Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

Ирина ГОЛУБЕВА
ЧАСТЬ ВСЕЛЕННОЙ

 



Ирина Голубева — поэт, автор-исполнитель. Профессиональный музыкант. Живет в Москве. Работает преподавателем в ДМШ им. Гольденвейзера. Автор книг и публикаций в центральной прессе. Член Союза писателей ХХI века.



*  *  *

Знаешь, глазу нужна бесконечность,
безграничность степи или моря,
чтобы взгляд, оттолкнувшись от взгорья,
проницал вертикальное нечто,
чтоб встречались знакомые взгляды,
и при встрече туманились взоры,
чтоб вкусив синевы и простора,
оказаться летящими рядом.
Одиночество — вовсе не проигрыш,
и не все твои дни сочтены,
вдаль взгляни и невольно откроешь
бесконечность людской глубины.



В ПОЕЗДЕ

Ничего, никого…
Чуть заметная цепь отдаленных вершин
да ночной пассажир,
заблудившийся в дебрях разлуки и сна —
видно, злы времена,
и вокруг темнота, и в руках пустота, —
остается журавль
в небе хмурых надежд,
                                                                                  где качается меж-
звездная мишура.
Вновь лицо заливает желток фонаря,
залепляя углы
подсознания. Явью торгует заря,
словно из-под полы.
Все живем и живем, презираем и чтим,
все строчим и строчим
бесконечно читаемый голосом Бога
тотальный диктант —
на ошибке ошибка, потеряна мысль
да и скорость не та…
Так вот минус и плюс рисовал на песке
первобытный дикарь.
Ничего, никого.
Заводная игрушка несется по рельсам,
кружит и кружит,
как потеря отъезд, возвращенье как близость —
когда же, когда?
Разве гибкое тело не сможет осилить
последний кульбит,
коль дурная свобода опять заманила
гонять поезда?
Междометия ночи исполнены кластером
встречных сирен,
вдруг отыщется Мастер, меняющий глупую
волю на плен?
Много знать языков, а тебя не понять —
лишь тебя одного.
Кружева пианино, а после опять
ничего, никого.



ДОЖДЛИВАЯ ЗИМА

Дождь всю ночь до рассвета. Балкон
упирается в серость —
часть Вселенной уселась
на холодный бетон.
Тьма молекул грозит поглотить
зимний сад и жилище,
ближний круг обезличить,
горизонт растворить.
И уже ускользает ладьей
подоконник с цветами,
на иконе Святая
поднимает ладонь.
Понимаю каприз твой, земля,
я сама, как кочевник —
то обрадуют черти,
то обманет заря.
А душа так и рвется взлететь
выше бед и ненастья,
в ожидание счастья
жить мне и умереть.
Пусть зеркальность боится своих
отражений, а нам бы
эти грустные ямбы
разделить на двоих!
Возвращайся! Здесь много вещей,
ждущих прикосновенья
твоего. Здесь с почтеньем
смотрит кот-книгочей.
И как будто не кончился бал
василькового лета,
и в поэме "Про это"
не дописан финал.



ПАМЯТИ ВАДИМА БАЕВА

Яркий сумрак, темный свет,
перемешанные тени.
Этой лестницы ступени
уведут за парапет.
Горький праздник, сладкий дым,
всех и вся переоценка.
Скоро купол этой церкви
станет небом голубым.
Скоро вспыхнет этот снег,
зашумит и громко ляжет,
и гранит утратит тяжесть,
но печальным станет смех.