Любимых слов прекрасная тщета,
Мерцанье тайн в трепещущей строке,
Премудрых книг святая нищета,
Тревожное гаданье по руке —

Как мерное качанье в гамаке…

Холодных дней однообразный ход,
Сомнительный, непонятый никем,
Но кое-как прожитый старый год,
И те же трещины на потолке —

Как тихое течение в реке…

И все глядишь на темный небосвод
И грезишь о забытом уголке.
Там все как здесь — и розовый восход,
И белые туманы вдалеке,

Как тени уходящих налегке…

…И было так: молились до утра,
А после пили до кошмарных грез
И странно коротали вечера.

И год прошел, но счастья не принес.
А помнишь, как сияли небеса
Ответом на мучительный вопрос?

Горели подмосковные леса,
Спокойно спал палач в своем дому
И сумасшедший слышал голоса.

И Август плыл в удушливом дыму,
Безжалостно сжигая эту твердь,
Сомнительный, ненужный никому…

Я раньше думал — так приходит смерть.

…И городов бунтующая твердь,
И аромат полей,
И в каждом теле зреющая смерть,
И розы на столе,

И встречи в отдаленных уголках
Заброшенной страны,
И пьяницы, таящие в зрачках
Младенческие сны,

И сонные осенние ветра,
Забредшие сюда,
И на окраине забытый храм, —
Забытый навсегда,

И на стене моей старинный крест —
Как скорбь Его чиста! —
И тихий ангел, приложивший перст
К трепещущим устам,
И звучных слов тревожная мольба
Неведомо о чем,
И странная, невнятная судьба,
И что-то там еще…

…И в небе осеннем сияют они,
Последние тайны храня.
Ни полунамека, ни проблески, ни…
Ничто не тревожит меня.

И славно, как встарь, коротать вечера
В блаженном, как встарь, полусне.
Лишь поздние гости — сырые ветра —
Стучатся в окошко ко мне.

И будят, и напоминают о том,
О чем невозможно сказать,
И лучше в неведеньи жить бы святом —
И я открываю глаза…

Привычные вещи, постель и окно,
Простые владенья мои
Хочу я увидеть, но вижу одно —
Пустые глазницы свои.

…И золотые будут времена,
И прорастут иные семена

Побегом мощным, что не удержать.
И будет добрым этот урожай,

Питающий размеренную жизнь.
И ржавчиной покроются ножи,

Что лили человеческую кровь
За деньги и надменную любовь.

И тех, немногих, воплотив мечту,
Народы мира припадут к Кресту.

И попранный безумцами Закон,
Подняв из праха, возведут на трон.

И прогремят другие имена,
И золотые будут времена…

А нам — смотреть из темноты веков
На торжество осмеянных стихов,

На правду книг, растоптанных толпой
В своем тщеславье злобной и тупой,

Вотще свою оплакивать судьбу,
Мучительно ворочаясь в гробу.

Вечер. Шкаф платяной —
Треснули зеркала.
Детский смех за стеной.
Пыль на краю стола.

Лампа. Унылый свет
Вырвет картины клок:
Стены, сухой паркет,
В трещинах потолок.

Книги. Такая муть!
Крест. Охраняет дом…
И ледяная жуть
За ледяным окном.

Слышишь — с больных небес
Стоны сквозь дождь и снег?
Это бездомный бес
Ищет себе ночлег.

Дом помнит все — метели, холода,
Любовь и смерть, лихие перемены,
Разлуки боль… Все помнят эти стены.
И я не первый, кто пришел сюда.

Порой услышу ночью тихий стон,
Невидимого ветра дуновенье,
Неведомой руки прикосновенье
Ко лбу во тьме почувствую сквозь сон,

И думаю: когда-нибудь и я
Приду сюда едва заметной тенью
Бродить в потемках прежнего жилья

По вечерам. И скажет мать, шутя:
«Тех, кто не спит, уносит привиденье!»
И перекрестит перед сном дитя.