Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

Рецензии


Лилия Газизова, «Верлибры»
Казань: Татарское книжное издательство, 2016.

Какие первые слова приходят в голову, когда я думаю о Лилии Газизовой? — Благородство и утонченность, причем во всем, удивительное чувство меры и стиля. Изысканные наряды, точеная фигурка, да и само имя — Лилия, цветок с дивным тонким ароматом. И вот у меня в руках новая Лилина книга «Верлибры» — такая же изысканная, в красивых терракотовых тонах, ничего лишнего. В книге новые и уже известные стихи, многие из которых давно люблю. Теперь уж я точно хорошо узнаю лирического героя Лилии Газизовой, и он станет ощутимее и реальнее. Такие ли задачи ставит перед собой поэт?
Так же, как Лиля-«ключ к городу К», ключом к сборнику является стихотворение, предваряющее книгу:

Стать стрелкой на часах
Казанского кремля.
Клавишей Delete
Мирового компьютера.
Дымчатым портсигаром.
Западающей си-бемоль,
Утренним бесцветным мраком,
Всеми собаками мира.
Очками Exte на родной переносице.
Безвольным сердечным клапаном —
Чем угодно,
Лишь бы не Лилей Газизовой.

Случайны ли эти образы? Каждый из них невольно вызывает рефлексию, и читатель выстраивает свой видеоряд, ряд ассоциаций. Я вспоминаю первое посещение Казанского кремля. Говорят, стрелки на его часах в морозы и ветер показывают неправильное время. А клавиша Delete, это как? Взять и стереть мировую историю? Си-бемоль, о да, моя любимая музыкальная школа, Ольга Николаевна, класс фортепиано. Стайки собак утром, пока еще все спят, мне пришлось отбивать от них кошку. Впрочем, я увлеклась. Но вот ведь какой интересный прием избрал автор! Простое называние, без жесткого диктата и морализаторства, оставляет такой простор для воображения, что невольно увлечешься.
Что же такое не быть Лилей Газизовой? Это своего рода игра, набор ролей и состояний, бегство от себя в особую реальность. Для меня в детстве особой реальностью были книги, в них очень удобно было прятаться. Для кого-то особой реальностью был театр и кинематограф. Многие критики говорят о кинематографичности стихов Лилии Газизовой, соглашусь с ними:

В моем фильме идет дождь.
Вода стекает по желобу крыши
Потемневшего от бессонницы
Старого дома
В большую деревянную бочку.
Там плавают головастики…
(«Попытка киносценария»)

Чем отличаются верлибры Лилии от тех многочисленных верлибров, которые слышу, читаю и часто сразу же забываю? Что выхватывает ее видеокамера из окружающего мира? Самые обыденные вещи: цветы, чашку кофе, сигарету, очки, улицы любимого города. Объектив останавливается и показывает крупным планом какие-то незамысловатые детали быта. Мы слышим случайно брошенные фразы, улавливаем мимолетные эмоции. И во всем этом нет ни грамма фальши, никакой позы, высокомерия, просто ненавязчивый рассказ об обычной жизни. Но мне интересно слушать и совсем не скучно! Некоторые сюжеты я потом долго прокручиваю в памяти.

«Попытка киносценария» и «Девочка и поезда» — одни из самых моих любимых стихотворений у Лилии. Они — про щемящее чувство тревоги и безысходности, особенно остро ощущаемое в детстве. Счастливое советское детство, кто бы мог подумать! Но, кроме радости и восхищения от мира, детство — это и первая встреча с несправедливостью, предательством тех, кто твоя надежда и опора, первая встреча с болью. Мир маленького ребенка — такой крошечный, по мнению взрослых, а боги-родители такие большие и могущественные.

Август развода родителей
Гудит во мне гулом
Приближающегося поезда.
И нарастающим стаккато колес…

Очень хорошо помню, как страшно, когда родители ссорятся, и весь мир уходит из-под ног. А помните, как плачут младенцы? Так самозабвенно проживают одну-единственную эмоцию горя, будто не разбитая коленка у них, а гибель Помпеи.
В книге Лилии нахожу много свидетельств ушедшей эпохи СССР. Вот « Олимпиада-80». Диковинная порезанная колбаса в пакетиках и первая кока-кола.

Мишки были на рюмках и бокалах,
Футболках и брелках,
На серебряном перстне.
Один даже на коврике
Был вышит.

Да-да, кто ж не помнит этих многочисленных мишек, и как все трибуны рыдали под улетающего мишку? Нам, детям 70-80 годов прошлого века все это было в диковинку. Читаю и нахожу опять про себя:

Мама презрительно щурится,
А папа восхищается.
После восемнадцатого —
Я и в большом круге не удерживаюсь.
Мама уходит в дом,
А папа восхищается.

И дивится дачный люд
На фуэте мои,
На мамину строгость,
А больше всего —
На папино восхищение.

Как мне это знакомо: мамина строгость и папино восхищение. Может, это и есть «не быть Лилей Газизовой»? Ибо читатель может побыть собой или желтым цветком, одуванчиком, или «левой своей половиной». Вообще это универсальная формулировка автора быть чем-то или кем-то. Утверждение бытия как такового, и не важно, в какой роли: рыжей бестии, балерины, врача, татарской княжны. Означает ли это — быть Лилей Газизовой? Каково это быть Лилей Газизовой? Может быть, это больно и страшно? Вряд ли мы получим ответ. Автор, дающий такой простор для интерпретаций, постоянно ускользает и остается загадкой. Видимо важнее вот это текучее состояние постоянной изменчивости без всякой закостенелости и мертвечины. Поэт дает возможность примерить все те мимолетные настроения, ситуации, роли и маски, поучаствовать в грандиозной театральной постановке, имя которой — жизнь.

Алёна Бабанская