Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

Борис КОЛЫМАГИН
БОРТЕНЕВСКОЕ СРАЖЕНИЕ*




Борис Колымагин — поэт, прозаик, критик. Родился в 1957 году в Тверской области. Окончил отделение критики Литературного института им. А. М. Горького. Живет в Москве.

* 22 декабря 1317 года у села Бортенево под Старицей произошло сражение, в котором тверской князь Михаил Ярославич разбил объединенное войско московского князя Юрия Даниловича и татарского темника Кавгадыя, вторгшегося в пределы Тверского княжества. Это была первая значительная победа русских над золотоордынцами. Орда не простила Михаилу Ярославичу своего позора. Он был вызван в 1318 году на ханский суд, после которого заключен в колодки. Через месяц Михаил Тверской был убит людьми Юрия Даниловича и Кавгадыя. Князь знал, что его ждет смерть, и все-таки предпочел добровольно пойти на казнь, сохранив тем самым жизни тысячам своих подданных на Тверской земле. Ведь откажись он ехать, Орда прислала бы огромное карательное войско, нещадно разрушающее все на своем пути.
Противостояние двух княжеств — это не только противостояние святости и прагматики. По словам Бердяева, собирание земель вокруг Москвы привело к созданию православного ханства. Тверь, ориентированная на Запад, давала альтернативные возможности русской истории. Да, впереди были бы и кровь, и жестокая борьба за власть, словом, все ужасы средневековья. Но Русь, как геополитическое понятие, оказалась бы немного ближе к европейским странам, чем при победе Москвы.



1. Набросок

Шоша разлилась, быстрые мутные воды, кустарник. Враги переходят овраг:

Жадные московские рати
Хотят тверичей пояти.

Они пришли за данью, пришли грабить и убивать. Княжеская дружина Михаила Ярославовича на бугре встречает объединенное войско москвичей и татар:

О Русь моя, умрем теперь:
За нами Тверь!

Профессор Александр Сорочан ведет участников конференции "Миг как сюжет" по желтой глине, по разбухшей дороге.
Бобры в хатках. Зимуют. Добрые глаза бобров — можно представить.
Серо. Небо серое, снега немного, оттепель 22 декабря 1317 года.
Поле вылезает из осинников и болот на косогор, прячет воинов в мелком кустарнике.
Тверская идентичность. Не ордынская Азия, а дорога на Запад. Стрела — символ полета. И поклонный крест.



2. Полотно

Река течет в болотах гиблых
Коричневой поет водой
И в снах тревожных и безвидных
Грустит о сечи стержневой.

За Шошей тьмы и тьмы Востока
Ордынской конницы напор
И с ними москвичи — жестоко
Святой Руси наперекор.

Они уже ползут по гати,
Им крест и правда — нипочем.
Но встали княжеские рати,
Архангел Михаил с мечом.
Но встала Тверь, и слышны трубы,
И благодать на благодать,
И светел лик, и сжаты губы –
Тонка истории тетрадь.
О Тверь моя, игра престолов,
Столица праведной борьбы
И бесконечных проговоров,
И канареечной судьбы.



3. Послесловие

Мы сидели с тобой у костра
Мы сидели с тобой до утра
И увидели смешные глазки бобра.
Он нырнул в свою хатку,
Мы — в палатку.

Было или снилось?
Пряталось и проявилось.

Бой в середине болот,
Точное слово — вот.
Вот — мы стоим у реки.
Вот — москвичи,
Наступают враги
И в небе круги
В тумане,
В обратной яме.
Миг как сюжет,
Как тверской раритет.
Клубится рассвет.
Серое низкое небо,
Серый пригорок,
Глины пласты.

Я и ты.



Григорий ОКЛЕНДСКИЙ
МОНОЛОГИ

 



Григорий Оклендский — поэт. Детские и школьные годы провел в Белоруссии, студенческие — в Ижевске, лучшие — в Новосибирском Академгородке. Затем стажировка в НГУ, аспирантура, диссертация и работа в Сибирском отделении АН. Многие годы занимался автоматизацией научных исследований и разработкой информационных систем здравоохранения. Более 20 лет живет и работает в Окленде, Новая Зеландия. Профессиональные интересы — информационные технологии и базы данных, руководство проектами. Автор двух поэтических книг: "Время собирать..." (2010 г., Ижевск) и "Время стихов" (2014 г., Москва),  многочисленных публикаций в сетевых и бумажных изданиях. Член СП XXI века. Финалист 7-го Всемирного поэтического фестиваля "Эмигрантская Лира" в Бельгии, 2015 г. Лауреат Международных Литконкурсов "Смех без границ", 2015 г. и "О любви...", 2016 г.



Дорогие мои старики!..

Я хотел бы забросить дела и махнуть к вам хотя б на полгода,
Чтобы с толком, с умом,
                        не спеша насладиться забытой свободой...
Мы бы вспомнили жизнь по годам —
                        как прекрасен мир детства и светел,
Как война подошла к рубежам, разрушая мечту на планете...
Как смотрели отчаянью в глаза (а ночами им грезилось лето)
Богом избранны вечно страдать всего мира еврейские дети...
Как война изменила судьбу, как судьба обернулась любовью...
Вот ваш первенец в детском саду,
                        вот в невестах счастливая Соня...
Вот второй народился пацан (говорят, что мечтали о дочке!)
Своенравный — кричал "А я сам!", а его наряжали в платочек...
Всем, с кем нас ни сводила судьба,
                        мы грехи б отпустили без сплетен.
Я, полжизни своей отмотав, никого ближе вас и не встретил.
Вы сейчас мне дороже, родней — у меня уже выросли дети,
И забвенье родимых корней бумерангом влетит на рассвете...
Я хочу, чтоб вы жили всегда, как всегда в моей жизни вы жили!
Чтоб, сменяя друг друга, года никогда нас бы не разлучили...
Опыт сзади, а жизнь впереди —
                        есть в ней место покою и счастью...
Так зачем раны мы бередим и обиды лелеем к ненастью?
Прослезитесь с улыбкой в глазах,
                        улыбнитесь слезинкою мудрой!
Вечер жизни стоит на часах, за которым рождается утро!
Здравствуй, утро! — а сердце болит...
                        Все птенцы из гнезда улетели,
Но гнездо родовое хранит всех заблудших —
                        от горьких метелей...
"Прилетайте, родные птенцы! Мы всегда младо-щебету рады!
Иногда, но дарите цветы,
                        пусть любовь будет высшей наградой.
Пусть и дети, и внуки живут в добром здравии,
                                   мир наполняя..."
Я — последний в семье баламут, свою голову низко склоняю...
Боги мудрые вас берегут, только дети порой огорчают.

Одинокая всходит звезда... Мы сидим на скамейке под вязами.
Лунный свет приоткрыл закрома
                        и засыпал все небо алмазами...
На глаза навернулась слеза —
                        уплывает корабль в страну Радости.
Не до сна... Лет до ста Вашей старости!



Баллада о первой любви

Колокольным звоном оглушенный,
Вспоминаю первую любовь...
Тот, кто хоть однажды был влюбленным,
Пусть сегодня вспоминает вновь...

Я, наверное, не к сроку, но пишу тебе письмо... Как мы бегали с уроков через парк вдвоем в кино... И стояла эта осень — в позолоте купола... Мне семнадцать! Неба просинь! И кружится голова!
Я любил, любил впервые... Белым снегом занесло все тропинки... Белый иней разукрасил губ пушок. Мерзли... Грелись по подъездам (память юности остра!), называл тебя невестой так давно... и так — вчера... Не забыть пьянящий запах зимней шапки из песца... Как неопытно, без страха, жадно губы целовал... Миг казался бесконечным... обнимал тебя за плечи, согревал своим теплом... Посреди сугробов снежных я дарил тебе всю нежность и стихи писал тайком...
Я, наверное, сегодня напишу тебе письмо... Помнишь, вечер новогодний — мы вдвоем с тобой в кино? Холод зрительного зала, где полно свободных мест... Мы коленками касались и в обнимку ели кекс... Та любовь горела ярко, обожгла меня дотла... Уцелела лишь тетрадка, где безумные слова поднимались над строкою, запекались под дугой, и холодною весною догорели — дым трубой... Ты прости, что отболело — не случилось, не сбылось... Улетели птицы в белом, кто-то вместе, а мы — врозь... На прощанье лето пело нам ароматом поля спелого, шелком льющихся волос... Запах мяты, запах клевера, грудь распахнутая, смелая... Танец плачущих берез...

Колокольным звоном оглушенный,
Вспоминаю первую любовь...
Тот, кто хоть однажды был влюбленным,
Пусть взгрустнет и улыбнется вновь...



Сизифов труд

Я б хотел увидеть сон. Будто я, живущий клон, по другой пошел тропе, что у камня на развилке, поменял бы все в судьбе с легкомысленной ухмылкой. И другая улыбнулась мне удача на пути, а возможно, все б вернулось на круги... круги свои. И случайно повстречав самого себя однажды, ночи напролет бы каждый говорил о прожитом — убеждая и ревнуя, и трезвея, и волнуясь... Без оглядки "на потом". Беспощадно, без прикрас, сам с собою — пробил час!

И не истиной бумажной, а всем опытом души — понял я, что жизнь прекрасна та, которую прожил! Что нельзя соединить две судьбы в тугую нить! Где густая тень от пальмы, и сугробов тишина. Океана лик овальный, и подснежников страна. Вырвать горькие страницы, черновик переписать, улететь за Синей Птицей — то ли к морю, то ли вспять... в юность, где тебя не ждут, не дано — Сизифов труд...
... ... ...
Нету сна. И нету клона. Я иду — наверх, по склону...