Александр БАЛТИН
НА СКРИЖАЛЯХ МИРА
НА СКРИЖАЛЯХ МИРА
Александр Балтин — поэт, прозаик. Родился в 1967 году в Москве. Впервые опубликовался как поэт в 1996 году в журнале "Литературное обозрение", как прозаик — в 2007 году в журнале "Florida" (США). Член Союза писателей Москвы, автор 84 книг (включая Собрание сочинений в 5 томах) и свыше 2000 публикаций в более чем 100 изданиях России, Украины, Беларуси, Казахстана, Молдовы, Италии, Польши, Болгарии, Словакии, Чехии, Германии, Израиля, Эстонии, Ирана, Канады, США.Дважды лауреат международного поэтического конкурса "Пушкинская лира" (США). Лауреат золотой медали творческого клуба "EvilArt". Отмечен наградою Санкт-Петербургского общества Мартина Лютера. Награжден юбилейной медалью портала "Парнас". Номинант премии "Паруса мечты" (Хорватия). Государственный стипендиат Союза писателей Москвы. Почетный сотрудник Финансовой Академии при Правительстве РФ. Стихи переведены на итальянский и польский языки.
В 2013 году вышла книга "Вокруг Александра Балтина", посвященная творчеству писателя.
* * *
Себя, как уголь, в топку книг
Перебросал — и что осталось?
А ты, сгорев, остался в них –
Простых, причудливых, витых –
Твоя любовь, тоска и жалость…
Не говори, что это малость –
Сгореть стихами для других…
Перебросал — и что осталось?
А ты, сгорев, остался в них –
Простых, причудливых, витых –
Твоя любовь, тоска и жалость…
Не говори, что это малость –
Сгореть стихами для других…
* * *
Блажен, кто на скрижалях мира
Оставил знак своей души.
Неважно — ноты или лира
Открыли чудо-рубежи.
Иль цифры, формулы открыли.
Скрижали мира велики.
Из нашей их не видно были,
Как часто не слышны стихи.
Оставил знак своей души.
Неважно — ноты или лира
Открыли чудо-рубежи.
Иль цифры, формулы открыли.
Скрижали мира велики.
Из нашей их не видно были,
Как часто не слышны стихи.
СПИСКИ СПИСКОВ
Перечень имен — номенклатура,
Коли дать буквальный перевод.
Жизни изощренная структура
Посложнее, чем запретный плод.
Реют стяги. Перечень победный
Императору любому люб.
В битве ярко-яростной под Веной
Я погиб, был нрав сраженья лют.
Колба заключает многослойный
Мир, что нам гомункулуса даст.
Но алхимия не отменяет войны,
Даже герметизма давши пласт.
Герметизм, как иссеченье мрака
Из глубин душевных. Иссеки!
Каждый день дает подобье знака,
Дома проведи, иль у реки.
Перечень имен — номенклатура.
Сеть нейронная сложней в мозгу.
Какова его архитектура!
Восхищаясь, толком не могу
Разобраться в тонкостях устройства.
Перечень знамен, оскал побед,
Иглы поражений, соль геройства.
Списки списков созидает свет
Жизни, чьи пока не знаем свойства.
Коли дать буквальный перевод.
Жизни изощренная структура
Посложнее, чем запретный плод.
Реют стяги. Перечень победный
Императору любому люб.
В битве ярко-яростной под Веной
Я погиб, был нрав сраженья лют.
Колба заключает многослойный
Мир, что нам гомункулуса даст.
Но алхимия не отменяет войны,
Даже герметизма давши пласт.
Герметизм, как иссеченье мрака
Из глубин душевных. Иссеки!
Каждый день дает подобье знака,
Дома проведи, иль у реки.
Перечень имен — номенклатура.
Сеть нейронная сложней в мозгу.
Какова его архитектура!
Восхищаясь, толком не могу
Разобраться в тонкостях устройства.
Перечень знамен, оскал побед,
Иглы поражений, соль геройства.
Списки списков созидает свет
Жизни, чьи пока не знаем свойства.
ВИРСАВИЯ
Не представлял, что он не представляет,
Какою красота бывает.
Вирсавия! Пшеница, виноград!
Ее с ума сводящий аромат.
Не представлял, что он не представляет,
Какою подлость царская бывает.
И Урию он властно шлет с письмом,
И Урия не знает, что же в нем.
А в нем приказ — послать в такое пекло,
Чтоб не осталось даже крошки пепла.
Не представлял Давид, какою карой
Быть можешь самому себе кошмарной.
Какою красота бывает.
Вирсавия! Пшеница, виноград!
Ее с ума сводящий аромат.
Не представлял, что он не представляет,
Какою подлость царская бывает.
И Урию он властно шлет с письмом,
И Урия не знает, что же в нем.
А в нем приказ — послать в такое пекло,
Чтоб не осталось даже крошки пепла.
Не представлял Давид, какою карой
Быть можешь самому себе кошмарной.
* * *
В пробирках Данте вызревавший ад
Густел всамделишностью давней жизни.
Круги, в которых ряд ползет на ряд
Существ, и все они тлетворны, лживы.
Другие — ад, и сам ты — личный, свой,
Привычный ад, своя болезнь и вирус.
Под смертною ли обретешь пятой
Покой? Ты часто думал, видя вынос.
Великолепье золотых аллей,
Предложенных кому-то в райских парках!
Поэзию скорей вином запей.
Как алкаши жизнь запивают в арках.
Алхимия времен творила миф,
Герметику зашифровавши в книгах.
Кто коды одиночества постиг,
Нуждается едва ль во громких вскриках.
Есть ад земной, где связи, и т. п.
Талант венчают с нищетой упорно,
Где деньги злой укор пошлют тебе,
В душе растившему златые зерна.
Есть рай земной, где чтение и где
Воспоминанья детства и прогулки.
И, мнится, я взлетаю, и т. д.,
Дойдя до самой сути переулка.
И есть лабораторные слова,
Творящие архитектуру текстов.
И здесь жизнь духа, что ясна едва,
Раскроется — вне суеты и жестов.
Густел всамделишностью давней жизни.
Круги, в которых ряд ползет на ряд
Существ, и все они тлетворны, лживы.
Другие — ад, и сам ты — личный, свой,
Привычный ад, своя болезнь и вирус.
Под смертною ли обретешь пятой
Покой? Ты часто думал, видя вынос.
Великолепье золотых аллей,
Предложенных кому-то в райских парках!
Поэзию скорей вином запей.
Как алкаши жизнь запивают в арках.
Алхимия времен творила миф,
Герметику зашифровавши в книгах.
Кто коды одиночества постиг,
Нуждается едва ль во громких вскриках.
Есть ад земной, где связи, и т. п.
Талант венчают с нищетой упорно,
Где деньги злой укор пошлют тебе,
В душе растившему златые зерна.
Есть рай земной, где чтение и где
Воспоминанья детства и прогулки.
И, мнится, я взлетаю, и т. д.,
Дойдя до самой сути переулка.
И есть лабораторные слова,
Творящие архитектуру текстов.
И здесь жизнь духа, что ясна едва,
Раскроется — вне суеты и жестов.
СИМФОНИЯ КОНЕЙ
Конский топот… Слышишь, кони мчатся!
Мудрые — у Свифта — мне милей,
С ними обречен не повстречаться,
Нитку жизни для среди людей.
Жеребенок так резвиться может,
Будто сущность бытия постиг.
Точно для него небесный Моцарт
Зазвучит и мудрость ветхих книг.
Кони… Гроздья мускулов тугие,
И глаза, вбирающие мир.
Ах вы, кони, кони дорогие –
До чего же он порой не мил.
Как вас били бедные, хлестали,
Будто вы — игрушки для людей!
Точно злые люди отрицали
Преданность волшебную коней.
Проросли из вас кентавры — было
Это на античных берегах.
Двойственность изрядно погубила
Мыслей и людей. Ушли во прах.
Глянь-ка — деревянные лошадки,
Карусели: малыши летят
Вновь по кругу — счастье без оглядки,
Ибо детство отрицает ад.
А симфония коней судьбы порою
Не слышна, совсем приглушена –
Все равно дается нам живою
И великолепною она.
Мудрые — у Свифта — мне милей,
С ними обречен не повстречаться,
Нитку жизни для среди людей.
Жеребенок так резвиться может,
Будто сущность бытия постиг.
Точно для него небесный Моцарт
Зазвучит и мудрость ветхих книг.
Кони… Гроздья мускулов тугие,
И глаза, вбирающие мир.
Ах вы, кони, кони дорогие –
До чего же он порой не мил.
Как вас били бедные, хлестали,
Будто вы — игрушки для людей!
Точно злые люди отрицали
Преданность волшебную коней.
Проросли из вас кентавры — было
Это на античных берегах.
Двойственность изрядно погубила
Мыслей и людей. Ушли во прах.
Глянь-ка — деревянные лошадки,
Карусели: малыши летят
Вновь по кругу — счастье без оглядки,
Ибо детство отрицает ад.
А симфония коней судьбы порою
Не слышна, совсем приглушена –
Все равно дается нам живою
И великолепною она.
* * *
Мы двадцатого века ворочали глыбы,
Жесточайшие века познали изгибы,
Мясорубки Вердена, Амьен, Сталинград.
И прорывы сознанья почти в запредельность.
Жизни вместе изведали скуку-бесцельность.
И в искусстве давил сильно Черный квадрат.
Гейзенберг, давший квантамеханики город.
Лабиринты в мозгу проясняются — довод
В пользу сколь атеизма? Но Мендель — монах,
И епископом Ухтомский был… Самолеты
В далях неба плывут. Пруст поведает, кто ты
По-иному, чем Павлов. Всех трогает страх.
Бровеносец зашел — да мы знаем! — в потемки.
Анекдотов и водки ядрены потоки.
Динозавром громоздок Союз, величав.
Бесконечность НИИ и кружков столь уютна.
Уповать на грядущее? Это безумно.
Но развал изменяет советский состав.
Был семнадцатый явлен походом за счастьем.
Девяносто же первый отмечен участьем
Капитала, чья власть не читалась тогда.
Мы двадцатого века ворочали глыбы.
Говорить ли ему за ушибы спасибо?
Но ведь опыт ценнее всего, господа.
Жесточайшие века познали изгибы,
Мясорубки Вердена, Амьен, Сталинград.
И прорывы сознанья почти в запредельность.
Жизни вместе изведали скуку-бесцельность.
И в искусстве давил сильно Черный квадрат.
Гейзенберг, давший квантамеханики город.
Лабиринты в мозгу проясняются — довод
В пользу сколь атеизма? Но Мендель — монах,
И епископом Ухтомский был… Самолеты
В далях неба плывут. Пруст поведает, кто ты
По-иному, чем Павлов. Всех трогает страх.
Бровеносец зашел — да мы знаем! — в потемки.
Анекдотов и водки ядрены потоки.
Динозавром громоздок Союз, величав.
Бесконечность НИИ и кружков столь уютна.
Уповать на грядущее? Это безумно.
Но развал изменяет советский состав.
Был семнадцатый явлен походом за счастьем.
Девяносто же первый отмечен участьем
Капитала, чья власть не читалась тогда.
Мы двадцатого века ворочали глыбы.
Говорить ли ему за ушибы спасибо?
Но ведь опыт ценнее всего, господа.
* * *
Кто чем в действительности дышит —
У каждого свой личный сад:
Поэты истинные пишут,
А бездари руководят.
У каждого свой личный сад:
Поэты истинные пишут,
А бездари руководят.
Текст иллюстрирован работами художников М. Леблана и Н. Купреянова.