Евгений МИНИН
Пасхальные дожди
* * *
Забери мою жизнь — умоляла она,
ведь юдоль моя эта кому-то нужна,
и на смерть бедолаг, что уже на краю,
я готова давно обменять жизнь мою!
Но Живущий вдали, на краю ойкумен,
ничего никому не отпустит взамен,
и слова его ночью прошепчет звезда:
ни за что
ничего
никому
никогда…
ведь юдоль моя эта кому-то нужна,
и на смерть бедолаг, что уже на краю,
я готова давно обменять жизнь мою!
Но Живущий вдали, на краю ойкумен,
ничего никому не отпустит взамен,
и слова его ночью прошепчет звезда:
ни за что
ничего
никому
никогда…
* * *
Олегу Бузине
Смерти подлая гримаса,
выкрутасы мракобесья,
строки старого Тараса
кровью залиты Олеся.
А бандитские ватаги
не запрячутся, как мыши,
ждёт их суд — не из Гааги,
а который много выше…
выкрутасы мракобесья,
строки старого Тараса
кровью залиты Олеся.
А бандитские ватаги
не запрячутся, как мыши,
ждёт их суд — не из Гааги,
а который много выше…
Пасхальные дожди
Пасхальные дожди в святом Ерусалиме,
Из бурых облаков наброшенный талит,
И в каждом чужаке, в бродячем пилигриме
Всевышний в этот миг надежду затаит,
Что будет взмах руки, что белая ослица
С молчащим седоком найдёт дорогу в Храм.
Пасхальные дожди…
Так будем веселиться
И радоваться вслух Всевышнего дарам.
Из бурых облаков наброшенный талит,
И в каждом чужаке, в бродячем пилигриме
Всевышний в этот миг надежду затаит,
Что будет взмах руки, что белая ослица
С молчащим седоком найдёт дорогу в Храм.
Пасхальные дожди…
Так будем веселиться
И радоваться вслух Всевышнего дарам.
Ливень
По улицам ливень, шатаясь, идёт,
как пьяная в дупель шпана.
И мне не свернуть в переулочек тот,
где спрячет в себе тишина.
Спасения нету — беги не беги,
стою, прижимаясь к стене,
но Бог положил коромысло дуги
уже не плечо в вышине…
как пьяная в дупель шпана.
И мне не свернуть в переулочек тот,
где спрячет в себе тишина.
Спасения нету — беги не беги,
стою, прижимаясь к стене,
но Бог положил коромысло дуги
уже не плечо в вышине…
* * *
Жить нынче надо начеку
в кровавой этой круговерти.
Никто не смотрит на черту,
жизнь отделившую от смерти.
Проспишь — и сам себя кори,
извечной злобою налиты,
придут в лохмотьях дикари,
чтоб выкорчевать наши плиты…
в кровавой этой круговерти.
Никто не смотрит на черту,
жизнь отделившую от смерти.
Проспишь — и сам себя кори,
извечной злобою налиты,
придут в лохмотьях дикари,
чтоб выкорчевать наши плиты…
Древний город
Город утыкан именными вехами,
Кто не примерял здесь венец терновый.
Хожу по улицам, как по завету Ветхому,
Иногда невзначай попадая в Новый.
Время в нём перепутано и перемешано,
От Моисея до Флавия и Пилата.
Свыше подсчитано всё, отмерено, взвешено,
Знать бы — какая за это возможная плата.
Кто не примерял здесь венец терновый.
Хожу по улицам, как по завету Ветхому,
Иногда невзначай попадая в Новый.
Время в нём перепутано и перемешано,
От Моисея до Флавия и Пилата.
Свыше подсчитано всё, отмерено, взвешено,
Знать бы — какая за это возможная плата.
Снежный Иерусалим
Снег с крыши сползает, шипя, как змеюка,
Полдня пролежал с разрешенья светила.
Эй, пташки, умолкшие в страхе, а ну-ка,
пропойте, что нам в эту ночь подфартило.
Здесь на ночь всего отгостила Россия,
такое бывает не в каждом году.
Глядит на заснеженный город Мессия
и думает: «Нет, я туда не пойду!»
Полдня пролежал с разрешенья светила.
Эй, пташки, умолкшие в страхе, а ну-ка,
пропойте, что нам в эту ночь подфартило.
Здесь на ночь всего отгостила Россия,
такое бывает не в каждом году.
Глядит на заснеженный город Мессия
и думает: «Нет, я туда не пойду!»
Февраль в Иерусалиме
+22.
Февраль.
Зима.
Все дамы в мини, как лебёдки.
— Все люди — гады, мир — тюрьма, —
сказал сосед с бутылкой водки.
— Хлебнул — тут нет и сорока.
Ну где ещё возможно это?
Я улыбнулся, но слегка:
— Ты подожди!
Ещё не лето!
Февраль.
Зима.
Все дамы в мини, как лебёдки.
— Все люди — гады, мир — тюрьма, —
сказал сосед с бутылкой водки.
— Хлебнул — тут нет и сорока.
Ну где ещё возможно это?
Я улыбнулся, но слегка:
— Ты подожди!
Ещё не лето!
Сон
Паучок падает в воду и превращается в спрута.
Пожирает там всё и вся.
И это круто.
Женщина падает в воду, а там такие ж русалки,
гладят по спинам рыбёшек,
а ночью играют в салки.
Мужик идёт по делам.
И невзначай, между делом,
от пули падает наземь и становится просто телом.
Я падаю в омут сна, где бездна мёртвого люда.
Положи мне ладонь на лоб.
Помоги вернуться оттуда.
Пожирает там всё и вся.
И это круто.
Женщина падает в воду, а там такие ж русалки,
гладят по спинам рыбёшек,
а ночью играют в салки.
Мужик идёт по делам.
И невзначай, между делом,
от пули падает наземь и становится просто телом.
Я падаю в омут сна, где бездна мёртвого люда.
Положи мне ладонь на лоб.
Помоги вернуться оттуда.
Совет
Ах, не пиши.
И чтоб ни дня — ни строчки. Купи аккордеон.
Играй Шопена.
Проверь простату, лёгкие и почки —
Гуляй по парку вечером степенно.
В журнал не лезь, тебе подобных тыщи,
А если тянет рифмовать от скуки,
Пей чаще мочегонное, дружище,
И заняты всё время будут руки.
И чтоб ни дня — ни строчки. Купи аккордеон.
Играй Шопена.
Проверь простату, лёгкие и почки —
Гуляй по парку вечером степенно.
В журнал не лезь, тебе подобных тыщи,
А если тянет рифмовать от скуки,
Пей чаще мочегонное, дружище,
И заняты всё время будут руки.
Евгений Минин — поэт, пародист, издатель. Родился в Невеле Псковской области. Стихи, пародии и проза печатаются в журналах и газетах, издаваемых в России, США, Израиле и Европе. Постоянный автор пародийной рубрики в «Литературной газете», в израильских газетах «Вести» и «Секрет». Издатель и редактор-составитель множества поэтических альманахов и литературных приложений. Автор восьми поэтических сборников и книги прозы, председатель Международного Союза Писателей Иерусалима, издатель и главный редактор журнала «Литературный Иерусалим», ответственный секретарь «Иерусалимского журнала». Живёт в Иерусалиме.