Первые четыре месяца шла ежедневная бомбардировка интеллектуальными посланиями, и обе стороны с удовлетворением отмечали, что у них много общего: те же философские взгляды, те же классические познания. Им обоим свойственны пылкость и склонность к смутным намёкам-рассуждениям. Роберт не сомневался, что нашёл в Элизабет ту, которую тщетно искал в других женщинах, – советчицу и вдохновительницу.
Во вторник 20 мая 1845 года была предпринята мощная атака на Уимполстритский замок. Поручительство мистера Кеньона и настойчивость принца Браунинга открыли запертую для всех дверь комнаты Элизабет. Войдя, Роберт увидел хрупкое создание, вытянувшееся под одеялом, мертвенно-бледное лицо, волну тёмных кудрей, наполовину скрывавших большие нежные глаза. Он не был разочарован: он знал, что эта женщина страдала от неизлечимого недуга. Как ни странно, её физическая немощь, болезненный вид, худенькие прозрачные руки тронули его до глубины души, а внутренняя сила, живая реакция, острый ум привели поклонника в восторг. В таинственной замковой башне, отделённой от мира толстыми стенами и крепкими запорами, он нашёл необыкновенное существо и теперь уже не умозрительно, а наяву пленился поэтессой.
С ещё большим пылом он принялся доказывать Элизабет свою всепоглощающую любовь. Однако убедить её в искренности своих чувств оказалось задачей не из легких. Она не решалась ему поверить. Он на шесть лет её моложе, он сильный, красивый, умный, талантливый, светский. А она – потерявшая привлекательность женщина-инвалид с комплексами старой девы да к тому же ещё узница тирана отца, который добровольно никогда не отпустит её на свободу.
И всё-таки чувства победили: Элизабет поверила и ответила взаимностью. Она писала Роберту: "Моя жизнь близилась к концу, когда я познакомилась с Вами; если я ещё жива, то только благодаря Вам: я вернулась для Вас одного". Чудо свершилось! Элизабет проснулась и безраздельно отдалась новым для неё ощущениям. Когда-то она написала: "Лучше кинуться в крапиву и колючки, чем шагать по ровной дороге…" Теперь, когда под эмоциональным натиском Роберта Браунинга стены неподвижности и затворничества рушились, Элизабет кинулась "головой вперёд" "в крапиву и колючки" неведомого чувства.
Всё, что с ней происходило, она подробно описала в сонетах. Если бы отец случайно открыл тетрадь, которой она поверяла самые сокровенные мысли, то решил бы, что дочь переводит любовную лирику португальского поэта XVI века Луиса де Камоэнса. Элизабет позаимствовала у классика форму, размер и ритмику стиха. Ей удалось обмануть бдительность своего тюремщика. Даже столкнувшись с поклонником дочери, мистер Барретт ни о чём не догадался. Конечно, он знал, что какой-то молодой поэт бывает у Элизабет, но домашние тщательно скрывали частоту его визитов, тем более что они наносились в те дни, когда хозяин дома на Уимпол-стрит посещал контору.
Если братья и сёстры, верная служанка Уилсон, ближайшая подруга Мэри Милфорд и проницательный мистер Кеньон благожелательно и молчаливо поощряли развивающиеся отношения между влюблёнными поэтами, то спаниель Флаш активно протестовал. Он не собирался делить хозяйку с громогласным и велеречивым поклонником, а посему неоднократно с остервенением бросался на Роберта и дважды с удовольствием кусал его за ногу. За нападения на мистера Браунинга Флаш сурово наказывался: мисс Барретт лишала его своих ласк и сгоняла с кровати, где он проводил долгие счастливые часы между едой и короткими выходами на улицу. Бедный, изгнанный из рая пёс жалобно смотрел на обожаемую хозяйку, но отношения к Роберту не менял. Шкурой и всем нутром он чувствовал, что эти посещения добром не кончатся, и был прав.
Одна из сентябрьских ночей 1846 года стала последней на Уимпол-стрит: Уилсон паковала вещи, мисс Барретт, несколько часов назад тайно прибавившая в церкви на Марлибон-стрит к своей фамилии вторую часть – Браунинг, плакала, молилась, что-то писала и тут же рвала написанное на мелкие кусочки. На рассвете Уилсон посадила Флаша в корзину, и вместе с дорожными кофрами он оказался в кэбе, где сидела бледная, заплаканная новобрачная Элизабет Барретт Браунинг. Она навсегда покидала отчий дом, понимая, что вместо родительского благословения ей вдогонку полетят отцовские проклятия.
Ещё несколько месяцев назад она и представить себе не могла, что сможет пойти наперекор отцу, имевшему над ней удивительную власть. "Я постоянно ощущаю его волю, – говорила она, – ведь я из числа тех слабых женщин, которые обожают сильных людей". Она признавалась, что испытывает "аморальную симпатию" ко всякой силе. Элизабет была уверена, что Роберт обладает и сильной волей, и твёрдым характером, поэтому успешно сможет заменить отца. Ей и в голову не могло прийти, что, выпорхнув из-под крыла властной матери, Роберт искал в ней надёжную опору и защиту от жизненных невзгод.
Удивительно, как два взрослых человека могли так заблуждаться в отношении друг друга. Но факт остается фактом: они одновременно распрощались с затянувшимся детством и вынужденно окунулись во взрослую жизнь. Убедившись в полной бытовой беспомощности мужа, бедной Элизабет пришлось в конце концов взять бразды семейного правления в свои полупрозрачные ручки, тем более что только она располагала небольшими денежными средствами, на которые они и жили во Флоренции.
В сорок три года Элизабет родила сына. Жизнь её была полна, она была счастлива.

Так она писала в одном из своих стихотворений. Казалось, она навсегда забыла про болезни, гуляя по тосканским холмам, принимая гостей. Может быть, неизлечимый недуг был всего лишь неврозом и самовнушением, а любовь оказалась единственным всепобеждающим лекарством?
Ах, как хотелось бы закончить эту историю словами из сказки: "Они жили долго и счастливо и умерли в один день". Увы, не получается. Через десять лет брака в отношениях супругов стали появляться разногласия. Роберту не нравились методы воспитания сына, он не разделял некоторых политических взглядов Элизабет и явно не одобрял увлечения спиритизмом.
Постепенно Роберт отдалялся от жены. Контраст в физическом облике между супругами к концу пятидесятых годов стал разителен. Она походила на преждевременно состарившуюся девочку-подростка с восковым лицом. Зато Роберт выглядел все ещё молодым и отменно здоровым. "Мне представляется, – говорила Элизабет про мужа, – что сейчас он бесконечно красивее и привлекательнее, чем во времена нашего знакомства, и женщины восхищаются им куда больше, чем то допускают приличия…" Теперь она ложилась спать в восемь вечера, сына укладывала у себя в спальне, а Роберт тем временем посещал званые ужины.
Что чувствовала Элизабет? Спустя полвека её состояние, возможно, наиболее достоверно описала Анна Ахматова:

А этого Элизабет пережить не могла. Она постоянно болела, несчастья преследовали её: смерть отца, который так и не простил дочь, смерть любимой сестры Генриетты. Элизабет чувствовала, что стала обузой для Роберта, и приняла решение уйти из жизни. "Если бы она продолжала жить, их любовь, несомненно, умерла бы. Но, раз умирала Элизабет, любви суждено было выжить, так что Элизабет Барретт Браунинг одержала победу и, сознавая это, заснула со счастливой улыбкой на сделавшемся вдруг детским лице…" – писал один из биографов поэтессы.
Элизабет умерла 29 июня 1861 года на руках у мужа. Её последним словом было beautiful… Элизабет похоронили во Флоренции на Английском кладбище. Через несколько дней Роберт с тринадцатилетним сыном уехал в Англию и навсегда порвал с прошлым. Не отрекаясь от былой любви, он всё же написал: "Я не хотел бы воскресить своё прошлое…"
Он больше никогда не женился, сознавая, что одиночество ему во благо, и оставшиеся годы жизни всецело посвятил творчеству. Стихи его наконец обрели читателя. Оказалось, что уход Элизабет открыл Роберту путь к славе, ведь при её жизни, по общему мнению, в их союзе гением была она. Что ж, теперь он выбился в первые ряды английской поэзии, а публика на удивление быстро охладела к наследию его жены.

Эпилог

В последнее десятилетие XIX века звезда Элизабет Барретт Браунинг вновь ярко вспыхнула, и зажгли её дочери и внучки Авроры Ли. Последовательницы героини нашумевшей в 1856 году поэмы объединились в мощное движение женщин, боровшихся за свои права. От французского слова suffrage (право голоса) они получили рычаще-жужжащее имя "суфражистки". Эти новые амазонки решительно и смело вступили в борьбу за равноправие с мужчинами и многого добились. По сравнению с их успехами мучительные, растянутые на восемь частей попытки Авроры Ли достучаться до разума и сердца жениха кажутся наивными и беспомощными, но с чего-то надо же было начинать. Суфражистки высоко оценили вклад Элизабет Барретт Браунинг в дело освобождения женщин от мужского превосходства. Они даже снисходительно простили ей нелепое утверждение, что, мол, мужской интеллект выше женского.
Но не только феминистки признали заслуги Элизабет. В Эдинбургском университете работал профессор Найт. Он читал молодым слушательницам лекции по проблемам морали и этики, а в свободное время составлял философские сборники для чтения и изучал жизнь и творчество английских поэтов. Профессор переписывался с Робертом Браунингом. Сохранилось несколько писем, в которых он просит поэта прокомментировать некоторые факты из жизни Элизабет. В отличие от политизированных феминисток Найта интересовала лирика поэтессы. Он высоко ценил её сонеты, переведённые с португальского. Его поражало, с какой искренностью, силой и глубиной Элизабет описывала зарождающуюся и крепнущую любовь. Профессор хотел понять, как в дальнейшем развивались чувства автора проникновенных и трогательных строк. Удалось ли Элизабет, став женой и матерью, сохранить свою любовь и пронести без потерь через пятнадцатилетний брак?
В посмертном сборнике произведений Элизабет Барретт Браунинг, опубликованном в 1862 году, профессор Найт нашёл стихотворение "Мёртвая роза", которое, как ему показалось, давало ответы на его вопросы. Это небольшое произведение – прощание с самым дорогим, что было в жизни поэтессы, – с любовью. В героини Элизабет выбрала красную розу – цветок, посвящённый Афродите, богине любви и красоты. Красная роза на языке цветов всегда символизировала земную любовь. Ещё вчера прекрасная роза пленяла красотой, изяществом, дивным ароматом, тёплым цветом. Её ласкал ветерок, ею любовался солнечный луч, её поила утренняя роса, искрясь, как красное вино. Но как недолог век цветка! Исчезает волнующий запах, блекнет яркий цвет...
Неужели и время любви так же быстротечно? И от чувств остаются лишь засохшие лепестки, спрятанные в укромном месте? Каждому воздаётся по вере его, и для равнодушного человека любовь отцветает, как роза, а трогательная памятка-цветок, сморщившись, пылится в шкафу. Лишь верное сердце всё помнит, а душа болит и плачет, и роза мёртвая для них живёт не напоказ. Она всегда прекрасна, ибо символизирует вечное животворящее чувство любви, ради которого Элизабет Барретт Браунинг и жила последние шестнадцать лет. Она сдержала данную у алтаря клятву: "Клянусь любить тебя и в радости, и в печали, и в богатстве, и в бедности, пока смерть не разлучит нас".
В память о мужественной хрупкой женщине, отдавшей свою жизнь за любовь, профессор Найт на её могиле посадил куст красных роз и тем самым поставил точку в знаменитой любовной истории двух английских поэтов. Вот уже больше ста лет на Английском кладбище Флоренции каждый год розы, зацветая, шелестят на ветру: "Элизабет, мы здесь, чтобы напомнить людям: любовь бессмертна".