Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

Галина Якунина



Обостренное чувство вершины и края



Галина Павловна Якунина родилась во Владивостоке. Окончила филологический факультет Дальневосточного государственного университета. Работала преподавателем литературы во Владивостокском морском колледже, главным специалистом управления социальной защиты районной администрации. В настоящее время редактор в департаменте информации и печати Морского государственного университета им. адмирала Г.И. Невельского. Автор четырех поэтических сборников. Председатель Приморского отделения Союза российских писателей. Живет во Владивостоке.


Путь


На холме по-над морем
Земля гола:
Ни кусточка, ни деревца—
Все кресты.
А с холма во все стороны—
Даль светла,
И душа слышит благовест
С высоты.

Так ей хочется верить,
Что мир воскрес,
Что не будет отныне
Утрат и слез…
За холмом оставив
Деревню и лес,
Поднимаются матери
На погост.

Каменистой дорогой
Все вверх да вверх—
Прямо к небу,
Где нет никаких оград,
Где судьба, не спросив,
Породнила всех:
Три сыновних креста
В облаках стоят.

Ах ты, Русь-безотцовщина...
Все трудней
Тебе выжить:
То бунт, то глад, то война.
А земля угасает
Без сыновей—
Оттого и могилой пахнет она.

Но, полынью иссохшей
Шурша у ног,
Шепчет горестно вслед,
Куда бы ни шел:
"Без корней и кроны,
Кто ты, сынок?
Только ствол…
Оружейный послушный ствол".

Плач полей,
горечь ветра…
Во мгле, в дыму,
Сколько сгинуло вольниц,
А воли нет.
Только — холм,
На который по одному
Мы восходим,
Выходим на Отчий свет.

Где над тихим погостом—
Небо одно.
Где просить себе
Лучшую долю — грех.
Где три матери в черном
Делят вино
Да кулич освященный — один на всех…


Голос


Я— голос, я— тихий голос
Земли бездольной моей,
Ее материнства горесть,
Недетская грусть детей.
Я— боль стариков забытых,
Печаль деревень— пустынь,
Погостов, водою смытых,
Сожженных дотла святынь.
Я— горечь надежд недолгих
И свет непогасших глаз
Всех, преданных ей и долгу,
Всех — преданных… и не раз.
В ее ветра штормовые
Мой голос навечно влит:
Не я говорю о России—
Она во мне говорит…


Закрытый город


Открыт закрытый порт Владивосток...
В. Высоцкий

Это город особого знанья и зренья,
Обостренного чувства вершины и края.
Он на стыке стихий, словно стихотворенье,
Всякий раз по-иному в душе прорастает.

Здесь, на росстани ярких, свирепых столетий,
В эхе битвы и бунта, и стонов "доколе?!",
Он стоит, замерев перед ласковой этой,
Невозможною близостью счастья и воли.

А века на волнах, как венки отплывают,
И тяжелые плечи отцовских погостов
Город молча возносят над краем, над хаем
всех, кому не по нраву он и—
                                              не по росту.

Окна в космос открыв, как кингстоны "Варяга",
Неподвластен своим и чужим самураям
Он, наследник твердынь, крестник флотского стяга,
Знаменосец России, дошедшей до края…

Хмель лазури и воли — навек в его генах.
Русский сын сотен наций, сродненных судьбою,
Он эпохе любой платит высшую цену
За одно только право остаться собою.


* * *


Не страна победила страну—
Мы в войне победили Войну.
Победили такою ценой,
Что не снилось стране ни одной.
Мир спасенный,
Оставь ложь и лесть
И не лезь ты нам в душу, не лезь.
Нашу боль, нашу память не трожь,
Не пытай: все одно не поймешь,
Почему пред великой бедой
Мы едины душой и судьбой,
Почему рядом с нами в тот час
Вся Россия: до нас, после нас—
Вся незримая светлая рать…

Мы не можем Войне проиграть.


Верный


Как сказать исхудалому скорбному псу,
чтоб оставил он пост у крыльца и колодца?
Что стеречь тебе, старче?
                                              Изба продается.
А когда ее купят, то сразу снесут.

Как собаке сказать, что свободна она:
третий год ни цепи,
                                              ни хозяина нету.
Так иди же, ступай на все стороны света
и забудь своих бывших богов имена!

Но, читая с лица, пес поймет: виноват.
В том, что стар, в том, что жив—
                                                                      даже смерти не нужен…
Как ты мог столько лет жить всем сердцем наружу
на земле, где и Бог за любовь был распят?

Как смогло это сердце до самого края,
до озноба вобрать заповеданный взгляд
той Любви,
                       о которой не говорят,
чистый слиток ее на слова не меняя?


Час Наречённый


Вот она, горечь
Библейского знания:
Час наречённый
Судьбой не отсрочится:
Самые главные испытания
Одолеваются в одиночестве.

Где же ты, Отче?..
Отравой,
           отрадою
Станет урок,
В одиночку усвоенный?
Даже любовь
Не делится надвое:
В каждой душе
Прорастает по-своему.

Мы одиноки
Пред Богом и совестью
В тайности,
Таинстве самотворения.
Жизнь — это шаг
Между Небом и пропастью
В наше бессмертие
Или – забвение…


Наследие


И все же тайна есть в моем народе,
И крест его ни с чем нельзя равнять.
Какие поколения уходят,
Нам только предстоит еще понять.

Их маем небывалым осиянны,
Ценой его стократ оглушены,
Мы после них откроем не романы,
А письма, песни и стихи Войны.

Великое и страшное наследство
Предсмертных и бессмертных этих строк
Послевоенным нам,
                                  послесоветским
Оставлено на самый крайний срок.

Чужим его присвоить невозможно.
Лишь наши дрогнут души и уста,
Узнав сквозь время, сквозь мороз по коже,
Сквозь слезы бессомненного родства:

"ВСТАВАЙ, СТРАНА…"
Неумолимый график
Смертей и смут диктует наш черед
Из песен отчих,
                                  писем,
                                              фотографий,
из пепла на крови собрать народ.