Перекличка поэтов
Константин СКВОРЦОВ
ПОМОЛЧИМ. И ПОСЛУШАЕМ ЖИЗНЬ
* * *
* * *
Золотой зверобой,
и горячее поле душицы,
И обвивший смородину сказочный алый цветок,
И родник под скалой,
тот, который доныне мне снится,
И сиреневый полог тумана вдали от дорог.
Я мальчишкою знал:
ты должна здесь вот-вот появиться,
Вся из солнца и трав,
из ручьев, от рассвета хмельных.
Побелели виски.
Замолчали в отчаянье птицы.
Я оставил тебя,
как венок из цветов полевых.
Я готов был припасть
к первой встречной зеленой травинке,
Потому что в тумане
все время мерещилось мне:
Может быть, это ты
в серебристой, как сон, паутинке,
Той, что ветер принес,
словно птица на сизом крыле.
И уехал я в город,
оставив и горы, и поле…
И в ущелье домов,
где не встретишь живого огня,
Ты по улице шла
в золотых светляках зверобоя.
Я узнал тебя сразу.
Но как ты узнала меня?
и горячее поле душицы,
И обвивший смородину сказочный алый цветок,
И родник под скалой,
тот, который доныне мне снится,
И сиреневый полог тумана вдали от дорог.
Я мальчишкою знал:
ты должна здесь вот-вот появиться,
Вся из солнца и трав,
из ручьев, от рассвета хмельных.
Побелели виски.
Замолчали в отчаянье птицы.
Я оставил тебя,
как венок из цветов полевых.
Я готов был припасть
к первой встречной зеленой травинке,
Потому что в тумане
все время мерещилось мне:
Может быть, это ты
в серебристой, как сон, паутинке,
Той, что ветер принес,
словно птица на сизом крыле.
И уехал я в город,
оставив и горы, и поле…
И в ущелье домов,
где не встретишь живого огня,
Ты по улице шла
в золотых светляках зверобоя.
Я узнал тебя сразу.
Но как ты узнала меня?
* * *
Осенний лес и неба синева.
Огонь осин и вспышки дикой вишни.
С деревьев тихо падает листва,
В глухом лесу она казалась лишней.
И солнца золотые кружева
Разлиты по земле, как Божья милость…
И где-то хохотнула вдруг сова
Средь бела дня…Что это с ней случилось?
Зачем она, природе вопреки,
Вперяет глаз прозорливый и меткий
Туда, где расписные лоскутки
С девичьим страхом покидают ветки?
И между нами, как меж двух страниц,
Лишь этот удивительный гербарий.
И пахло от дерев, лежащих ниц,
Сухой травой и свежими грибами.
Любимая! Вот жизни краткий миг…
И, к нам не проявляя интереса,
Прошел с корзиной полною грибник.
Ему мы показались частью леса!
С корзиной полною — вот счастья знак.
Какого мы еще искали знака?
И никогда я не смеялся так…
И никогда, друг мой, я так не плакал!
Огонь осин и вспышки дикой вишни.
С деревьев тихо падает листва,
В глухом лесу она казалась лишней.
И солнца золотые кружева
Разлиты по земле, как Божья милость…
И где-то хохотнула вдруг сова
Средь бела дня…Что это с ней случилось?
Зачем она, природе вопреки,
Вперяет глаз прозорливый и меткий
Туда, где расписные лоскутки
С девичьим страхом покидают ветки?
И между нами, как меж двух страниц,
Лишь этот удивительный гербарий.
И пахло от дерев, лежащих ниц,
Сухой травой и свежими грибами.
Любимая! Вот жизни краткий миг…
И, к нам не проявляя интереса,
Прошел с корзиной полною грибник.
Ему мы показались частью леса!
С корзиной полною — вот счастья знак.
Какого мы еще искали знака?
И никогда я не смеялся так…
И никогда, друг мой, я так не плакал!
* * *
Со мной встречает радужный восход
На поплавке сидящая стрекозка.
Тревожусь я, что в воду упадет
У кромки задремавшая березка.
Средь вечных ив она совсем одна,
И за характер, ветру непокорный,
Здесь, как бобер, зубастая волна
Ей день и ночь подтачивает корни.
Доколе жить вот так вот, на весу,
Иной судьбы не ведая на свете?!
В надежде робкой, что ее спасу,
Она ко мне протягивает ветви.
Я, как кулик, мечусь на берегу…
Да будь я Бог, что мог бы я исправить?
И взять ее с собою не могу
И не могу в беде одну оставить.
А стрекоза сидит на поплавке,
И новый день нас золотит рассветом…
Пока рука твоя в моей руке —
Давай не думать, милая, об этом.
На поплавке сидящая стрекозка.
Тревожусь я, что в воду упадет
У кромки задремавшая березка.
Средь вечных ив она совсем одна,
И за характер, ветру непокорный,
Здесь, как бобер, зубастая волна
Ей день и ночь подтачивает корни.
Доколе жить вот так вот, на весу,
Иной судьбы не ведая на свете?!
В надежде робкой, что ее спасу,
Она ко мне протягивает ветви.
Я, как кулик, мечусь на берегу…
Да будь я Бог, что мог бы я исправить?
И взять ее с собою не могу
И не могу в беде одну оставить.
А стрекоза сидит на поплавке,
И новый день нас золотит рассветом…
Пока рука твоя в моей руке —
Давай не думать, милая, об этом.
* * *
Это голос Любви или Господа глас?..
Я не знаю, что это, моя Всецарица.
На лебяжью перину метель улеглась.
А звезде неприкаянной в небе не спится.
Средь беспечных друзей и веселой родни
Твое сердце мятежное так одиноко…
И ложатся на снег золотые огни,
Золотые огни непогашенных окон.
Но свет в руки не взять, как его не лови,
И не выпить до дна эти звуки рояля,
Что уносятся ввысь позывными Любви —
Не раскрытою тайною чаши Грааля.
Я на грешную землю с небес не вернусь
Ни восторженным криком, ни сладостным эхом…
Ты играй, дорогая, и я отзовусь…
И ударю по крыше маньчжурским орехом.
Это голос Любви или Господа глас?..
Я не знаю, что это, моя Всецарица.
На лебяжью перину метель улеглась.
А звезде неприкаянной в небе не спится.
Я не знаю, что это, моя Всецарица.
На лебяжью перину метель улеглась.
А звезде неприкаянной в небе не спится.
Средь беспечных друзей и веселой родни
Твое сердце мятежное так одиноко…
И ложатся на снег золотые огни,
Золотые огни непогашенных окон.
Но свет в руки не взять, как его не лови,
И не выпить до дна эти звуки рояля,
Что уносятся ввысь позывными Любви —
Не раскрытою тайною чаши Грааля.
Я на грешную землю с небес не вернусь
Ни восторженным криком, ни сладостным эхом…
Ты играй, дорогая, и я отзовусь…
И ударю по крыше маньчжурским орехом.
Это голос Любви или Господа глас?..
Я не знаю, что это, моя Всецарица.
На лебяжью перину метель улеглась.
А звезде неприкаянной в небе не спится.
* * *
Помолчим. И послушаем Жизнь.
Блики солнца в воде отмерцали.
Тихий сумрак стирает межи
Меж стучащими робко сердцами.
Звезды с ивы упали на дно
Водоема: ни всплеска, ни мути…
И два сердца вдруг слились в одно,
Как две капли дрожащие ртути.
В неприкрытое кем-то окно
Залетела случайная птица.
Больно бьется она о стекло,
А ты шепчешь, что сердце стучится.
Ей объятья рассвет распростер,
Манит пленницу небом напиться…
Но не вырваться ей на простор.
Бог не дай мне вот также разбиться.
Помолчим. И послушаем Жизнь.
Блики солнца в воде отмерцали.
Тихий сумрак стирает межи
Меж стучащими робко сердцами.
Звезды с ивы упали на дно
Водоема: ни всплеска, ни мути…
И два сердца вдруг слились в одно,
Как две капли дрожащие ртути.
В неприкрытое кем-то окно
Залетела случайная птица.
Больно бьется она о стекло,
А ты шепчешь, что сердце стучится.
Ей объятья рассвет распростер,
Манит пленницу небом напиться…
Но не вырваться ей на простор.
Бог не дай мне вот также разбиться.
Помолчим. И послушаем Жизнь.
* * *
Не став избою, доживает сруб.
Дымит полынь из выбитых окошек.
Не пахнет хлебом из холодных труб.
Нет ни мышей пронырливых, ни кошек.
Петух уже не сядет на плетень.
Ворóн — и тех не видно на деревьях.
Старушка, словно собственная тень,
Едва плывет по вымершей деревне.
Берестяной пылится туесок.
Забыта прялка. Выброшены пяльцы.
Не говорите мне: всему свой срок…
Страна уходит, как песок сквозь пальцы!
Дымит полынь из выбитых окошек.
Не пахнет хлебом из холодных труб.
Нет ни мышей пронырливых, ни кошек.
Петух уже не сядет на плетень.
Ворóн — и тех не видно на деревьях.
Старушка, словно собственная тень,
Едва плывет по вымершей деревне.
Берестяной пылится туесок.
Забыта прялка. Выброшены пяльцы.
Не говорите мне: всему свой срок…
Страна уходит, как песок сквозь пальцы!
* * *
Я думал, Русь, что ты моя броня.
Но над полями выжженного хлеба
Ослепли, нас от недругов храня,
Твои глаза, взирающие с неба!
Жара, жара. На маревых горах
Мох поседел и высохли истоки,
А по степям средь обнищавших трав
Мышкуют лисы, серые, как волки.
Грачи атаковали сокари,
Вьют нагло гнезда в соловьиной роще.
Доколе это? Матушка, прозри!
И защити оплеванные мощи!
Я понимаю, что мой голос слаб,
Что легкий ветер листьев не колышет.
Но, Господи, я твой смиренный раб,
Так почему никто меня не слышит?
Но над полями выжженного хлеба
Ослепли, нас от недругов храня,
Твои глаза, взирающие с неба!
Жара, жара. На маревых горах
Мох поседел и высохли истоки,
А по степям средь обнищавших трав
Мышкуют лисы, серые, как волки.
Грачи атаковали сокари,
Вьют нагло гнезда в соловьиной роще.
Доколе это? Матушка, прозри!
И защити оплеванные мощи!
Я понимаю, что мой голос слаб,
Что легкий ветер листьев не колышет.
Но, Господи, я твой смиренный раб,
Так почему никто меня не слышит?
* * *
Пронеслись мои годы —
Столбы верстовые.
Забубенная молодость,
Ты не права.
Мы торопимся жить,
Забывая простые,
Голубые, как лен,
Белоснежные наши слова.
Словно память о детстве,
Висит моя зыбка,
Как пустое гнездо,
Где не стало птенца…
Не взойдет надо мной
Моей мамы улыбка,
Не блеснет, как росинка,
Хмельная слеза у отца.
Не вернуть ничего…
Словно нищий у храма,
Я, прощенья моля,
Со слезами шепчу:
— Не успел я сказать
Главных слов тебе, мама,
И во здравье твое
Не успел я поставить свечу.
На холодной земле
Мы тобою согреты.
Я кричу
Через эти шальные года:
— Золотая моя
И любимая, где ты?
…Только ты этих слов
Не услышишь уже никогда.
Говорите слова!
Мы беду пересилим.
Пусть ложатся они,
Как на стол кружева…
Говорите слова,
Говорите России.
Говорите России:
— Да будет Россия жива!..
Столбы верстовые.
Забубенная молодость,
Ты не права.
Мы торопимся жить,
Забывая простые,
Голубые, как лен,
Белоснежные наши слова.
Словно память о детстве,
Висит моя зыбка,
Как пустое гнездо,
Где не стало птенца…
Не взойдет надо мной
Моей мамы улыбка,
Не блеснет, как росинка,
Хмельная слеза у отца.
Не вернуть ничего…
Словно нищий у храма,
Я, прощенья моля,
Со слезами шепчу:
— Не успел я сказать
Главных слов тебе, мама,
И во здравье твое
Не успел я поставить свечу.
На холодной земле
Мы тобою согреты.
Я кричу
Через эти шальные года:
— Золотая моя
И любимая, где ты?
…Только ты этих слов
Не услышишь уже никогда.
Говорите слова!
Мы беду пересилим.
Пусть ложатся они,
Как на стол кружева…
Говорите слова,
Говорите России.
Говорите России:
— Да будет Россия жива!..
Константин Скворцов — поэт, прозаик, драматург, член Союза писателей России с 1969 года, общественный деятель. Автор многочисленных книг и публикаций. Награжден Орденом «Знак Почета» (1976 г.). Лауреат премии «Золотой Дельвиг» за книгу стихотворений «Челн для двоих» и верность традициям корневого русского поэтического слова (2016 г.), а также многих других премий. Живет в Москве.