Холода крещенские ослабила
И в режиме видеописьма
Город переписывала набело
Пуховейным почерком зима.

И непроходимы стали в городе
Перекрёстки с улицами, где
Думал о себе, как белом вороне, –
Как найти такого в светлоте?

Разминулись.И уже не встретиться.
Город нам обоим незнаком.
Снег неумолим. Планета вертится –
Пухнет одуванчиковый ком.

Стали сосны мехом оторочены,
Острые углы – закруглены,
Жители спросонья озабочены
Облачным обвалом тишины.

Начали откапываться истово
Из дремот, привычек и проблем,
Чтобы в благодати независимо
Жить, любить и верить…Между тем

Снегопад густел, сужая улицы,
Будто бы подталкивал плечом
Нас друг к другу:
встретятся, мол, слюбятся…
Встретились.
А снег, как ни при чём,
Шёл.

Не опознаны, не поняты
В перестроенной стране,
Что-то часто гуманоиды
Попадаться стали мне.

В меру бриты и ухоженны,
Под очками пряча взгляд,
Быть обычными прохожими
Гуманоиды хотят.

И примерным поведением
Намекают, чтобы их
В наших людных заведениях
Принимали за своих.

И вина не пьют ни капельки,
Чтоб по пьяни не сболтнуть,
Из какой они галактики
И как долог Млечный Путь.

Но повадки иноземные
Не укрыть им всё равно:
То уступят место женщине
В переполненном метро,

То заступятся за слабого,
То помогут перейти
Через улицу Курчатова
Деду с внуком лет пяти.
То спасут из дыма бабушку
С перепуганным лицом,
То украденную лампочку
Вам заменят над крыльцом.

То в музее, то на выставке,
То возьмутся отыскать
То ли в Туле, то ли в Витебске
Близнецам родную мать.

То туристу иностранному
Простодушно объяснят,
Как пройти к Святому Храму и
Съездить в Сергиев Посад.

То псалмы поют на инглише,
То бомжу дадут взаймы…
В остальном они такие же
Человеки, как и мы.

Тени шикуют в заплатах,
Сброшенных березняком.
Рябь на речных перекатах
Тонко разглажена льдом.

Или дождём остограммен,
Или напуган снежком,
Дым с огородных окраин
Катится в лес кувырком.

То расклубится, то прянет
В рожу – аж слёзы из глаз!
В роще от запаха станет
Сумрачно-горько тотчас.

Дымом и город подкрашен.
Дремлет пожарный расчёт…
Долго живу во вчерашнем,
Позавчерашнем ещё,

Помню медовую горесть
Мягких объятий и губ,
Жесты прощания, то есть
Поезд на Санкт-Петербург.

Держит с ранимым наивом
Прошлое душу мою,
Будто сосну над обрывом,
На одиноком краю.

Осень оттепельна. Хлопья
Валом валят, не кружась.
Лес до самого Приобья
Перепончат и ушаст.

И река до подбородка
Натянула простыню,
Где прореха посерёдке
Превратилась в полынью.

Берега сошлись покато.
Ни на этот, ни на тот
Нам ещё спешить не надо.
Да и нас никто не ждёт.

Мы нашли себя на кромке
Светлой северной земли,
Наши сумерки в потёмки
Постепенно перешли.

В непроглядно снеговое
Благолепье на версту
Прячем шёпот поневоле
Да сапожек переступ…

И летим, не слыша даже,
Запелёнатые сном,
Как уходит время наше,
Исчезает подо льдом.

И свистит, и поёт, и стреляет
Золотое полено в костре.
Кто его положил, верно знает,
Как угрюма тоска в ноябре.

И невольно мы повеселели,
Снова чай на троих кипятим.
Оживились замшелые ели,
Отгоняя назойливый дым.

А наутро беспомощно редким
Стал огонь на останках седых.
И не помним, а кто же был третьим
Среди нас, одиноких, двоих.

Следы на снегу превратились в подмётки,
Ажурно истлеют при выше нуля.
На лапах еловых клубкам без подсотки,
Комкам без подпитки морозной нельзя.
И тают без удержу. Встал муравейник
Медвежьим загривком, и мне как на грех,
Где тени легли вроде клавиш-ступенек,
Ведущих по просеке прямо и вверх,
Никак не пройти. Коренные сельчане –
Ворона с сорокой – повздорили вслух.
И снова крошенье, сверканье, журчанье,
И капли весёлой кротенький плюх.

Весна как весна, ни отнять ни прибавить.
Дороги болтливы, а вербы рябы,
Восторженна жизнь и болезненна память
Затерянной в юности первой любви –
Когда обнажённей тоска и привычней,
Возносят тебя над землёю крыла,
И грозы клубятся с упёртостью бычьей,
И ты бесшабашен – была не была.
Мятежен в неволе, на воле – в смущенье
Не в меру зажат и подчёркнуто сух…
А всюду шуршанье, журчанье, крошенье
И капли протяжной коротенький плюх.