Борис ГЛУБОКОВ
ТАМ — В ТИШИНЕ
ТАМ — В ТИШИНЕ
Борис Глубоков — поэт, художник. Автор многих публикаций. Живет и работает в Саратове.
* * *
За пять секунд до летоисчисленья
Оставив солипсизм стрекозьим танцам
Над гладию болот творенья
Начать менять не кожу — угол зренья
В зачатьи несоизмеримом с плотью
Землица пробуждается весной
Вострепетав в своем освобожденьи
И иссиня-небесная ломота
Смещает градус осязанья яви
Считать на раз-два-три-четыре-пять
И облетели яблонь лепестки
Оставив солипсизм стрекозьим танцам
Над гладию болот творенья
Начать менять не кожу — угол зренья
В зачатьи несоизмеримом с плотью
Землица пробуждается весной
Вострепетав в своем освобожденьи
И иссиня-небесная ломота
Смещает градус осязанья яви
Считать на раз-два-три-четыре-пять
И облетели яблонь лепестки
* * *
Дивертисмент сурикатов.
Поиск писка
летучих мышей в ультразвуке.
Эквилибр лилипутов.
Гэги коверных:
Цирк о.ереннейшего умозренья.
Синхронизация голосов,
Страстно сплетшихся тел
Величайшего царства аида.
Лезут да лезут в окно
Рыла свиные.
Фрикшоу мерзейшее,
Фиксация массы
Рвотной
Как искусство абстрактное
С вкрапленьем аксолотлей.
Дивертисмент сурикатов —
Засурдиненный постмодернизм.
Поиск писка
летучих мышей в ультразвуке.
Эквилибр лилипутов.
Гэги коверных:
Цирк о.ереннейшего умозренья.
Синхронизация голосов,
Страстно сплетшихся тел
Величайшего царства аида.
Лезут да лезут в окно
Рыла свиные.
Фрикшоу мерзейшее,
Фиксация массы
Рвотной
Как искусство абстрактное
С вкрапленьем аксолотлей.
Дивертисмент сурикатов —
Засурдиненный постмодернизм.
* * *
Иллюзион, паноптикум, виварий,
Меж сытью-нежитью бравурно проходя,
Оставил капли дождевые,
Оставил обнуленье знаков,
Парадигму,
Голос,
Звонко звучащий на росной заре;
Оставил толкованья да задремал:
Разверзла роза жар-пламень лепестков,
Явив
Виварий, паноптикум, иллюзион.
Меж сытью-нежитью бравурно проходя,
Оставил капли дождевые,
Оставил обнуленье знаков,
Парадигму,
Голос,
Звонко звучащий на росной заре;
Оставил толкованья да задремал:
Разверзла роза жар-пламень лепестков,
Явив
Виварий, паноптикум, иллюзион.
ФЕВРАЛЬСКИЙ ВЕЧЕРОК
Приятнейшее время театрала —
Пока весна не вправе не придти,
Но все же небо холодом дышало
Часам к дести.
Придет апрель, а там глядишь — заботы
Природные: посадка помидор.
Пока ж спектакль свой ткет узор,
Арахна-театр влечет в свои тенета.
Студенты вытворяют ерунду:
Им сцена — жизнь. Но полно вздор плести,
Уйдешь из театра и в свою дуду
Дудишь часов с дести.
Какую страсть жизня не заплетала:
Коса костлявой все начнет мести.
Ты — зритель. Твой удел — покой блюсти.
Все время сколько пьеса не играла.
Вот предвесенний жребий театрала:
Словить свой кайф и побрести
Домой часам к дести.
Пока весна не вправе не придти,
Но все же небо холодом дышало
Часам к дести.
Придет апрель, а там глядишь — заботы
Природные: посадка помидор.
Пока ж спектакль свой ткет узор,
Арахна-театр влечет в свои тенета.
Студенты вытворяют ерунду:
Им сцена — жизнь. Но полно вздор плести,
Уйдешь из театра и в свою дуду
Дудишь часов с дести.
Какую страсть жизня не заплетала:
Коса костлявой все начнет мести.
Ты — зритель. Твой удел — покой блюсти.
Все время сколько пьеса не играла.
Вот предвесенний жребий театрала:
Словить свой кайф и побрести
Домой часам к дести.
* * *
Сегменты стрекозьего виденья.
Газетные столбцы выдернуты.
Нелепица низвергнута в мозг.
Розовые слюни не вытерты.
Хроникальные сны обыденны.
Факт гол как сокол.
Авторитеты пыжатся.
Ужасы порхают-кружатся.
Дурью запорошен мозг.
Льются речи медовые.
Бряцают вериги пудовые.
Тешится правды кол.
Кому на нем отдых?
Для кого Бабий яр-ров?
Трафаретный Че на маечках сопляков.
Газетные столбцы выдернуты.
Нелепица низвергнута в мозг.
Розовые слюни не вытерты.
Хроникальные сны обыденны.
Факт гол как сокол.
Авторитеты пыжатся.
Ужасы порхают-кружатся.
Дурью запорошен мозг.
Льются речи медовые.
Бряцают вериги пудовые.
Тешится правды кол.
Кому на нем отдых?
Для кого Бабий яр-ров?
Трафаретный Че на маечках сопляков.
* * *
1.
1.
Беспричинные заботы
Минут стороной.
Огради меня от рвоты.
Я — твой!
Обратимо хороводы
Вьются над водой.
Зачаруй меня зевотой.
Я — твой!
Берег обмелевшей Волги
Страждущий с жарой
Не довлеет на подкорке:
Я — твой.
Перламутровые створки
В схлынувшей волне.
Рогоз. Ил. Мостки. Подпорки.
Ты — мне.
Минут стороной.
Огради меня от рвоты.
Я — твой!
Обратимо хороводы
Вьются над водой.
Зачаруй меня зевотой.
Я — твой!
Берег обмелевшей Волги
Страждущий с жарой
Не довлеет на подкорке:
Я — твой.
Перламутровые створки
В схлынувшей волне.
Рогоз. Ил. Мостки. Подпорки.
Ты — мне.
2.
Дуралеи, забредшие в место прохладное
Под сень ветел, притапливаемых в разлив.
Обернутая разве, припомнят разве ли
Отличье теней тополей от ив.
Так-то вот только выкупавшись видеть цаплю
белую
Не инфернальную, будоражившую Блока
появлением на столе,
А над заводью в ряске одинокую,
Близкую, ан не достижимую, недоступную
ни тебе, ни мне.
Под сень ветел, притапливаемых в разлив.
Обернутая разве, припомнят разве ли
Отличье теней тополей от ив.
Так-то вот только выкупавшись видеть цаплю
белую
Не инфернальную, будоражившую Блока
появлением на столе,
А над заводью в ряске одинокую,
Близкую, ан не достижимую, недоступную
ни тебе, ни мне.
ПОСВЯЩЕНИЕ ПЕТРОВУ-ВОДКИНУ
Рассматривая жизнь, не понимаешь
Зачем, зачем оставил те сады,
Те волжские хвалынские утесы,
Где аммонитов стынет кожура,
Мерцая перламутром, отражаясь
От лунных бликов маревной реки.
Там — в тишине —
Блаженный командир
Объятия младенцу открывает
С блаженною улыбкой на устах.
Зачем, зачем оставил те сады,
Те волжские хвалынские утесы,
Где аммонитов стынет кожура,
Мерцая перламутром, отражаясь
От лунных бликов маревной реки.
Там — в тишине —
Блаженный командир
Объятия младенцу открывает
С блаженною улыбкой на устах.
ПАМЯТИ ИГОРЯ АЛЕКСЕЕВА
Чем далее идти — тем ближе сосны, сосны:
Зачем же три — повесь гамак на двух
И отдохни от дел меж божьих рук,
Песчинками искристыми просыпься.
Развеешься, а там… не стоит и решать:
Кто раньше, кто затем — сосчитаны песчинки.
На острие иглы сосновой благодать.
В смоле застыть — удел, забвенья призрак зыбкий.
Так и лежать среди зеленых лап,
Качаясь чуть-чуть-чуть,
и спать, спать, спать, спать, спать.
Зачем же три — повесь гамак на двух
И отдохни от дел меж божьих рук,
Песчинками искристыми просыпься.
Развеешься, а там… не стоит и решать:
Кто раньше, кто затем — сосчитаны песчинки.
На острие иглы сосновой благодать.
В смоле застыть — удел, забвенья призрак зыбкий.
Так и лежать среди зеленых лап,
Качаясь чуть-чуть-чуть,
и спать, спать, спать, спать, спать.
Там детство в Черемшанах
Так трепетна дорога постиженья:
На раз-два рассчитайся —
И ать-два…
Дотянешься до спелого плода.
И руки командирские сомкнутся.
Младенец затетешкан.
Плод надкусан.
Люфтваффе землю эту не коверкать!
Фашистским бестиям не осквернить.
Эпоха мела. Символ белизны.
Любава — командирова жена
Претерпит все в обрушенной эпохе;
Безумие пожарищ, лагерей,
Великих строек, поворотов рек.
Рассматривая плоскость полотна,
Живя мгновением, не понимаешь
Петрова-Водкина заоблачный космизм,
Его чахотку, скарлатину Лены,
Да надо б, Господи, взойти на косогор.
На раз-два рассчитайся —
И ать-два…
Дотянешься до спелого плода.
И руки командирские сомкнутся.
Младенец затетешкан.
Плод надкусан.
Люфтваффе землю эту не коверкать!
Фашистским бестиям не осквернить.
Эпоха мела. Символ белизны.
Любава — командирова жена
Претерпит все в обрушенной эпохе;
Безумие пожарищ, лагерей,
Великих строек, поворотов рек.
Рассматривая плоскость полотна,
Живя мгновением, не понимаешь
Петрова-Водкина заоблачный космизм,
Его чахотку, скарлатину Лены,
Да надо б, Господи, взойти на косогор.
ЭЙФОРИЯ
Ситуативная транскрипция:
пара бабушек с дюралевыми палками в обеих руках —
псевдолыжницы средь травы парковой.
Темза разодета мартовской зеленью.
Мутер Волга в промоинах с полыньями.
Солнышко пригревает.
За бортом Боинга — светоносность над облаками.
В подарок — пол-мира, царство эфира.
Реалии, длящиеся далее снов.
Дни убегают резвее спортивных бабусь.
Кролик пасхальный в старушке-Европе
Сделает радостно лапкою «хох».
А вот на острове — грядки лимонных нарциссов,
Розовые, словно щекастый пупс, бутоны шиповника.
Конная дамская пара в Гайд-парке,
Девочки в форме на травке с мячом.
Хочешь — вербализируй,
А хочешь гадать — не жалко!
Вот она — эйфория
В левом кармане с ключом!
Многоточием в скобках прямых
Малый Бурнелли хаус.
Чистый помысел не изречен.
пара бабушек с дюралевыми палками в обеих руках —
псевдолыжницы средь травы парковой.
Темза разодета мартовской зеленью.
Мутер Волга в промоинах с полыньями.
Солнышко пригревает.
За бортом Боинга — светоносность над облаками.
В подарок — пол-мира, царство эфира.
Реалии, длящиеся далее снов.
Дни убегают резвее спортивных бабусь.
Кролик пасхальный в старушке-Европе
Сделает радостно лапкою «хох».
А вот на острове — грядки лимонных нарциссов,
Розовые, словно щекастый пупс, бутоны шиповника.
Конная дамская пара в Гайд-парке,
Девочки в форме на травке с мячом.
Хочешь — вербализируй,
А хочешь гадать — не жалко!
Вот она — эйфория
В левом кармане с ключом!
Многоточием в скобках прямых
Малый Бурнелли хаус.
Чистый помысел не изречен.
Стихи иллюстрированы работами художников Р. Делоне и К. Петрова-Водкина.