Дрова

Пора Новогодья, метели
Хлопочут под сводом небес.
Воздушные зимние змеи
Взлетают и падают в лес.
И кто-то поодаль, в сторонке,
В тулупе стоит у плетня,
Пытаясь упрятать в постромки
Гривастую шею коня.
Береза, сосна и осины
Под звонкой пилою поют.
Забытые детства картины
Во снах в караулы встают,
И вот уже тянутся дровы
На дровнях —
в родное село,
Где снега под самые кровы
Бревенчатых изб намело…
И снова смыкаются годы,
Как створки ворот за спиной…
Выходишь — иные погоды,
И ветер, и воздух иной.
Тому миновало полвека…
Но только опять и опять
В озябшей душе человека
С поленьями сани скрипят.
И бабушка крестится снова,
Встречая под вечер обоз —
Предтечу Спасенья печного
В Рождественский лютый мороз!


Орудия, к бою!
(Марш "Варяга")

Над бухтой встает желтолицее солнце.
Дымится на рейде эскадра Японца.
Но в церкви на юте канон сотворив,
"Варяг" и "Кореец" идут на прорыв!
А где-то в России, в снегах молчаливых,
Тоскуют березы на Волжских обрывах,
И матери снова не спят до утра.
Им письма несут штормовые ветра.
Орудия, к бою! Орудия, к бою!
Грохочет шрапнель над матросской судьбою.
Но выше нее, в корабельных снастях,
Трепещет, как чайка, Андреевский стяг!
Остались в тумане окрестные сопки.
Протяжно гудят раскаленные топки.
И в небе ревут канонады грома,
И низко к волне накренилась корма.
Огнем запылали морские пучины.
В горящих сердцах не осталось кручины.
От мичмана с юнгой — до высших чинов
Запомнит Россия отважных сынов.
Живые шагают по Невскому маршем,
Пусть вечная память останется павшим.
На воду ложатся кругами — венки,
В шеренги на баках встают моряки.
От Желтого моря до берега Крыма
Плывут бескозырки средь черного дыма.
И грозным салютом гремят крейсера,
И следом несется — морское УРА!!!


День марта

Весь день расписан. Март в календаре.
Все как всегда: вчера, сегодня, завтра…
Но что-то изменилось на дворе,
И стынет на плите ненужный завтрак.
Забор. А за забором темный лес.
Снега искрятся отраженьем сини.
И, кажется, откуда ждать чудес
Здесь — в сонном царстве, посреди России?
Отброшу с плеч накинутый тулуп.
Спущу с цепи лохматого собрата.
И вздохом — пар поднимется из губ,
Тобой согретых в юности когда-то.
И вновь потянет в горницу — к листу,
Оставить строк незажившие шрамы.
И приложить горячий лоб к кресту
Глядящей в окоем оконной рамы.
А там — смотри, пошел не снег, а дождь.
Исчезнет в небыль зимняя простуда.
И может быть, что ты ко мне придешь
Негаданно, нечаянно, как чудо.
А вот и солнце. Брызнули лучи
На пажити, дороги и корчевья.
И к нам летят усталые грачи,
Вернувшись из далекого кочевья.


А мама уходит…

А мама уходит все дальше и дальше.
Она поднимается выше и выше —
Туда, где свирели играют без фальши
И райские яблоки ветер колышет.
Под утро — бесплотным туманом белесым
Слетаются сны к моему изголовью.
В них мама платком кашемировым косы
Покрыла и смотрит на сына с любовью.
И тихо мурлычет забытая кошка.
И мордой седой прижимается к раме.
Нам кажется с ней — вот, осталось немножко,
Откроем окно — и отправимся к маме!
Крещенье в матерых снегах принимая,
По месяцам-верстам шагаю упрямо
Навстречу беде окаянного мая,
В котором навеки останется мама.
И встав на колени гляжу виновато,
Как тает свеча на очелье кануна.
И кажется, свет неземной от халата
Врачебного — бел, как надгробья парсуна.
А мать поднимается выше и выше,
И к звездам уходит все дальше и дальше…
И плачут дожди, выпадая на крыши.
И тянутся снeги в шопеновском марше.


Сумерки

Под вечер навалится… Впору не жить.
Ухабы беды превращаются в горы.
И мытарь — летучею мышью кружит.
И входит печаль за замки и заборы.
Чадит и не плавится воска свеча.
И шелест химер прозвучал за оградой.
И звезды не бросят на землю луча
Утешной отрадой, последней отрадой.
Читаешь синодик ушедших друзей,
А сердце стучится все глуше, все реже…
Россия — одна! И не будет Рассей
Средь пальм и кипящих волной побережий.
С родного погоста, за пару минут,
Стакан огранив полукружием хлеба,
Коль скоро родные тебя позовут,
Ты должен подняться в холодное небо!
И чтобы полета мгновенья — легки
И встречи с грядущим не горькими были,
За все заплати и не делай долги,
Оставь пятаки бесполезные в пыли.
Под вечер навалится… Впору не жить.
Светило ушло за леса и проселки.
Но там, за покосами, в облаке ржи,
Кричат перепелки, зовут перепелки.
И зов их подхватят с утра петухи…
Со взглядом бессонным, из призрачной дали,
Ты к ним возвратишься пунктиром строки,
Певца непонятной, закатной печали