П е р в ы й. Что он сказал?
В т о р о й. Не произнёс ни слова. Ни слова не издал. Нигде.
Т р е т и й. Он не к тебе обратился. Он ищет. Не мешай человеку в поиске, нигде и никогда, слышишь?
П е р в ы й. Ну вот опять.
В т о р о й. Я сказал это впервые.
Т р е т и й. Всё давно уже сказано.
П е р в ы й. Где? Дайте мне послушать того, кто хоть что-то сказал.
В т о р о й. Не мешаю благородным исканиям как в драмах Стриндберга.
Т р е т и й. (неразборчиво)
П е р в ы й. Вот именно. Вот имя. Именование вещей старая проблема. Я устал и ухожу.

В т о р о й. Вот и остались мы вдвоём, нам остаётся лишь молчать.
Т р е т и й. Давай помолчим, это так хорошо, в этом столько глубины.
П е р в ы й. Да замолчите, наконец.
В т о р о й. Разве он не исчез.
Т р е т и й. Начинаю прозу. Природа смолкла, просвечивает отсутствие структуры, отсутствие порядка. Только углы, квадраты, прямые линии, с которыми так долго боролись художники. Которые так долго отстаивали другие художники. Мир не единство, слово не скрепа, строение не крепко, уже всё ветхо,
как мой настрой на прозу ветхо,
как ветвь гнилого древа,
ветхо как молния,
как мир
как Бог.
Обветшание касается мебели,
домов, моральных устоев и художественных форм. Обветшанию подвергается всякое перечисление как кажется не связанных между собой вещей. Это старый приём.
Обветшание есть форма забвения. С чего всё началось? Повод не важен. Как и процесс, как и плод. Обветшание не есть аргумент против. Обветшание ценится антикварами и ценителями древностей, оно стоит дорого.
Обветшание даже бесценно, ветхие мысли никак не продать, но они не подлежат использованию, они рассыпаются, стоит до них дотронуться. Но с ними ничего не происходит – ветшает и то, что до них дотрагивается. Сам способ мыслить обветшанием стар как мир.
Ветхое самоё надёжное. Ветхий заброшенный дом посреди поля. Ветхая любовь. Ветхая земля. Ветхие боги. Новые боги. Ветхие боги. Ветхие ноги старика, сам старик и его мудрость – он знает только о ветхости.
О чём ещё говорить, как не о ней. Что ещё любить кроме неё. Всё прочее мнение и пустота, есть только ветхие вещи.
Уставший стол, уставший стул, уставшая рука, уста.
Остановка речи.
Каждая пауза несёт всё больше ветхости, и каждое слово даётся с трудом. Внимание, говорит ветхость, кость мира.

Я больше ничего не понимаю.

П е р в ы й. Прошло много лет, я дряхлый старик.
В т о р о й. Ты и до этого не молод был, твои ноги медленно идут отсюда.
П е р в ы й. Забвение сном, я хочу забыться. Я устал от ветхости.
В т о р о й. Ты слышал, что сказал Он?
Т р е т и й. Ветхость превыше всего. Есть только она. Влачи и дли, руки оброни, урони достоинство, плетись, ползи, лги.
П е р в ы й. Что он сказал?
В т о р о й. Не произнёс ни слова. Ни слова не издал. Нигде.
Т р е т и й. Издал сотни книг от разных имён, половина в забвении, об остальных тоже вскоре забудут.
П е р в ы й. Следи, ищи направление, быть может, ты выведешь нас.
В т о р о й. Призови свои силы.
Т р е т и й. Призвал.
В т о р о й. Устал.
В т о р о й. Да ведь и вне ветхость. Я видел бога.
Т р е т и й. Степное поле, жёлтая трава, небо серое. Таковы были обстоятельства места.
П е р в ы й. Что ты там делал.
В т о р о й. Он шёл, я видел бога, там ветхость.
Т р е т и й. Показался дряхлый старик с благородной бородой патриархов.
В т о р о й. Он плёлся,
он лгал,
он бог,
дождь ал.
П е р в ы й. Кровь распятого. Ветхий крест, ветхие деревья, солдаты устали, их шлемы лежат, отдыхают, зевают и копья.
Т р е т и й. Он медленно шёл на север, он не исчез за горизонтом, я долго смотрел, он там и остался. Он устал идти дальше.
В т о р о й. Он устал от призывов к жизни. Человек есть.
П е р в ы й. Я не могу удерживать внимания: кто из нас кто?
В т о р о й. Что он сказал?
Т р е т и й. Я не помню, что я проза и стихи.
В т о р о й. Он не к тебе обратился. Он ищет. Не мешай человеку в поиске, нигде и никогда, слышишь?
П е р в ы й. В бога ударила молния.
Он конечно был ветх сух он загорелся.
Молния обветшание.
Поцелуй меня и казни.
Ветхость кость.
Что он сказал.
Повторение вечный мотив мира.
Прапоэзия, обветшание, повторение.
Я не боюсь повторяться.
И растворяться не боюсь.
Ветхость кость мира.
Пламя и молния ветхи.
Ветхость ветха.
Ветвь цветёт, повешенные давно забыты.
Нет, не цветёт.
Вечная осень.
Зима не начнётся.
Ночь не начнётся.
Свет не начнётся.
Всё равно не запомнишь.
Всё равно не забудешь.
Всё равно будешь вечным:
будешь снова,
будешь новым,
будешь ветхим.

Обрыв в безумие – стоит ли? Возвышенно? Гёльдерлин, Ницше, Целан – как кажется, красиво. Но, судя по их случаям, что в моём? Разве буду я говорить о Вечном возвращении или молнии мысли?
– Нет; в оцепенении от безразличности происходящего я ухвачусь за смешное. Я буду говорить о спичках. Только о них. Все будут смеяться, будто я сошёл с ума. Но я утрачу смысл говорить о чём-либо ещё, вообще говорить. Какая разница, о чём? Да хоть о спичках. «Палакш». Могут подумать, будто я вкладываю в это смысл: он и впрямь будет. Это будет значить: «вы, глупцы, неужели не понимаете, что несёте вздор? Все несут вздор, даже в вопросах метафизики и эстетики. Не всё ли равно тогда, о чём говорить? Да хоть о спичках».
И близкие будут качать головами: «вот к чему всё это приводит» (то есть, философия), а я буду кричать им в лицо: «Спички!»
Вот так Гёльдерлин говорил «палакш».
Вот так Ницше говорил о боге.
Вот так Целан говорил о себе.

– Нет; в оцепенении от безразличности происходящего я ухвачусь за важное. Я буду говорить о спичках. Только о них. Все будут смеяться, будто я сошёл с ума. Но я утрачу смысл думать о чём-либо ещё, вообще думать. Какая разница, о чём? Да хоть о спичках. «Палакш». Могут подумать, будто я не вкладываю в это смысл: но он будет. Это будет значить: «вы, глупцы, неужели не понимаете, что несёте вздор? Все несут вздор, даже в вопросах метафизики и эстетики. Но есть нечто важное. Это – спички».
И близкие будут качать головами: «вот к чему всё это приводит» (то есть, откровения и озарения), а я буду шептать про себя: «Спички». Спички. Спи-чки.
Вот так Гёльдерлин шептал «палакш».
Вот так Ницше шептал о боге.
Вот так Целан шептал о себе.

Отыскивать смысл – совершать насилие. То же, что быть внимательным. Человек – охотник до смыслов. Отыскивать смысл – значит быть внимательным и совершать насилие. В каком-то смысле, совершать насилие – то же, что отыскивать смысл.
Становится страшно и хочется спрятаться. Да, прятаться от ищущего. Он ходит близко и оглядывается, взгляд его набит. Он умеет разыскивать, но я прячусь. Он неудовлетворён моим отсутствием, он схватывает меня и сажает в сочетания слов.
Человек охотник до слов, он тюремщик, часовой. Он внимателен, хоть и кажется спящим. Охотник никогда не спит. Он издевается надо мной, он делает вид, будто отпускает. Тогда ему снятся бессмысленные сны. Но после пробуждения одним движением ума запихивает меня в слова.
Насилие не обязательно грубое, оно бывает утончённым. От этого ещё больнее. Я не хочу сказать, что дело не в словах. Дело только в них. О чём ещё говорить? Я в них, но он делает что-то другое: он держит меня взаперти. Я больше не могу говорить.

Спички.
Спи, охотник, спи.
Спи, я никуда не убегу. Мне некуда бежать.
Мне некогда убегать, время вышло.
Я буду убегать. То, что некуда и некогда – главный довод в пользу.
Бег очень полезен.
Я знаю людей, которые бегают.
Спи, охотник до смыслов, я там тоже буду.
Я больше ничего не помню.

Спишь?
А они? Усыпи и их, рассуждай вслух и посмеивайся.
Им это нравится. Они улыбаются. Они приоткрывают подготовленный для смеха рот. И ведь смеются. Смеются «до упаду». Остроумие заключается в том, что внезапно появляется смысл. Они верят в смысл. Человек охотник до смысла.
Они говорят осмысленные предложения. Чувственное, артикулированное бормотание вполне приемлемо, особенно если с жестикуляцией (умеренной, разумеется…). Бормотать, бормотать. Некрасивое слово. Но я не виноват, что подходит именно оно.
Если это письмо настигло тебя – значит, я уже далеко.
Нет-нет, я тактичен. Едва ли оно вдруг разбудит тебя, спи дальше.
Даже если хотел бы разбудить – не смог.
Я бессилен перед сном.
Мрачный предмет обихода, эти спички. Очень мрачный. Меня там нет.
Я больше ничего не понимаю.

Тише, тише. Лес поёт в утреннем тумане. Тише, тише, спи. Серое безразличие успокаивает, я нашёл покой. Спички – тот же лес. Это не замыкание, просто вспомнилось.
Теперь всё.
Оцепенение снято. Теперь мне никогда не выйти отсюда.