"Лишние люди" – понятно, известный со школы ряд: Чацкий, Онегин, Печорин, беспомощные кавалеры "тургеневских дев"… Но "недостающий век"? Вводя сей термин (надеюсь, не только литературоведческого, но и политического значения), начну с экспертной оценки литератора и знатока "реаль политик". Британский писатель-шпион Сомерсет Моэм (классическое совместительство со времён Дефо) в главе "Россия, 1917 год" пишет о своей "секретной миссии в России", переговорах с Керенским, Савинковым… А после едких политических зарисовок (видно, не удержался) переходит к русской литературе. И в духе "аналитических записок" спецслужб даёт заключение о причинах её громадного влияния "в стране назначения":
"Именно потому, что у их литературы такая короткая история, русские знают её досконально, как мы Библию короля Иакова. Словесность в России играет куда большую роль, чем в других странах. Что поражает каждого в русской литературе, так это её исключительная скудость. Критики, даже из числа энтузиастов, признают, что их интерес к произведениям, написанным до девятнадцатого века, носит чисто исторический характер, так как русская литература начинается с Пушкина; за ним следуют Гоголь, Лермонтов, Тургенев, Толстой, Достоевский; затем Чехов – и всё! Люди учёные называют множество имён, но не приводят доказательств, чем они замечательны(…)"
Не спешим обижаться, у Моэма "скудость" – узость хронологической базы. Один (XIX) век. Своё заключение Моэм подкрепляет мысленным экспериментом: "Я вообразил, чем была бы английская литература, начнись она с Байрона, Шелли, продолжись Диккенсом и закончись на Мередите. Первый результат: этих писателей очень возвеличили бы…"
Да, мы не читаем авторов XVIII века – что тут возразишь Моэму! Даже помня со школы ряд имён… не приведём доказательств, чем они замечательны. Неподкреплённые читательским интересом имена: Сумароков, Ломоносов, Херасков. Да что тот британский шпион – первый же навскидку квазифольклорный пример подтвердит. В "Покровских воротах" блистательный Костик, указав Хоботову на крайнюю неактуальность, занудность чего-то, бросает: "Да это ж… Херасков!" – "Костик, только не ругайся!" – отвечает третий участник сценки, Савва Игнатьевич, "глас народа".
Но нам недостаёт не только читаемых авторов XVIII века, нам недостаёт духа XVIII века, и это выводит от проблем литературных к самым жизненным.
Вспомним персонаж, открывающий галерею "лишних людей". Чацкий. Главный объект его нападок – времена Очаковские и покоренья Крыма (топография вновь актуальная). Всё его "философско-политическое", всё, что, кроме обид на нелюбезность Софьи Фамусовой, упиралось в утверждение: "Прямой был век покорности и страха! Всё под личиною усердия к царю!"
Отрицая век Потёмкина, Суворова, "покорности и страха", Чацкий утверждал (и ведь утвердил!): истинная смелость – в произнесении "монологов Чацкого"!
К миллионам школьных сочинений на тему "Образы лишних людей в русской литературе" добавлю две цитаты, которых не было в списке одобренных. (Помню чудо-методичку на столе у нашей "русички": "Рекомендованные эпиграфы к сочинениям. 8-й класс"). Древнекитайское: "Мы почитаем предков настолько, насколько в нас отражается дух предков". И Шопенгауэр о том же, но в логической инверсии: "Для лакея – нет героя".
Авторам тех методичек, раскладывавших "Три этапа: декабристы, разночинцы…" хватило ума недотянуть "чацкую галерею" до истинного итога еёразвития, лакея уже не в образно-шопенгауэровском – в прямом профессиональном смысле. Вчитайтесь в "монологи Смердякова", убедитесь: от "чацких"они отличаются лишь отсутствием рифмы, "штилем"!
Не призываю "бросить с корабля" грибоедовский шедевр. Оценивать произведение по наличию/отсутствию положительного героя – абсурд. Но…толкование "образа Чацкого", вбиваемое почти полтора века в головы учеников, это и есть нигилизм, смердяковщина, Троцкий, "школа Покровского"…Ещё убогие ремарки в учебничках: "Век переворотов, Галантный, Дамский…" И Герцен: "Историю Екатерины нельзя читать в приличном обществе".Пересчитывал юбки императриц, но собственная "личная жизнь" обернулась таким свинарником! (См. Гервег, Огарёв, а лучше не см.)
И забыл, "былое-думный", что в век "неприличной императрицы", "покорности и страха", "покоренья Крыма" русские впервые поселились там, гдемного веков были только пленными невольниками.
Розанов горячился: "Я отрицаю Грибоедова… Белинский – основатель торжествующего мальчишества на Руси. Герцен – основатель политического пустозвонства. Я отрицаю непонимание и отрицание России". Уточним: личность, жизнь, смерть Александра Сергеевича – безупречны. Весь надлом –в персонаже, Чацком. Но нарисовав этого наивного пошляка, он от него избавился, как (известный пример) Гёте от Вертера. Не оставил "чацкости" в своей жизни, любви к Нине Чавчавадзе, героической службы в Персии!
Век рефлексии и нигилизма поднял на щит того "рифмованного Смердякова". Далеко задвинув его болтовнёй ("монологами") "век покорности и страха, времена Очаковские". Вот и разгадка: потому и век недостающий, что люди лишние! Да, Пушкин – "наше всё", но рефлексия его Онегина отнюдь не всё в наборе человеческих достоинств. Столь гениально выписал, что "лишнесть" с той поры стала привлекательна, но – оцените штрих – Онегин ему приятель, пусть и добрый. Не друг, уж тем более не отражение.
Слабое место вышесказанного? Это всё образы, персонажи. Чем и важна находка поэта, критика Натальи Гранцевой, автора книг о Ломоносове, Хераскове. Обидевшись за свой любимый, незаслуженно забытый XVIII век, она нашла первонигилиста. И не на страницах – "в реале", как говорят студенты.
Но вначале о поэте из когорты "забытых". Михаил Матвеевич Херасков, куратор Мос­ковского университета, действительный тайный советник (чин 2-го класса, равный генерал-аншефу, выше лишь канцлер-фельд­маршал).
Посвящённая взятию Казани, "Россиада" Хераскова стала событием 1779 года. Автор – "официальным Российским Гомером" ("Русский биографический словарь" Половцева). Ну а далее стремительно налетел век XIX. Последние благодарные оценки Державина, Батюшкова заглушены ниспровергателями, Херасков выброшен вместе со своим веком.
В том "объективном историческом процессе" Гранцева выхватила и "субъективное". Точнее, одного субъекта, более всех способствовавшего ниспровержению "Россиады" и её автора. Представьте, в журнале "Современный наблюдатель российской словесности" 19-летний студент Павел Строев (1796–1876) тиснул статейку в форме письма знакомой барышне. Позже стал профессиональным критиком, а его статья, "балансирующая на грани хамства" (Гранцева), весь XIX век повторялась в критических антологиях, "закрыв вопрос" Хераскова: "Я не намерен разбирать "Россиады"…Приобрели похвалы современников, коих вкус был ещё не образован. Не понимаю, как могли лучшие наши писатели удивляться "Россиаде"? Типичны для "громовых" статей: не намерен разбирать, не понимаю.
Истинной Немезидой обрушивается Гранцева на неумного пошляка. Цитирует Строева, "гасит" язвительными репликами. Доказывает: литературно беспомощный ниспровергатель был подхвачен именно потому, что "сбрасывал с корабля" Хераскова вместе с XVIII веком. Её объединение веков,фактически удвоение хронологической базы русской литературы, не ограничивается отысканием "первого лишнего человека". С долей социального азарта перебирает варианты "возвращения в культурное пространство нашего первого эпоса". Признаёт архаичность тяжеловесность "Россиады". Но…"Тяжёлым, неизящным современным британцам кажется и английский язык Шекспира. Смогли бы читатели мира наслаждаться им, если б филологи за минувшее столетие не озаботились осовременить аутентичные шекспировские тексты?" – спрашивает Гранцева, предлагая свою "реставрацию" Хераскова.
Новой книгой "Неизвестный рыцарь России" Гранцева вводит в оборот повесть "Бахариана" Хераскова и даёт хороший образ отношений двух веков: "Поколение "Золотого века" возвело второй этаж отечественной словесности, который оказался выше, светлее первого… Но явилось третье поколение"архитекторов", заявившее, что для строительства третьего этажа – первый не нужен".
"Россиада", история взятия Казани – эпос. Он как жанр имеет ещё и свойство примирения сторон – и не на основе каких-то политических компромиссов, а на… (без тавтологии не обойтись) подлинно эпической основе. Побеждённые казанцы выведены в "Россиаде" не просто с симпатией –ровно такими же "эпическими героями", как и русские. Это в самой природе эпоса. Вспомнив титул автора (Русский Гомер), сравним: кто с бóльшей симпатией изображён в "Илиаде": греки Менелай, Ахилл или троянцы Приам, Гектор? Бессмыслица! Гомер – не политкорректное жюри "Евровидения", а эпический герой может сражаться только с эпическим же героем, иначе выйдет карикатура. Главная героиня "Россиады" – татарская ханша Сююмбеке. Еёкрасота – такая же действующая пружина войны, сюжета, как красота Елены в "Илиаде".
Имея честь дружить с нынешними Голицыными, наблюдая всю 600-летнюю историю их служения России (о моей книге "Голицыны и вся Россия" "ЛГ"писала в 2008 г.), не мог не отметить взлёт этого высоко и разносторонне одарённого рода именно в веке XVIII. Уникальный в мировой истории случай:отец и сын – фельдмаршалы. Без протекции, в разные периоды (войн хватило на всех): отец, Михаил Голицын гренгамским ударом закончил Севернуювойну и не дожил даже до капитанства своего сына Александра, ставшего фельдмаршалом уже во времена Екатерины. А ещё – созвездие дипломатов,губернаторов… А судьбы генералов Голицыных, воспитанников Суворова, дополнительно иллюстрируют то, что мы, в общем, знаем и по Кутузову, Багратиону, Ермолову, Дохтурову… Войну 1812 года выиграли люди XVIII века.
Инициатива Гранцевой по возвращению в обиход литературы XVIII века изложена столь живо, неравнодушно, что хочется завершить статью чем-то практическим. Например, советом получателям бюджетов "по поиску национальной идеи". Присмотритесь к XVIII веку, его деятельным, героическим людям! К авторам, ещё не заражённым "воздушно-капельным путём" (через чихи и плевки Белинского и Писарева) нигилизмом, самоедством.Тяжеловесны, неудобочитаемы? Есть "запасные варианты" для нашего малочитающего века. Вспомните гениальную серию советских мультфильмов по мотивам греческих эпосов. Сопоставьте число их посмотревших и прочитавших "Илиаду". Сейчас, кстати, этим жанром неплохо освоен период князя Владимира и богатырей. Вот и серия даже… мультиков по произведениям Сумарокова, Хераскова, Ломоносова принесла бы реальную пользу обществу. Не говоря о других способах вернуть в обиход, приблизить наш блистательный XVIII век.