Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

Михаил СИНЕЛЬНИКОВ


Михаил Синельников родился в 1946 году  в ленинграде, в семье, пережившей блокаду.  отец — военный журналист, литератор, впоследствии мемуарист, известный филологам воспоминаниями о литературной жизни ленинграда двадцатых годов («Молодой Заболоцкий», «вечер Мандельштама» и другие очерки, вошедшие в книгу воспоминаний «Это было, было, было…», 2014).  Мать — учительница русского языка и литературы,  в годы войны — директор детского дома  для сирот блокады. Уже в начале пути стихи Михаила Синельникова были замечены и одобрены рядом видных писателей — леонидом Мартыновым, вениамином кавериным, Михаилом Зенкевичем, Арсением Тарковским, Сергеем Марковым, Борисом Слуцким, Александром Межировым… Синельников рано профессионализировался как литератор. Первый стихотворный сборник «облака и птицы» издал в 1975 году. в советское время был членом пяти советов по национальным литературам при Союзе писателей СССР: грузинского, армянского, азербайджанского, таджикского, киргизского. Много занимался переводами, был на протяжении ряда лет основным действующим переводчиком грузинской поэзии, переводил также поэтов европы, Дальнего востока, Северного кавказа, тюркских стран (киргизии, казахстана, Азербайджана, Узбекистана, Туркмении, Татарстана, Балкарии, карачая), Армении, Таджикистана, персидскую классику (стихи Рудаки, Дакики, Шарифа Муджаллади Гургани, Муиззи, Адиба Сабира Термези, омара Хайяма, Санаи, низами Арузи Самарканди, Анвари, Аттара, Джелаладдина Руми, Саади, Хаджу кермани, камола Худжанди, Хафиза, Джами, Бинаи, Мухаммада икбала, лахути). наиболее значительная переводная работа — переложение дивана (собрания сочинений) великого поэта ХII столетия Хакани. Синельников — исследователь литературы, автор многих статей о поэзии (в том числе посвященных влиянию мировых религий на русскую литературу), а также воспоминаний о поэтах и деятелях искусства. Михаил Синельников — лауреат премии имени ивана Бунина (2010), премии имени Арсения и Андрея Тарковских (2012) и других.

Прогулка

О, жизнь былая!
Гласит подвал: —
Была Аглая,
И ты бывал!
О, злые раны
Мелькнувших лет!
Не видно Анны,
Галины нет!
А здесь без отчеств
Не обойтись,
И одиночеств
Угасла высь.
Как саламандра
В густом огне —
Дом Александра
В пустынном сне.
И клен осенний
Стоит, уныл,
Там, где Арсений
Когда-то жил.


* * *

«Приплынь, приплынь, Ивасик,
Приплынь на бережок!»
…Ушел на дно карасик,
И детский сон глубок.
Так нянька ворожила,
Как будто бы река
Влила ребенку в жилы
Всю жалость языка.
Так лепетала бабка,
Что в смутный мир его
Вошло, свежо и зябко,
Метели торжество.
Порханьем снеговейным
От гусельной струны —
Записанные Шейном
И Гильфердингом сны.


Мариэтта

Цветы, которые с рассвета
Несли Рахманинову в дом,
Их присылала Мариэтта,
Вся в исступленье молодом.
Но отдалился звук от слуха,
Сплыл на чужие берега,
И — нудная она старуха,
Советский классик и карга.
Плела свое, лгала, ворчала
В мельканье премий и утрат,
И, негодуя, отключала
Свой углеродный аппарат.


Берберова

Снимаю волос, тонкий, длинный,
Забытый на плече моем.
                       Владислав Ходасевич

Лет в девяносто легкость эта
И зоркой мысли быстрота;
Предавшей некогда поэта
Сухие, тонкие уста.
Вся маленькая, в брючках узких,
Поклявшаяся пережить,
Вся русская — средь этих русских
Единственная, может быть.
Армянской тайною повита,
Свежа во мгле, она была
По-европейски деловита,
Вся выдублена и бела.
Прохладный, чуть капризный голос
На старость был немного зол…
Ее один упавший волос
Словесность русскую оплел.


Вдова поэта

Памяти Е. В. Заболоцкой

Казалось, что мгновенье это
Летейской тронуто водой…
Вдову любимого поэта
Я знал уже немолодой.
Но эту преданность и веру
Воспеть бы надо хоть сейчас,
Перед отплытьем на Цитеру,
По расписанью ждущим нас.
Хочу успеть перед погрузкой…
Но как изобразить черты,
Всю прелесть этой старорусской
И терпеливой красоты!
Ведь тень Натальи Долгорукой
И капитанской дочки тень —
Давно за дальнею излукой
Реки туманной, полной всклень.
Сквозь нынешнее бессердечье
Я вызвать к свету захотел
Души немое красноречье
И жизни жертвенный удел.
Верну, минувшее окликав,
Ее усмешки свет живой,
И рокотовских нежных ликов
Внезапный отсвет грозовой.


Нефть

Горю, и дорога светла…
Иннокентий Анненский

Куст купины неопалимой
С глухой окраины Баку
Вдруг озарил, душой хранимый,
Все, что случилось на веку.
Вблизи жилищного массива
От нефти делалось светло.
Как древний шелк, она красива,
Сильна, как мировое зло.
То золотом, то фиолетом,
Как набежавшая сирень,
Переливающимся цветом
Погасший провожала день…
Не с ней ли связан жизнью всею,
В своей пустыне столько лет
Несу, подобно Моисею,
Ее сжигающий завет!


* * *

Текут рядами облака
Из Крыма к белым Гималаям,
Где, словно в дальние века,
Весь мир подлунный узнаваем.
В долинах сеют, жгут огни
Худые, маленькие люди,
Свои дарения они
Приносят Кришне или Будде.
В бездонных пропастях досель
Озера девственные сини,
И первобытная свирель
Тоскует в ледяной пустыне.
Свое предание хранят
В последних джунглях обезьяны
О веке, что древней стократ
«Рамаяны» и махаяны.
Когда весь мир был дик и цел,
Не знал границ в сиянье белом,
И Змей Горыныч в Крым летел
К своим следам окаменелым.


Сказание

Индия — на море Белом,
Где наречья были юны.
О народе смуглотелом
Дряхлые рокочут руны.
Предков первые стоянки —
Там, где названы впервые
Эти северные Ганги,
Индигирки снеговые.
В небе пасолнцы горели,
В тундре мамонты гуляли,
Эти сумрачные ели
Рядом с пальмами стояли.
Но пришла зима седая,
Прилетели ветровеи
И настала стужа злая
В золотой Гиперборее.
Там, где красная рябина
Полегла от бурной вьюги,
В этот год зачали сына
Прародители-супруги.
И на вскормленном гиганте
К дальним двинулись пределам,
Будто Наль и Дамаянти
В серебре заиндевелом.


* * *

Как входит море в розовые гроты
И вновь спешит к нездешней синеве,
Самим собой во мгле полудремоты
Соединяю эти жизни две.
И в глубине светящейся былого
Сокровища забытые ища,
И нахожу и уношу всё снова
Нагроможденья щебня и хряща.
Но, прикоснувшись к оболочке чуда,
К безликому бессмертью своему,
Опять бегу в минувшее оттуда,
Грядущего одолевая тьму.