Лицом к лицу
Хелью Ребане
От редакции
Дорогие друзья! Сегодня многие прозаики испытывают потребность попробовать себя на поэтическом поприще. Но очень трудно решиться на приход к читателю в новом жанре. Даже великим порой это не удавалось. Так, Сергей Есенин, например, старался не афишировать собственное авторство повести и рассказов. А Вадим Кожинов так и не решился напечатать свои талантливые стихотворения.
Но у нас несколько иной случай. Знаменитый эстонский прозаик Хелью Ребане стихи начала писать очень рано. И скорее как раз из ее поэзии родилась редкого психологизма проза, которая так привлекает современных читателей.
Дорогие друзья! Сегодня многие прозаики испытывают потребность попробовать себя на поэтическом поприще. Но очень трудно решиться на приход к читателю в новом жанре. Даже великим порой это не удавалось. Так, Сергей Есенин, например, старался не афишировать собственное авторство повести и рассказов. А Вадим Кожинов так и не решился напечатать свои талантливые стихотворения.
Но у нас несколько иной случай. Знаменитый эстонский прозаик Хелью Ребане стихи начала писать очень рано. И скорее как раз из ее поэзии родилась редкого психологизма проза, которая так привлекает современных читателей.
Хелью Ребане — автор пяти сборников прозы: Väike kohvik (1985), "Выигрывают все" (1989), "Аристарх и ручная бабочка" (2007), "Город на Альтрусе" (2011), "50 рассказов" (2016) и поэтического сборника "Сон у моря" (2001, издатель- ство журнала "Юность"). В 2014–2015 годах в де- сяти номерах журнала "Юность" вышла в свет ее повесть "Публичное сокровище". В школьном альманахе Lävel тартуской 5-й средней школы (Эсто- ния) в 12 лет она опубликовала свои первые стихи.
Маски
Настал опасный час.
Они решились маски снять.
И страшно им глаза поднять.
Что обнажилось под обласканною маской?
Сияют ангельские лики
иль дьявольской усмешки торжество?
Под масками
лишь снова маски
странно усмехнулись...
Они решились маски снять.
И страшно им глаза поднять.
Что обнажилось под обласканною маской?
Сияют ангельские лики
иль дьявольской усмешки торжество?
Под масками
лишь снова маски
странно усмехнулись...
Неловкое
Нет, я все-таки изловлю
этого, очень ловкого, воробья!
В клетку его посажу.
Черным платком накрою.
Прикажу: умри!
Не то — будет хуже.
А тебе я скажу: люблю.
Только ты мне по-прежнему нужен.
Ну пожалуйста!
Улыбнись мне снова!
Видишь — я всё же поймала
это неловкое
слово...
этого, очень ловкого, воробья!
В клетку его посажу.
Черным платком накрою.
Прикажу: умри!
Не то — будет хуже.
А тебе я скажу: люблю.
Только ты мне по-прежнему нужен.
Ну пожалуйста!
Улыбнись мне снова!
Видишь — я всё же поймала
это неловкое
слово...
Жёлтое
Жёлтый — цвет измены.
Жёлтые цветы измены
источают
жёлтый, смрадный аромат.
Сочится жёлтое.
Просачивается
сквозь оговорки,
через запахи, запинки
и возвращенья запоздалые домой.
И постепенно
проявляется рисунок на картинке,
как на фотографии портрет,
становится всё ярче и ясней.
И сквозь знакомые черты
вдруг проступает жёлтый лик,
знакомый всем,
но чуждый мне —
то облик
Жёлтого Жуана...
источают
жёлтый, смрадный аромат.
Сочится жёлтое.
Просачивается
сквозь оговорки,
через запахи, запинки
и возвращенья запоздалые домой.
И постепенно
проявляется рисунок на картинке,
как на фотографии портрет,
становится всё ярче и ясней.
И сквозь знакомые черты
вдруг проступает жёлтый лик,
знакомый всем,
но чуждый мне —
то облик
Жёлтого Жуана...
Покрой свою Жизнь глазурью
Покрой свою жизнь глазурью.
Из рекламного ролика
Из рекламного ролика
Покрой свою жизнь глазурью,
и будешь гарантированно съеден.
А я покрою мою жизнь лазурью.
И пусть ты будешь даже очень беден,
мы все равно с тобой куда-нибудь уедем.
Например, на Лазурный Берег.
Мы с тобою
ляжем пляжем
под алые паруса.
И мы никогда
не будем кушать,
говорить,
а главное —
слушать
то,
что
покрыто
глазурью
и будешь гарантированно съеден.
А я покрою мою жизнь лазурью.
И пусть ты будешь даже очень беден,
мы все равно с тобой куда-нибудь уедем.
Например, на Лазурный Берег.
Мы с тобою
ляжем пляжем
под алые паруса.
И мы никогда
не будем кушать,
говорить,
а главное —
слушать
то,
что
покрыто
глазурью
* * *
Мы пересеклись — две параллельные линии
(в искривленном пространстве, конечно) —
и пережили чувственный взрыв.
А когда пространство починят,
ждет нас неминуемо разрыв...
(в искривленном пространстве, конечно) —
и пережили чувственный взрыв.
А когда пространство починят,
ждет нас неминуемо разрыв...
Любовь
Любовь — всегда вмешательство
в частную жизнь другого.
Преследуешь его мыслью,
звонками
и словом.
Приводишь в замешательство:
"Ведь это — помешательство!
Уйди, ты мне мешаешь —
внезапным появлением.
Вернись! Ты вновь мешаешь
своим исчезновением.
Так ветра дуновением
вдруг гасится свеча.
Глаза, от тьмы отвыкшие,
Не видят никого.
Вернись! Зажги свечу...
И тайно помешательству,
назвавшись одиночеством
вернуться помешай".
в частную жизнь другого.
Преследуешь его мыслью,
звонками
и словом.
Приводишь в замешательство:
"Ведь это — помешательство!
Уйди, ты мне мешаешь —
внезапным появлением.
Вернись! Ты вновь мешаешь
своим исчезновением.
Так ветра дуновением
вдруг гасится свеча.
Глаза, от тьмы отвыкшие,
Не видят никого.
Вернись! Зажги свечу...
И тайно помешательству,
назвавшись одиночеством
вернуться помешай".
Млечный Путь
Я присяду на обочине
Млечного Пути.
Кто-то менее удачливый
молоко пролил, не успел дойти.
Отдохнув,
в кувшине молоко парное
я тебе понесу.
И пройдут тысячелетия, и прейдет Земля.
И забуду я, как зовут меня, и откуда я,
пока Млечный Путь весь пройду.
Не забуду лишь, к кому путь держу,
и в кувшине жар — донесу.
Млечного Пути.
Кто-то менее удачливый
молоко пролил, не успел дойти.
Отдохнув,
в кувшине молоко парное
я тебе понесу.
И пройдут тысячелетия, и прейдет Земля.
И забуду я, как зовут меня, и откуда я,
пока Млечный Путь весь пройду.
Не забуду лишь, к кому путь держу,
и в кувшине жар — донесу.