ПЬЕТА

Однажды
ты придешь к матери —
кто она?
ты поклонишься
ей, когда тело —
сплошные бинты,
ты потянешь
сердечной мышцей
эту связь,
как любую дорогу.
Разве разница есть?!
Все от Бога.
Только мать где-то выше —
ты не знаешь зачем.
И Бог...
Смертный пот.


БОМБЫ

В черном камне непроглядном
непрестанный каплет дождь
и свет слепой горит,
на ниточке качаясь.
Веки прикрыть от скрежета —
тоже таинство:
вдруг вещи обернулись
ко мне лицами,
и среди них — единство их.
Босоногий, шлепает дождь
по камням, между створок —
улитка кроваво ползет.
А на нитке —
вес бомбардировщиков, что сеют
огненный пунктир добра и зла.
И не подумает пилот,
что враг тогда лишь враг, когда
взгляд упирается в глаза.
Разве можно
быть одиноким — скажет друг —
когда птицы поют?!
Этот серпик луны
только профиль вещей
и отсутствие в них человека.
И яркие цветы
рассыпаны в ночи:
потому что весна.
Что такое реальность? —
спроси у цветов, которых
никто не видит.


НЛО

беззвучный гром...
немыслимая тяжесть
завернута в немыслимую легкость —
вместе со звуком
обнять тишину.
обогнать тишину и звук —
светом? — Свет?
— Нет, только место
для света,
только лицо.
О солнца бездонного света,
солнца бездонного света!
перья. сколько страниц —
перья, сколько перьев —
книга, а вы говорите:
дальше!.. И ваши
мелькают лица.
Все об одном.


* * *

Вышки линии электропередачи
с лучащимися на солнце
сравнительно огромными
стеклянными дисковидными
изоляторами — они
привлекают внимание,
как бусы на шее
представителя редкого племени.
Окружающий пейзаж
как будто пребывает
в нерешительности:
то ли вспоминать шаги,
то ли окончательно забыть
об оставившем железные следы,
но не сумевшем приручить
человеке.
И я задумался о нем,
об этом человеке вообще:
чем-то же меня привлекают
дела его, эти с ноткой
бутылочной зелени
нанизанные ледяшки?
Конструкции, демонстрируя солнцу
то блеск, то ржавчину,
словно потуги на независимость, —
напоминают насекомых.
А деревья, что пахли волей —
пахнут сиротством.
Бабочки сверкают, диски — поют —
не взлетают. Человек
оставляет в природе
зеркало: как уходит.
Может быть, ослепляет.
И зеркало остается
жить своей жизнью.


КРУГИ ПО СВЕТУ

кто-то
бросает
         зажженную спичку
и плачет
бросает горящую
спичку
              и плачет
а спички
плывут
спички плывут
                    спички
плывут
и разбитый витраж
невесомо стоит раскачиваясь
счастьем бабочки
пустой
коробок
            света
грохот
вокруг
счастье просто
сердце сердце сердце
одно крыло
другое лицо
солнечный диск
орел/решка
и Чакона Баха
и Гергиев в Пальмире


ЛУЧ ТРАМВАЯ

Помнишь? старые округлые трамваи,
напоминающие пасхальные яйца,
крашенные луковой шелухой. —
А мы, как пламя, свиваемся
навиваем восьмерки на новом,
от одного конечного кольца
до другого, пронзая татуировкой
пространство и время
и повторяя, не повторяясь. —
В этом новом трамвае
оранжевом. Жаль, тут не
продают пирожков и кофе,
кофе и пирожков
нам с тобой, загорающим. —
Христос воскресе. Воистину воскресе.