–30-х годов оставалась terra incognita. Возможно, поэтому начиная с перестройки этот пробел быстро заполнился разного рода антисоветчиной, включая и антисоветчину свидомого толка.
Сегодня появляются интересные исследования на эту тему. Например, "Феномен советской украинизации: 1920–1930 годы" историка Елены Борисёнок.
Процесс украинизации был непростым, имели место так называемые перегибы. Русский язык временами беспощадно выдавливался, что, конечно, вызывало у многих недовольство и возмущение.
Доходило временами и до абсурда. Например, Е.Ю. Борисёнок приводит письмо А.М. Горького писателю А.М. Слесаренко по поводу студента Иванова, исключенного из университета за приверженность русскому языку: "Уважаемый Алексей Макарович! Меня очень удивляет тот факт, что люди, ставя перед собой одну и ту же цель, не только утверждают различие наречий — стремятся сделать наречие “языком”, но еще и угнетают тех великороссов, которые очутились меньшинством в области данного наречия".
Известно также мнение И.В. Сталина относительно украинизации и ее "перегибов": "Можно и нужно украинизировать, соблюдая при этом известный темп, наши партийный, государственный и иные аппараты, обслуживающие население. Но нельзя украинизировать сверху пролетариат. Нельзя заставить русские рабочие массы отказаться от русского языка и русской культуры и признать своей культурой и своим языком украинский. Это противоречит принципу свободного развития национальностей. Это была бы не национальная свобода, а своеобразная форма национального гнета".
Допустим, что указами вроде эмского царская власть действительно очень обижала украинцев. Но пришла советская власть, и украинцы, причем даже те, кому это и не нужно было, получили все, о чем могли только мечтать: территорию, правительство, школы и университеты, театры и академии, прессу и литературу. А главное — язык. И что же?..
Сегодня привыкшие врать и жаловаться украинцы уверяют, что никакой украинизации не было. В советских школах украинский язык сам завелся, и газеты с журналами на мове сами печатались, вопреки повсеместной русификации. А ведь даже нынешняя украинская азбука существует на Украине благодаря советской власти. Об этом наверняка еще вспомнят декоммунизаторы — неспроста же там ведутся разговоры о переходе на латиницу.
Даже русофоба Шевченко изучали советские школьники, выучивая зачем-то наизусть в пятом классе:

Как умру, похороните
На Украйне милой.
Посреди широкой степи
Выройте могилу,
Чтоб лежать мне на кургане,
Над рекой могучей,
Чтобы слышать, как бушует
Старый Днепр под кручей...
         (пер. А.Т. Твардовского)

О значении Тараса Григорьевича как поэта, творчество которого отсылает к роману И.С. Тургенева "Рудин", мы умолчим. Скажем только, что включение его поэзии в советскую образовательную программу — это не что иное, как дань уважения братскому народу, каким бы он ни был, каких бы стихов ни сочиняли его прославленные гении.
Тарас Григорьевич был человеком, мягко говоря, странноватым, каким-то мечтательным мизантропом, веровавшим, как и сегодняшние его последователи, в сумрачную украинскую мечту с героическими гетманами, благородными казаками и злыми москалями, которые "и свит Божий в путо закували". В известном смысле он был предшественником А.И. Солженицына, посвятившего себя "опыту художественного исследования" и воспевшего то, чего никогда не было.
Правда, в отличие от Солженицына, Шевченко и сам верил в существование описываемого им мира. Он был типичным "узколобым националистом", человеком не очень сведущим, но очень увлеченным одной-единственной идеей и знать не желающим, насколько она верна и близка к истине. Но еще при жизни украинофилы объявили его национальным гением, и в советское время его просто не могли обойти вниманием — как лучший представитель национальной литературы, он был представлен в школьной программе.
Но они опять недовольны. На сей раз своему бандеровско-кучмовскому предательству они нашли оправдание в голодоморе. Аргумент, что голод случается в любую эпоху и в любой стране, а государству со всеобщим бесплатным медицинским обслуживанием ни к чему морить своих граждан голодом, на них не действует. На них вообще ничего не действует, потому что ненависть — это смысл их существования, их национальная идея. Перестань они клясть москалей, и жизнь их станет пустой.
Говорят, будто Россия не "работала" с Украиной все постсоветское время и оттого процвела там русофобия, подняла голову бандеровщина. Но едва ли могло появиться все это на пустом месте. В царское время действовали запретами, в советское — поощрением, сегодня вообще никак не действуют. Но они одинаково ненавидят любую Россию — хоть царскую, хоть советскую, хоть буржуазную. И сходство происходящего сегодня с происходившим во времена гетманщины не случайно.
Н.И. Ульянов утверждал: "Кто не понял хищной природы казачества, кто смешивает его с беглым крестьянством, тот никогда не поймет ни происхождения украинского сепаратизма, ни смысла события, ему предшествовавшего в середине XVII века". Происхождение казачества связано со степью. Это очень пестрая среда, образованная слиянием степных народов с действительно беглыми крестьянами и прочим людом, искавшим воли. Ни о какой чистоте крови на Украине не может быть и речи — на перекрестке всех дорог, каким был этот край с незапамятных времен, неоткуда взяться однородной нации.
Но важно помнить и то, что казаки и малороссийский народ — отнюдь не одно и то же. Казаки — это не просто хлопцы в шароварах, это особая каста, со своим мировоззрением и мировосприятием. С давних пор на Украине существуют две силы: центробежная (казачество) и центростремительная (народ малороссийский). При этом усилившееся и активизировавшееся сегодня казачество активно вербует малороссиян в свои ряды.
Примерно одно и то же повторяется в Малороссии уже триста шестьдесят лет. Все те же измены и предательства, все те же фейки или подметные письма, все те же гетманские универсалы, изобличающие алчность и жестокость, варварство и чужеродность москалей. Ничего нового! Надеяться, что кому-то удастся прервать эту дурную бесконечность, наверное, не стоит.
Единственным средством противостояния может стать просвещение: нужно как можно больше издавать и популяризировать материалы о подлинной, а не вымышленной истории этого края. Чтобы не было как с мальчиком из Керчи, рассказавшим о себе: "Я родился в русскоязычной семье ватников. В детстве общался на русском. В 14 лет поехал на олимпиаду по украинскому языку в Сумах. Там подарили книжку про Степана Бандеру. Когда прочитал, начал со всеми говорить на украинском. Отец за это выгонял из дома, мать постоянно ругала. В военкомате тоже говорил на украинском. Меня положили в дурку. Но это не остановило. На крымских улицах говорил на родном языке, ходил в вышиванке и носил на рюкзаке значок с Шухевичем".
Если бы этот мальчик прочитал правдивую книжку про Степана Бандеру, то, возможно, зачурался и занялся бы усиленным изучением родного языка. А малороссам, спокойно взиравшим, как на олимпиадах по украинскому языку детей одаривают книжками, от которых они попадают в "дурку", остается сказать только одно: доигрались вы со своими казаченьками.