Игорь Владимирович Лукьянов родился в 1947 году в Пхеньяне (КНДР). Окончил Борисоглебский государственный педагогический институт. Служил в армии. Работал на стройке, помощником мастера на трикотажной фабрике. С 1980 года — журналист борисоглебской районной газеты. Автор 13 поэтических сборников, многочисленных публикаций в журналах "Подъём", "Аврора", "Наш современник". Член Союза журналистов и Союза писателей России. Живет в Борисоглебске.
Игорь ЛУКЬЯНОВ
НА ТАЛОМ СНЕГУ
УДАЧА
Брал за хвост я удачу,
Но вырывалась удача.
Улетала она —
Золотого сиянья порыв.
Может быть, я об этом
Когда5нибудь
Тихо заплачу,
Стариковские слезы
На старый пиджак
Уронив.
Эти слезы
Я с детства запомнил.
Так плакал
Мой дядя укромно
На вечерний приступок
Веселого дома присев.
Пел Утесов о море,
Любимец тех лет
Всенародный,
И шумело застолье
Во всей повоенной красе.
И в какой там старик
Изболелся тоске и тревоге —
Было мне не понять,
Но я видел в тот вечер
Остро,
Что сиял рядом с ним
Луч закатный
На теплом пороге,
Как удачи,
Умчавшейся вдаль
Золотое перо...
Но вырывалась удача.
Улетала она —
Золотого сиянья порыв.
Может быть, я об этом
Когда5нибудь
Тихо заплачу,
Стариковские слезы
На старый пиджак
Уронив.
Эти слезы
Я с детства запомнил.
Так плакал
Мой дядя укромно
На вечерний приступок
Веселого дома присев.
Пел Утесов о море,
Любимец тех лет
Всенародный,
И шумело застолье
Во всей повоенной красе.
И в какой там старик
Изболелся тоске и тревоге —
Было мне не понять,
Но я видел в тот вечер
Остро,
Что сиял рядом с ним
Луч закатный
На теплом пороге,
Как удачи,
Умчавшейся вдаль
Золотое перо...
* * *
Банален мир от кочки до небес.
Банален и застоем, и прогрессом,
Как волка ни корми — он смотрит в лес,
Как жизнь не возноси — мы смотрим в детство.
Спасибо ей за все, что приобрел —
За ту в листве садовую дорожку,
За тесный с керосинкой коридор,
Где бабушка мне жарила картошку...
Банален и застоем, и прогрессом,
Как волка ни корми — он смотрит в лес,
Как жизнь не возноси — мы смотрим в детство.
Спасибо ей за все, что приобрел —
За ту в листве садовую дорожку,
За тесный с керосинкой коридор,
Где бабушка мне жарила картошку...
* * *
К картине Алексея Саврасова
"Грачи прилетели"
"Грачи прилетели"
Зацерковная даль.
Заревые лучи.
Мне оттуда
О чем5то горланят грачи.
Я гляжу —
И души оторвать не могу
От разбросанных веток
На талом снегу...
Заревые лучи.
Мне оттуда
О чем5то горланят грачи.
Я гляжу —
И души оторвать не могу
От разбросанных веток
На талом снегу...
* * *
Забытые старые раны
И свежие поздние раны
Мне стали дороже удачи,
Они мне победы милей.
Лишь с ними
Я что5нибудь значу —
Сурово молчу или плачу
Среди золотого тумана
Рассветных осенних полей.
Лишь с ними
Средь тихого луга,
Когда предночная округа
Домишками дальними блещет,
За лес провожая закат.
Могу я задумчиво слушать,
Как грустно считает кукушка
Далекие лучшие годы,
Что вновь повторятся навряд.
И свежие поздние раны
Мне стали дороже удачи,
Они мне победы милей.
Лишь с ними
Я что5нибудь значу —
Сурово молчу или плачу
Среди золотого тумана
Рассветных осенних полей.
Лишь с ними
Средь тихого луга,
Когда предночная округа
Домишками дальними блещет,
За лес провожая закат.
Могу я задумчиво слушать,
Как грустно считает кукушка
Далекие лучшие годы,
Что вновь повторятся навряд.
ДЯДЯ МИТЯ
Безответный старик
Дядя Митя — дундук.
Неудачник.
Чудак.
Приживальщик.
Перед сном пальтецо
он бросал на сундук.
И во сне,
словно маленький мальчик,
тихо всхлипывал он —
ни детей, ни жены,
ни какой5нибудь плохонькой крыши.
Так и жил у сестры —
От весны до весны —
как бы свой человек,
как бы лишний.
А порою во сне
он кого5то крушил
и, хрипя,
в матерщину срывался.
Знать, германец в Галиции
газом душил.
Знать, с антоновцем
в рубке сшибался.
Может, был он герой.
А быть может, и нет.
Но при нем
был всегда крест нательный...
Дядя Митя —
из детства приветственный свет
из его февралей и апрелей...
Дядя Митя — дундук.
Неудачник.
Чудак.
Приживальщик.
Перед сном пальтецо
он бросал на сундук.
И во сне,
словно маленький мальчик,
тихо всхлипывал он —
ни детей, ни жены,
ни какой5нибудь плохонькой крыши.
Так и жил у сестры —
От весны до весны —
как бы свой человек,
как бы лишний.
А порою во сне
он кого5то крушил
и, хрипя,
в матерщину срывался.
Знать, германец в Галиции
газом душил.
Знать, с антоновцем
в рубке сшибался.
Может, был он герой.
А быть может, и нет.
Но при нем
был всегда крест нательный...
Дядя Митя —
из детства приветственный свет
из его февралей и апрелей...
* * *
Светлане
Окраина — и луг за огородом.
На нем тропинка — прямо до реки.
Под солнечным иль звездным небосводом—
Составов задушевные гудки.
Я в них не раз летел
к огням далеким,
В душе тревогу
до предела сжав.
Но вот пришли,
пришли иные сроки,
Где всех дорог дороже
воздух трав.
Над ними птиц
несущиеся тени.
И ветра ниоткуда — благодать.
Пред ними встать готов я на колени
И ничего о будущем не знать...
На нем тропинка — прямо до реки.
Под солнечным иль звездным небосводом—
Составов задушевные гудки.
Я в них не раз летел
к огням далеким,
В душе тревогу
до предела сжав.
Но вот пришли,
пришли иные сроки,
Где всех дорог дороже
воздух трав.
Над ними птиц
несущиеся тени.
И ветра ниоткуда — благодать.
Пред ними встать готов я на колени
И ничего о будущем не знать...