Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

Нина СИМОНЕНКО — краевед, член Союза писателей России, автор книг «Тайны графской усадьбы» и «Частная жизнь графа Орлова-Давыдова». В течение 20 лет занимается историей усадьбы «Отрада» графов Орловых-Давыдовых и судьбами ее обитателей. Член благотворительного фонда «Наследие», участник открытия памятника графу Орлову-Чесменскому в Греции, докладчик на международной конференции 2013 года «Дом Романовых и русская усадьба».

РОКОВАЯ ЛЮБОВЬ ФЕЛЬДМАРШАЛА БАРЯТИНСКОГО

Теплым октябрьским днем 1863 года в домовой церкви князя Орлова, посланника Российского императора в Брюсселе, было венчание. Хотя немолодой 48-летний жених был очень известной личностью, венчание проходило тихо, в узком кругу, не привлекая к себе внимания. На это были весомые причины. В маленькой церкви в жилом доме на тихой брюссельской улочке венчался князь Александр Иванович Барятинский, русский фельдмаршал, известный покоритель Кавказа, пленивший самого имама Шамиля. Невестой князя была 28-летняя Елизавета Дмитриевна, урожденная княжна Орбелиани. Со стороны жениха свидетелями выступали сам хозяин церкви — князь Николай Алексеевич Орлов и брат фельдмаршала Владимир Барятинский. Со стороны невесты поручителями были князь Мещерский и Дмитрий Приоров, кандидат Петербургского университета. С этого таинственного венчания вдали от России начался закат карьеры знаменитого фельдмаршала, с постепенным уходом от дел и охлаждением отношений между князем и его другом юности — императором Александром II.
Но — все по порядку. Князь Александр Иванович Барятинский — личность в России XIX века очень известная. Эту известность он приобрел благодаря своим победам в кавказской войне, прослужив в общей сложности на Кавказе 24 года, пройдя длинный путь от корнета до фельдмаршала. Попал на Кавказ князь волею судьбы при интересных обстоятельствах. В молодости он был очень красив и похож на свою маменьку, урожденную графиню Келлер, белокурую красавицу с ангельским характером, которой поэты посвящали стихи, а скульпторы ваяли ее фигуру в мраморе. Мария Федоровна была близкой подругой императрицы Александры Федоровны, супруги Николая I. Князь — красавец, баловень судьбы, в молодости, как водится, повесничал и был горазд на разные шутки и проказы. Например, однажды, переодевшись в платье маменьки и под ее видом, зашел в комнату ее гостьи, миловидной молодой графини, поцеловать ту перед сном и был разоблачен гостьей, когда та почувствовала, что поцелуй «хозяйки» дома был слишком страстным. В другой раз, приделав себе большие усы и бакенбарды, надев парик, князь приехал торжественно в школу, где учился его младший брат, под именем графа Келлера, сильно всполошив своим приездом все школьное начальство. А то забавлялся, садясь в дверях гауптвахты с запасом камешков, искусно пуская их, когда мимо проходили женщины из прислуги. Камешки, подпрыгивая, запутывались в юбках и ногах, женщины сердились и этим забавляли князя.
Или вот еще характерный случай. Увлекшись хорошеньким личиком, князь, в то время 17-летний юноша, не заметил, что с балкона какой-то дачи на его любовные атаки смотрело целое общество во главе с командиром Кавалергардского полка графом Апраксиным. Когда князь, смущенный, остановился, чтобы отдать честь, граф Апраксин сказал ему с балкона: «Браво, молодой человек! Не смущайтесь, в ваши лета у меня было уже четыре подружки!»
Молодой Барятинский считался первым донжуаном во всех великосветских петербургских гостиных и очень нравился женщинам, но сам Александр Иванович в молодости жениться не хотел, хотя был завидным богатым женихом, и все мамаши, имевшие дочерей на выданье, «пели ему всевозможные акафисты». Боясь корысти потенциальных невест, князь даже отказался от своего наследства в пользу младшего брата. Молва, не без основания, говорила, что нравился он и одной из дочерей императора Николая I, Ольге. Чтобы эти отношения не зашли слишком далеко, император решил отправить молодого повесу на Кавказ, где тот и сделал свою блестящую карьеру, возмужав и изменившись там, всем на удивление, до неузнаваемости.
Своеобразная ссылка пошла Александру Барятинскому на пользу, князь превратился из светского повесы в бывалого воина, снискал любовь всех подчиненных своей храбростью и дослужился до фельдмаршальского жезла, став наместником императора на Кавказе. Начал князь свою службу в Кабардинском полку, проявил себя храбрецом, в одном бою его ранили в правый бок, и пуля, застряв в кости, так и осталась там навсегда. Ранение было очень серьезным, Александр Иванович несколько дней пролежал без сознания, а возле его палатки уже поставили гроб на случай кончины князя. Но крепкий организм его выдержал. Через пару недель раненый пошел на поправку, а за храбрость в бою его представили к Георгиевскому кресту.
Князь Барятинский долго и упорно шел к посту главнокомандующего и наместника на Кавказе, накапливая драгоценный кавказский опыт два десятка лет, «постепенно превратившись в старого кавказца», познавшего все тонкости войны с горцами. К тому же у него были крепкие дружеские отношения с императором Александром II, который очень доверял князю. Став наместником императора, князь Барятинский обосновался на Кавказе, полюбил эти места и людей, там живших. Сам большой жизнелюб, князь даже в условиях военных действий и беспрестанных столкновений с горцами находил возможность наслаждаться жизнью и помогал в этом другим. Вокруг наместника сплотилось целое общество, центром которого стал князь, умевший организовать праздники и увеселения, устроить роскошный бал или прогулку верхом по живописным местам.

В 1859 году служить на Кавказ под командование князя Барятинского приехали его племянники, братья-близнецы Орловы-Давыдовы, которые в своих личных дневниках и письмах к родителям оставили бесценные воспоминания о том времени, о самом князе и о его первой любви, о которой наш рассказ впереди. Прибыв к месту службы, братья описывают, как волновались перед встречей с «дяденькой» (так они называли князя Барятинского, родного брата их матери Ольги Ивановны). Им, конечно, хотелось, чтобы он отнесся к ним по-родственному, но в то же время понимали, что дядя здесь официальное лицо, известное и уважаемое в крае, в его подчинении генералы, а они всего лишь младшие офицеры. «Надели парадную форму, — записывает в дневнике Анатолий Орлов-Давыдов, — и с депешами отправились к Наместнику. Сердце билось. Как он примет нас? В передней дежурный адъютант Трубецкой. По-настоящему надо ждать, но мы не вытерпели и пошли к камердинеру, который доложил. Мы ждали возле кабинета. «Еще не одеты, тотчас выйдут». И через пять минут дяденька вышел, обнял нас и повел в свой кабинет. Мы отдали депеши и письма. «Удачнее нельзя приехать в Тифлис, — сказал князь, — те перь самый интересный период войны. Дела идут удачно, осаждают Веден, столицу Шамиля, который окружен и защищается. На днях, может быть, возьмут, и мы туда отправимся». Чай пьем с дяденькой, он показывает нам свои комнаты, которые недавно отлично отделаны, особенно одна — персидская. В доме вообще большие залы. Дяденька при нас принимает доклад и приказывает раздать пять крестов. Потом приходят разные генералы, наши начальники, и дяденька представляет нам список всех тех, к которым мы должны являться».
Начинается жизнь племянников на Кавказе. Князь не сразу решает их послать на передовую, дает привыкнуть. Для начала они приводят в порядок его обширную библиотеку, составляют каталог и присматриваются, обживаются. Князь Барятинский, хоть и уделяет внимание племянникам, но все-таки держит их на некотором расстоянии: «К дяденьке мы ходим не иначе, как по приглашению». Их наблюдения за жизнью наместника очень непосредственны и интересны.
В свите наместника было несколько адъютантов, среди которых любимец — полковник Владимир Александрович Давыдов, и это сразу заметили молодые Орловы-Давыдовы. «Вечер проводим у дяденьки Александра с Владимиром Александровичем и его женою, очень маленькой и довольно милою грузинкой». Анатолий быстро сошелся с семейством Давыдовых, уже играл в четыре руки на фортепиано с Елизаветой Дмитриевной, «послал ей Дон Жуана, чтобы она разучила». «Завтра обедаем у дяденьки, и он хочет, чтобы я играл на фортепиано с женой Владимира Александровича, который будет играть на скрипке, а сам дяденька хочет играть на гитаре. В воскресенье дяденька хочет устроить кавалькаду с дамами».
Мало кто тогда догадывался, что за привязанностью фельдмаршала к своему адъютанту скрывалось нечто другое. Князь Барятинский впервые по-настоящему влюбился. И влюбился в жену адъютанта Владимира Александровича Давыдова, Елизавету Дмитриевну. Влюбился страстно, как мальчишка, и ничего не мог с этим поделать. Чем она пленила фельдмаршала, трудно сказать, поскольку красавицей эту женщину грузинского типа никто из современников назвать не осмелился. Правда, Елизавета Дмитриевна, урожденная княжна Орбелиани, была моложе князя на двадцать лет, ее замужество с Давыдовым длилось всего шесть лет.
«Мы обедали у дяденьки, из посторонних были один Владимир Александрович с женою. После обеда Владимир Александрович играл на скрипке, потом, как я не упрямился, дяденька заставил меня сесть за фортепиано, и я играл известные арии», — записывает Анатолий Орлов-Давыдов.
Князь принимал гостей по четвергам, все его обожали от генерала до простого солдата, ко всем князь был внимателен, по праздникам устраивал приемы не только для дворян, но и для солдат, отличившихся в боях.
«Тут мы видели всё общество, многим представились. Вечер как при Дворе. Дамы в бальных платьях, некоторые красивые». Выезд наместника в театр, где у князя была своя ложа, был обставлен роскошно: «Впереди два казака с факелами, скачут один возле другого; по обе стороны коляски другие два, сзади весь конвой. Картина очень эффектная, особенно в темных улицах Тифлиса». Князь живет со вкусом: «Перед прогулкой в гостиных собралась почти вся свита, потом стали приезжать дамы в амазонках. Жена губернатора Кабир, Давыдова, княгиня Мухранская и прочие. Верховые лошади стояли в саду, и через полчаса мы сели и тронулись: дяденька впереди, а кругом генералы, адъютанты, а сзади конвой в пестрых и нарядных костюмах. Вы не можете вообразить себе, как это было красиво и живописно, всего было, конечно, не менее ста человек». Кое-кто в обществе стал замечать взгляды, которые бросал князь на жену Давыдова, но почти никто не догадывался, как серьезно было его чувство. Даже племянник написал родителям: «Тут ходят слухи, что дяденька хочет жениться то ли на Мухранской, то ли на Давыдовой. Но мне верится в это с трудом».
Муж Елизаветы Дмитриевны, похоже, тоже ни о чем не догадывался до тех пор, пока князь, лихо, почти по-горски, не похитил его жену и не увез за границу. Рассказывают, что, узнав, обманутый Давыдов бросился вдогонку и даже вызвал князя на дуэль. Принять вызов простого полковника фельдмаршал и наместник государя, естественно, никак не мог, поэтому князю Барятинскому, как человеку благородному, оставалось только подать в отставку. И он сделал это, тем самым променяв фельдмаршальский жезл на любовь к женщине. Князь увез Елизавету Дмитриевну за границу, официально объявив о своей болезни и необходимости получить лечение за границей. Это тоже было правдой, князя давно мучила подагра, иногда приступы ее были так сильны, что он не мог подняться с постели.

Живя за границей, князю, конечно, хотелось узаконить свои отношения с любимой женщиной, но, по тогдашним правилам, для развода необходимы были очень веские причины. И они нашлись. Судьба благоволила влюбленным. Обманутый муж, как оказалось, не отличался верностью своей жене, в чем был уличен (и очень кстати!) свидетелями. Так что церковь разрешила Елизавете Дмитриевне расторгнуть брак с Давыдовым и вступить в новый с князем Барятинским. Венчание состоялось в домовой церкви князя Орлова в Брюсселе. Вся эта история закрутилась-завертелась очень быстро, многие не успели опомниться, включая даже родных племянников. Когда князь их вызвал к себе в Зайн, там они нашли влюбленных, о чем Владимир Орлов-Давыдов записал в своем дневнике: «Вызваны дядей Александром Ивановичем в Зайн, где застаем его с Елизаветой Дмитриевной, на которой он только что женился в Брюсселе. Проводим несколько дней в Зайне, потом едем с дядей и его женой в Кобленц, Кёльн, через Бельгию в Лилль, Кале и Лондон. Живем неделю, потом едем в Exeter и Plymouth. Через неделю переезжаем на дачу, нанятую дядей в Девоншире». Эта запись Владимира Орлова-Давыдова служит ярким доказательством непричастности его к этой любовной истории, так как некоторые до сих пор считают именно племянника обманутым мужем, смутившись общей фамилией Давыдов.
Князь и его венчанная супруга прожили в любви и согласии 16 лет, до самой кончины фельдмаршала в 1879 году. Любовь этих двух людей была, по всей видимости, настоящей. Бедная Елизавета Дмитриевна после смерти любимого мужа так страдала, что помутилась рассудком, и ее пришлось поместить в психиатрическую клинику в Илленау. Там ее навещали Орловы-Давыдовы, заботились о ней, о чем находим упоминание в их переписке.
«Бедный Папенька, через что пришлось Вам пройти и как тяжело думать о нашей бедной больной», — пишет графиня Мария Владимировна Орлова- Давыдова в письме отцу, графу Владимиру Петровичу, в июле 1879 года. «Благодарю Вас, что не забыли позаботиться о священнике для Елизаветы Дмитриевны». «Боюсь, что Ваше посещение Елизаветы Дмитриевны Вам будет очень тяжело». «По последней почте я послала письмо Елизавете Дмитриевне. Надеюсь, оно ничем ее не смутит. Нельзя было и ожидать, что она будет довольна нанятой Вами дачей; она никогда ничем не будет довольна, пока продолжается ее болезненное состояние».
Детей у четы Барятинских не было, всё свое имущество перед смертью князь завещал жене. Елизавета Дмитриевна пережила мужа на 20 лет и скончалась в 1899 году.



МАРИИНКА ПРИЕЗЖАЕТ! (ИЗ ЗАПИСОК БАЛЕТОМАНКИ)

Исповедь балетоманки


В искусство балета я влюблена с детства, а с самой юности считаю себя настоящей балетоманкой. Когда-то старалась не пропускать ни одного балетного спектакля в Большом театре. Впечатления бывали порой так сильны, что рвались наружу, и я писала свои «Заметки балетоманки». С возрастом горевшие некогда страсти поутихли, но нет-нет да и достану свою заветную тетрадочку, ту самую, «балетоманскую». И вновь оживают воспоминания...
Мариинка приезжает! Сколько в этих двух словах всего: и радость, и нетерпение, и капелька страха (а вдруг не попадешь), и предвкушение волшебного праздника. Для семейного бюджета наступают тяжелые денечки.
На этот раз будут обменные гастроли двух театров: Мариинка в Москве даст двух «Спящих красавиц» и гала-концерт, а наш Большой повезет в Петербург «Лебединое озеро».
Свою новую «Спящую красавицу» мариинцы покажут в Москве 3 и 4 ноября, составы пока неизвестны. Вот тут начались опасения, что с билетами возможны проблемы. В кассах Большого их никогда нет, у спекулянтов — всегда пожалуйста, но в два-три раза дороже.
Моя подруга, страстная балетоманка, очень постаралась и билеты все-таки достала. Нам тоже дала «явки, пароли». Ура! Мы тоже с билетами! Дорого, конечно, но муж сказал: «Сядем на хлеб и воду, но билеты купим». И это правильно, деньги надо тратить на впечатления, именно в них ценность жизни.
На смену билетным волнениям подоспели теперь другие: кто будет танцевать. Вопрос принципиальный для всех. Мне, например, хочется увидеть Игоря Зеленского, хотя Светлану Захарову тоже, ой, и Диану Вишневу, оказывается, тоже хочется увидеть. Но все танцевать в одном спектакле они уж точно не будут. Вот ведь есть на свете счастливчики, которые смотрят несколько спектаклей с разными составами. Это я о балетных критиках. Мы-то об этом даже и грезить не смеем.
«Вот бы посмотреть дуэт Зеленского с Захаровой», — размечталась я. Подруга разворачивает фантазии: «А еще бы посмотреть Игоря с Дианой». Идем- то мы в разные дни: подруга — 3 ноября, а мы с мужем — 4-го. Может, все и получится?
В предвкушении грядущего праздника мы не удержались и несколько раз позвонили в Питер, в Мариинский театр, пытаясь разузнать составы исполнителей, нам откликнулись и выдали сию великую тайну: 3 ноября танцуют Зеленский и Вишнева, а 4-го — Захарова и Колб.
Как же повезло моей подруге! Она увидит сразу обоих своих любимцев. Зато я буду наслаждаться танцем Светланы и спокойно посмотрю все нюансы новой постановки, без всяких треволнений, потому как с Зеленским «спокойно» не получится. Когда он на сцене, никаких нюансов я видеть просто не способна. Танец Игоря действует на меня почти как вирус: тахикардия, глаза слезятся, мурашки бегают, и хочется, чтобы никто не мешал мне болеть этим «зеленским» вирусом.
В этот раз этого не получится, к сожалению, но я себя успокаиваю: зато мы сможем увидеть Игоря после спектакля. Решение пришло вовремя: идем к концу представления, дожидаемся Игоря у 15-го подъезда Большого театра, дарим ему цветы, поздравляем с премьерой и фотографируем звезду балета, если судьба нам улыбнется.
Целый день накануне мы готовились. Зная, что Игорь по гороскопу «рак», я решила подарить ему что-нибудь вкусненькое, ананас, например. Моя подруга сразу отвергла эту идею: «Он не будет есть твой ананас, подумает, что отравлен. Ведь в нынешнее время всяких сумасшедших полно». Я согласилась, но ананас — большой, золотистый, душистый — все-таки купила. Украсила его золотистой спиралькой-ленточкой, получилось очень даже.
Муж внес свое предложение: «А может, ему бутылку виски подарить?» Я засомневалась — прилично ли, пьет ли он спиртное вообще. Но идея эта все- таки запала в душу, и я ее не отвергла.
Вот он наступил, долгожданный день 3 ноября. Одевшись теплее (ведь ноябрь на дворе), мы поехали в Большой театр к окончанию спектакля, то есть к 23 часам.
У входа в Большой машин видимо-невидимо. Вся площадь заполнена дорогими иномарками. Многие из них с мигалками — видно, люди на спектакль приехали солидные. Ровно в 23 часа из дверей театра появились первые зрители. Нарядные дамы в вечерних туалетах выходили на холод и тут же ныряли в машины, другим заботливые водители подносили пальто прямо к театральному подъезду. Иные театралы были с детьми. Поток выходивших разрастался с каждой минутой, и вот уже подъезды исторгали огромную массу нарядных людей. Все выходящие были в приятном возбуждении, громко переговаривались, обменивались впечатлениями. Я искала среди них знакомое лицо своей подруги. Вот и она. Ошеломленная, потрясенная зрелищем, подруга моя не могла вымолвить ни слова. Впечатлений оказалось так много и они были так сильны, что слова никак не подбирались.
Мы успокоили нашу театралку как могли и, слушая ее сбивчивый рассказ, повели прямо к служебному входу — к 15-му подъезду, где должно было развернуться еще одно действие сегодняшнего праздника, не менее завораживающее, чем сам спектакль, — встреча с любимыми артистами лицом к лицу, без оркестровой ямы.
У подъезда тоже толпился народ: воспитанники хореографического училища, танцевавшие в последнем акте, артисты кордебалета, успевшие умыться и одеться, друзья-товарищи, их встречавшие. Потихоньку стали подтягиваться балетоманы. Стало еще многолюднее, а время-то — двенадцатый час ночи. Уже и ночные дворники принялись подметать тротуары. Неподалеку стояли огромные машины-автофургоны, в которых привезли декорации к сегодняшнему спектаклю. Мариинка в этот раз приехала в Москву на двенадцати поездах и множестве машин. Декораций, костюмов, реквизита было огромное количество. Артистов, включая учащихся хореографического училища имени Вагановой, — тоже. В газетах писали, что в вальсах этой постановки участвуют одновременно до 72 человек против 32 — в обычной, современной «Спящей красавице».
Мы ждем у подъезда уже около часа. Толпа постепенно начинает рассасываться. Вдруг я заметила знакомое лицо. Это же Дианин папа! Ну, конечно же, это он. Мы видели его в передаче «Царская ложа», посвященной творчеству молодой балерины Дианы Вишневой. Так хочется подойти к нему, сказать что-нибудь приятное в адрес его дочери, но я не решаюсь. Потом все-таки подхожу и говорю, как мне нравится танец Дианы, как мы следим за ее успехами всей семьей, радуемся им. Папе приятно, он улыбается. Вырастить такую дочь, такую жар-птицу — это счастье для отца. «Ну, что вы, она у меня маленький стриж», — смущается папа Дины. Дома, может, и стриж, а на сцене самая что ни на есть настоящая жарптица — красивая, яркая, с огромными черными глазами, ослепительной улыбкой, высоким легким прыжком, полная жизни и страсти.
Мы так разговорились с отцом Дианы, что он даже успел написать благодарность мне в программку «за любовь к балету и Мариинскому театру», мы сфотографировались на память. Рядом все это время отрешенно стояла моя подруга. Вдруг, в какое-то мгновение, до нее дошел смысл происходящего, и она поняла, с кем я беседую. А она ведь накануне приготовила подарок своей любимой балерине Диночке Вишневой — изящный фарфоровый подсвечник в виде орхидеи, и тут от волнения она его роняет, и кусочек откалывается. Ну как теперь его дарить!
Атмосфера у подъезда наэлектризована, накал чувств и эмоций достиг предела, ведь вокруг столько знакомых лиц, лиц почти сказочных для нас, зрителей. Мы их обычно видим по ту сторону рампы, и вдруг они оказались рядом, близко.
Вот стремительной походкой вышел из подъезда солист балета Илья Кузнецов — высокий, легкий, красивый, со светлыми развевающимися на ветру волосами. Как гордо вскинута его голова, какая стройная у танцовщика фигура. У всех балетных очень красивая осанка, все они будто из одной королевской семьи и на улице выделяются среди толпы именно статью и царской поступью. Щелчок нашего фотоаппарата — и мгновение остановилось, а прекрасный принц Шарман из «Спящей красавицы» — Илья Кузнецов — останется с нами на фото.
Снова медленно открываются тяжелые дубовые двери, и выходит целая группа людей: Ольга Ченчикова, когда-то прекрасная балерина, любимая ученица пермского преподавателя Людмилы Сахаровой, а сейчас педагог-репетитор Дианы Вишневой. Ольга выходит с цветами, ослепительно улыбается. За ней из дверей показывается директор Мариинского балета Махар Вазиев, муж Ченчиковой. В том, что в Мариинке такая замечательная балетная труппа, есть заслуга и директора балета, я думаю.
А вот и сам маэстро Гергиев! Моя подруга решается подойти к нему за автографом, и знаменитый дирижер расписывается в программке. Стоим, завороженные, счастливые: мы увидели стольких замечательных артистов сегодня, да еще и сняли на фото. Щелчок фотоаппарата — и они уже всегда будут рядом с нами.
Небольшая передышка. Гости Большого театра садятся в машины, улыбаются и машут нам на прощание. Я подхожу к пожилой театралке и спрашиваю: «А вы кого хотели бы увидеть сегодня, кого из артистов любите?» Она даже не сразу меня понимает — тоже от нахлынувших чувств. Потом отвечает: «Такой спектакль я уже, скорее всего, никогда больше не увижу, поэтому хочу увидеть всех!»
Вот уже близится полночь. Тяжелая дверь подъезда открывается, и наконец-то медленно выходит Игорь Зеленский, таща за собой огромный синий чемодан на колесах с костюмами. Какой же Игорь высокий, спортивный! Одет просто: черная дутая куртка, вязаная шапочка, натянутая до самых глаз. Все сразу к нему, и вот уже его окружили человек десять, все разом что-то говорят, спрашивают, делают комплименты, восторгаются, просят автограф.
— А я думал, все уже давно спят, — говорит Игорь.
— Мы ждем вас, как мы можем уйти, не увидев, — отвечают, ну и так далее, тому подобное.
Он расписывается на программках, симпатичная девушка задает вопрос, нравится ли ему танцевать в этой «Спящей». Отвечает, что не особенно, но тут же добавляет: «А что делать?»
Конечно, в старинном спектакле по-настоящему не развернешься, негде блеснуть своими знаменитыми высокими прыжками, виртуозными пируэтами. В XIX веке у мужчин-танцовщиков роль была куда скромнее: подать выгодно партнершу, поддержать ее, поднять, перенести.
- А будете ли вы участвовать в гала-концерте 18 ноября? — это уже я вопрошаю.
-    Первый раз слышу. Мне об этом ничего неизвестно, — отвечает он.
-    А мы уже и билеты купили!
-    У меня 21-го «Манон», — уточняет Игорь.
«Как же так, — размышляю я, — гала-концерт без Зеленского», — и оставляю без осознания его последнюю фразу о «Манон». И только уже дома она вдруг всплывает в памяти, и мы мучаемся, почему не спросили, где танцует Игорь «Манон» — в Москве или в Питере? Что это такое с нами происходило? Мы перестали соображать, причем все.
Одна газетная критикесса как-то посетовала, мол, прошли те благословенные времена, когда балетных артистов встречали у служебного выхода, несли на руках до дома, плакали, падали в обмороки и тому подобное. Видно, редко она приходит к заветному подъезду. Ну, обмороки — это уж слишком, но встретить любимого артиста еще многие не откажут себе в удовольствии. Есть такие балетоманы и среди моих друзей.
Но вернемся к Игорю. Он уже направляется со своим чемоданом в отель «Мариотт». Мой муж вдруг решается вручить ему бутылку виски. Игорю эта идея понравилась, зря я сомневалась. Виски он взял и очень тепло поблагодарил моего догадливого супруга, даже сам предложил сфотографироваться со мной на память. Как была рада я — не передать!
Игорь ушел в отель, а мы остались ждать Диану. Уже первый час ночи. Ананас я оставила для нее, ведь подруга уронила свою фарфоровую орхидею, которую мечтала подарить Диане, и теперь переживала. Диану ждали многие, в том числе и ее папа, а она все не выходила, пока мы не догадались, что ее сегодня проводили через главный подъезд. В помещениях театра уже гасили свет. Мы попрощались с папой Дианы и вручили ананас для дочери, кто-то из поклонников передал для нее цветы.
Простились с Вишневым тепло, как давно-давно знакомые люди. Возвращаясь домой, мы делились взахлеб впечатлениями сегодняшнего дня, перебивая друг друга, хохотали, вспоминая некоторые казусы, и засыпали этой счастливой ночью в предвкушении завтрашнего спектакля.