Приехала из США жена моего друга и дальнего родственника мой жены к своим близким и заскочила на денек к нам в Иерусалим. Рассказывала, что у мужа проблемы на работе, со старой увольняется, ищет новую, но ничего не находит.
— А давай завтра пойдем к стене Плача, напишешь записку — и можешь не сомневаться — все будет о´кей! — с присущим чувством юмора предлагаю я.
— А ты уверен, что поможет? — сомневаясь, спрашивает гостья.
— На сто процентов!
На следующий день идем к Стене, всовываем заранее написанную записку между камней. После процедуры присаживаемся в теньке передохнуть.
Вдруг раздался звонок на мобильный нашей гостьи.
Позвонил муж. Он получил приглашение работать в компанию «Боинг».
— А ни фига себе, как эта штука быстро работает! — сказала приятельница, изумленно и восхищенно глядя на стену Плача.

Из соседней квартиры пришла девушка Таня.
Ее срочно понадобилась для консультации моя жена.
Но та на работе, дежурит на скорой помощи.
— А что случилось? — спрашиваю. — Может, я могу помочь?
— У нас собака простудилась.
Подумав, я советую поставить банки.
Таня уходит, но через несколько минут возвращается с вопросом:
— А как я поставлю, если у собаки шерсть огромная?
— А ты в тех местах, куда будешь ставить банки, выстриги шерсть, — серьезно советую я.
Таня пристально смотрит на меня и, увидев в глазах смеющихся чертиков, выходит, оглушительно хлопнув дверью.

В нормальной демократической стране нормальному человеку незачем бояться слежки.
Я выражаю недовольство правительством, премьером, полицией — и мне за это ничего не будет — я имею на это право. Хотим или не хотим, уже все просматривается и прослушивается, и сколько предотвращается терактов и преступлений нам не сообщают, потому что их предотвратили.
А вот реальный случай из жизни моей жены-путешественницы.
В Тайване, выходя из аэропорта, она спохватилась, что при ней нет сумочки с документами, деньгами, билетами. Она в прострации и в слезах идет к полицейскому, тот заводит ее в помещение, усаживает перед монитором и говорит — смотрите цветное кино.
И обалдевшая жена видит, как она выходит из самолета, проходит коридоры — сумочка при ней.
Вот она заходит в туалет, выходит из туалета (кстати, в кабинках нас тоже снимают, ибо частенько в них происходит насилие и заряжается оружие и т. д.) — сумочка при ней.
Вот она в уголке пьет воду, поставив багаж на пол, и уходит — а сумочка остается на полу.
Вот она где!
Включается нужная камера — она показывает сумочку крупным планом — ее никто не взял.
— Идите, забирайте сумочку, — говорят полицейские, — мы за ней последим.
Жена прибежала к сумочке, открыла — все было на месте.
Счастливая, послала воздушный поцелуй — она уже точно знала, что какая-нибудь камера зафиксирует этот поцелуй!

Сижу за компьютером.
Слышу — отмыкается дверь.
Вернулась жена от тещи.
Та в Доме престарелых лежит с пневмонией.
По пути заскочила на рынок, купила овощей.
Поставила на пол мешки с продуктами и печально произнесла:
— Они в подавленном состоянии…
Я испугался:
— Что случилось с тещей? Кто в подавленном состоянии?
— Все подавлены, все…
— Где, в Доме престарелых?
Жена повернулась и пошла переодеваться.
— Ты можешь сказать — что случилось, почему все подавлены? — закричал я вслед.
— Помидоры подавлены в автобусе. Одно утешение, что по шекелю кило, — надевая тапочки, вздохнула жена.
Я снова уселся за компьютер, но сосредоточиться уже не мог.

Мы с женой страшно разные люди.
Но нас сближает одна сильная страсть.
И это не то, что вы подумали!
Мы оба любим малосольные огурцы.
Но не всегда получается их купить.
А когда покупаем, съедаем, не доезжая до дома.
Вчера у нас оказалось много огурцов, потому что помидоры резко подорожали — как в России — яйца.
— А давай сделаем малосольные, — предложил я.
— Я — пас, — отказалась жена.
Достал поваренную книгу 56-го года.
Посмотрел рецепт — это было элементарно, Ватсон!
Через два часа мы малосоленно хрумкали…
Так что я не только пародии пишу…

В те времена я любил гулять по Старому городу, по нашему — Ир Атика.
Тогда и с парковкой не было проблем, и туристов было не столько много.
И вот хожу, разглядываю разные голгофы, полуразрушенные синагоги — и вдруг…
Я увидел сногсшибательной красоты арабку, видимо, не из наших мест, поскольку с ней ходил индивидуальный гид, на чистом арабском языке все рассказывал.
Вы же знаете, что глазам полезно вечером смотреть на море, утром — на горы, и все время — на красивую женщину.
Я шел параллельным курсом с арабской красавицей, чувствуя, как улучшается мое зрение.
Она поймала мой взгляд, покраснела и стала цвести, как майская роза.
Блаженство продолжалось минут пять.
Неожиданно откуда-то выскочил сопливый пацаненок лет пяти-шести и начал приставать к «моей» красавице с воплями: «Мама, мама!»
Дама пыталась отогнать пацаненка от себя, но тот не отставал.
И тогда, резко повернувшись, закричала нежным голосом на чистом русском: «Отвали — надоел!»
А потом посмотрела на мою ошарашенную физиономию и нежно улыбнулась…
Я онемело замер, глядя на красавицу, а она, лукаво оглянувшись на мою отвисшую челюсть, скрылась за поворотом.
Приведя себя в чувство парой глотков из бутылочки с водой и вылив остальное на голову, неуверенными шагами побрел дальше.
Так что, какие только чудеса не случаются в нашем Ир Атике или в Старом Городе — как вам удобней.

Будучи неплохим универсальным спортсменом, я возился со своими сыновьями — мы играли в футбол, волейбол и другие игры. К нам прилипало окрестное пацанье, образовывались команды, а играть было где — мы жили возле школы и пользовались ее стадионом. Собственно, там и высмотрела меня директриса школы и пригласила на работу. Но до этого подошла ко мне инспектор домоуправления Зинаида Ивановна и предложила работать у них.
— А что нужно делать? — поинтересовался я.
— А тоже же, что и делаете. Вы же мячи и клюшки покупаете за свои, а мы вас обеспечим инвентарем. Плюс будем платить 70 рублей в месяц.
Я согласился, тем более клуб находился у нас во дворе.
А на инвентарь денег ДУ не жалело — комплекты футбольной формы из Чехословакии, гэдээровские мячи и футболки... В этом плане ничто не сравнится с Советским Союзом — государство не жалело денег, чтобы увести детей с улицы и приобщить к какому-либо делу. Кстати, у нас в ДУ был театр, кружки выжигания, рукоделия, своя библиотека. И, естественно, основная масса детей крутилась под руками специалистов.
Я занимался спортивными мероприятиями — «Кожаным мячом, «Золотой шайбой», пинг-понгом. Конечно, большим плюсом в моем приработке было то, что мои сыновья принимали участие во всех соревнованиях.
Так вот — декабрь, наступают зимние каникулы, отборочные матчи на приз «Золотая шайба». Мы готовились на школьном катке, но навыка играть в коробке у мальчишек не было. Организаторы матча нам выделили время — в 9 утра первого января!
И никаких отговорок. В семь утра я поднялся, поднял сыновей, взяли перекусить и пошли по вымершему, занесенному сугробами Витебску в сторону стадиона «Динамо».
Собрались ВСЕ! Все три команды — младший, средний и старший возрасты. Скребками расчистили коробку и тренировались до полудня. К этому времени город начал оживать.
Мы вернулись домой досыпать и рассматривать подарки от Деда Мороза.
А уже в первом выпуске республиканской спортивной газеты «Физкультурник Белоруссии» был напечатан мой портрет, как я, в треухе и бушлате, у бортика даю мальчишкам тактические установки.
Я поинтересовался у автора фото, откуда он узнал о тренировке.
— А я живу напротив стадиона в высотке. Ночь гулял, а утром пошел в туалет, глянул в окно — как красив зимний Витебск — и вдруг вижу — к стадиону, как муравьишки, сползаются люди. В это время, когда весь город дрыхнет после новогодней пьянки. Профессиональное любопытство взыграло — что это за ненормальные?! Схватил фотоаппарат и на стадион — а там вы — ненормальный тренер с ненормальными детьми. Как упустить такие кадры!
Вот так я прославился на всю республику.

Я редко запоминаю сны, но этот задержался в памяти.
Дело в том, что у меня пониженное содержание железа в крови, что волнует жену и чем постоянно она меня напрягает. Так вот сам сон.
Стою перед врачом, а тот смотрит на лист с анализами:
— Адон Минин, у вас почти полностью исчезло железо в организме.
— А это плохо?
— Очень плохо. Но могу вас утешить.
— Чем??
— Вы не заржавеете…
————————————————————————
Разве можно забыть такой сон?

Волейбол

И я вспомнил эпизод из моей поездки в Болгарию.
Год был где-то восьмидесятый.
На пляже договорились с немцами сыграть матч по волейболу. Две партии мы их разбили в пух и прах. В третьей партии немцы произвели замену — вместо неплохо играющего мужика выпустили блондинку. Играть она не умела вообще. Прыгала за мячом, как каракатица, растопыривая руки и ноги. Причем, с нее постоянно сползали плавки. В общем, вы понимаете — в третьей партии немцы взяли нас голыми... руками.

В Невеле как представитель от завода дежурю на избирательном участке — кстати, в своей родной школе № 2, которую лет пять как закончил. Подходит мужчина, называет свою фамилию. Голосует. Потом спрашивает:
— А могу ли я проголосовать за жену?
— Да. А как ее фамилия?
— Наха.
— На «ха» — это в конце, — невозмутимо говорит женщина.
Мужчина подходит к регистратору в конце ряда.
Я невозмутимо слушаю диалог.
— Здравствуйте. Я хочу проголосовать за жену.
— Пожалуйста. Как ее фамилия?
— Наха.
— Понимаю, а как фамилия?
— Фамилия — Наха, — по слогам произносит мужчина.
— Да ясно мне, — начинает возмущаться регистраторша, — фамилия-то какая??
— Да русским языком говорю — Наха, — мужчина начинает горячиться. — Сколько можно говорить. Вы тут что — с ума посходили?
Пришлось мне вмешаться — взять мужика под руку и отвести в середину ряда, где на столе гордо красовалась буква «Н», где товарищ успешно проголосовал за свою жену по фамилии Наха.

На сороковом году совместной безскандальной жизни я вдруг заметил, что жена в общении со мной не пользуется императивами — только вопросами.

Диалоги у нас такого типа:

— У нас, что — кончилось оливковое масло?
— Да, завтра куплю.
— А ты сможешь?
——————————————————
— Сколько дадим сыну на ДР?
— Все равно дашь сколько ты хочешь!
— Но спросить-то я должна или нет?
———————————————————————
— А почему нет напора горячей воды?
— Солнечная батарея потекла.
— А как мы жить будем?

P. S. Кстати, чтобы диалоги не зависли в воздухе — только что вернулся из магазина с оливковым маслом, солнечную батарею заменили вчера, а сколько дала сыну — не знаю до сих пор — матери виднее, сколько давать…

Написал стилизацию на стихи одного поэта.
По-моему, получилось неплохо.
Похвастался жене.

Та почитала и как-то странно посмотрела на меня.
Через минут пять заглянул в соседнюю комнату: жена сидела и проверяла по списку — те ли таблетки я ем.

У меня есть пунктик — я люблю, чтобы в комнате была хотя бы пара часов — чтобы контролировать время. На это обратил внимание мой старший сын.
— А скажи — зачем тебе пара? — ехидно спросил сын.
— Ну, когда лежу на левом боку — смотрю на те, что стоят слева на подоконнике, на правом — смотрю на те, что справа — у телевизора.
— А когда лежишь на спине? — съязвил сын.
— Потолок вижу и маляров вспоминаю, что хреново покрасили — я подозрительно глянул на сына — не за дурака ли он меня принимает.
— Я считаю, что потолок тебе должен показывать время, — усмехнулся сын.
— Может, тебе лоб пощупать — откуда такие технологии? — не остался я в долгу.
И вот под Новый год приехал старший сын.
— Папа, я хочу подарить тебе необыкновенную вещь.
— Ну что еще может быть необыкновенней компьютера? — скептически улыбнулся я.
Сын достал красиво упакованную коробку, снял бумагу, и я разочарованно вздохнул:
— Ха… Часы электронные. Так их у меня в спальне и так пара стоит.
Сын раскрыл коробку и вытащил часы.
Они будут показывать время на потолке.
— Уж не думаешь ли, сынок, что я привинчу их к полу, чтобы спотыкаться, когда иду в туалет? — я покрутил пальцем у виска.
— Зачем! Эти часы как Интернет — сообщают кучу данных кроме времени — давление, комнатную температуру, это также приемник двухволновый, будильник стереофонический…
— Ты думаешь — мне это надо? — еще раз ехидно я посмотрел на сына.
— Я думаю, надо, — спокойно ответил сын. — Ты видишь эту трубку сбоку — это проектор времени на потолок. Чтобы ты, лежа на спине, следил за временем. Ну и попутно часы функцию ночника выполняют.
Мы установили часы и подключили — эффект времени, светящегося на потолке, поразил меня.
Сын по воле случая уехал далеко, а цифры, показывающие время, напоминают о нем. Сплю я чутко — иногда просыпаюсь: то коты за окном подрались, то бабахнуло где-то. Открываю глаза и вижу алые цифры времени. Это подобно Валтасаровой надписи, словно послание свыше, просочившееся сквозь белизну потолка: помни — мол, даже когда ты лежишь, время идет. И не присядет на отдых.

Вчера идем с Леней Юнивергом, издателем моей поэтической серии, после литературного вечера. Спускаемся по улице Агрипас.
Видим — на той стороне стоит очаровательная девушка с каким-то куском бумаги, в одной тоненькой белой жилетке — а мы в куртках, моросит дождик.
— Закаленная, — говорит Леня.
— Блондинки — они все закаленные, — предположил я — Даже, может, она моржиха.
Перешли улицу, поравнялись с девушкой.
Уже сумрак, десять часов, улицы пустынные.
— А вы не говорите по-русски? — отчаянно закричала девушка.
Мы стеснительно переглянулись с Леней, словно нас застали за чем-то нехорошим.
— Да, — скромно сказал Леонид.
— И иногда кое-что пишем, — добавил я.
— Ой, как мне попасть сюда — девушка развернула большой лист бумаги, который оказался картой Иерусалима, и стала тыкать пальцем в какую-то точку на карте.
— Девушка, скажите адрес, мы больше 20-ти лет живем здесь, скажите только адрес — засмеялся Леня.
— Мне на улицу Метуделя надо.
— Женя, давай подвезем ее, у тебя же здесь машина неподалеку, — начал обрабатывать меня Леня.
— Ага, — начал упираться я — такой крюк делать. Потом заявит, что мы к ней приставали.
— Женя, да она ж замерзнет.
Я потрогал голое плечо девушки — оно было холодное, как нос собаки, и размяк.
— Хорошо, — согласился я. — Подвезем.
В машине познакомились. Девушку звали Маша, из Москвы, учится в Плехановском институте. С утра до вечера бродит по Иерусалиму. Живет у друзей. Как ее без всяких подозрений впустило наше, подозревающее всех блондинок в проституции, МВД — уму не постижимо. Через 10 минут я подвез ее к дому, который она опознала радостными криками, а мы с Леней поехали дальше, рассуждая о вечном.

Выбежал из школы, вскочил в машину, включил фары в кромешном тумане, огляделся и подумал: тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла город. Исчезли висячие мосты, опустилась с неба бездна и залила переулки, сады…
Пропал Ершалаим — великий город, как будто не существовал на свете. Все пожрала тьма, напугавшая все живое в Ершалаиме и его окрестностях. Странную тучу принесло с моря к концу дня, двадцать шестого дня осеннего месяца кислева…
Извините, Михал Афанасьевич…

Пришли мы с женой к теще в дом престарелых.
Перед тем, как зайти, сели на лавочку отдохнуть.
Вдруг подошла очень пожилая женщина и спросила:
— Я могу чем-то вам помочь?
— А чем вы можете помочь? — удивился я
— Я могу выполнить ваши желания, — улыбнулась старушка.
— Так вы — золотая рыбка! — еще более изумленно восхитился я.
— Меня так красиво еще никто не называл, спасибо, — благодарно ответила старушка, махнула хвостиком и уплыла…

Поехала как-то жена в Египет. И любовалась она пирамидами, дворцами фараонов, величием Нила, пока вдруг не увидела красивое дерево.
— Как называется это красивое дерево? — поинтересовалась жена у девушки-гида.
— Дерево, — коротко ответила та.
— Вижу, что дерево, а какое название у этого дерева, — не унималась жена.
— Название этого дерева — дерево, — флегматично ответила гид.
— Да, но ведь пальму вы не зовете деревом? — насмерть вцепилась жена в гида.
— Нет, но у нас в Египте два вида деревьев: пальма, а все остальные зовутся дерево.
— Бедная ваша флора, вздохнула жена и отошла в сторонку.
А в Израиле к пальме особо уважительное отношение — она подразделяется на виды. Основное название пальмы декель. Тамар — финиковая пальма, декель банан — банановая пальма и т. д.

Моя жена объехала все «подбрюшье» Азии — от Цейлона до Японии. Но на этом «подбрюшье» у нее было у нее белое пятно — Вьетнам с Меконг, тоннелями и прочими эксклюзивами, которые я бесплатно изучил по видеоклипам. Но вдруг подвернулась группа, и она полетела с пересадкой в Гонконге в свой долгожданный Вьетнам. Группа прилетела благополучно, хотели идти на пересадку, а виз нет как нет. Гид закопошился, начал звонить в турфирму. Наконец, прислали визы. Прислали на всех, кроме моей жены.
Гид снова начал звонить в турфирму. Время, хоть и медленно, но течет. До отлета в Сайгон остается три часа, два часа, час, полчаса. Гид стоит белой статуей возле жены, разрываемый неопределенностью — остаться с моей женой в Гонконге или лететь с группой в Сайгон. Визы еще нет. Медленное волнение группы стало превращаться в ураган возмущения.
— Летите, Шимон, — говорит жена гиду, оценивая ситуацию и жертвуя собой, точно Александр Матросов, ради благополучия всей группы.
Израильтяне во главе с гидом, выстроившись клином, помчалась к самолету фирмы «Вьет кнам». И еле-еле успели. «Боинг» взмыл в небо, взяв курс на Сайгон, а жена одна-одинешенька осталась в огромном аэропорту Гонконга — там внутри даже электричка ходит.
Осталась без багажа, без документов, не зная ни китайского, ни вьетнамского языков.
Итак, стоит моя жена, окруженная китайцами, и ждет визу. До следующего самолета в Сайгон семь часов. Через два часа приходит виза, но на уже улетевший с группой самолет. У вьетнамцев есть такой обычай — в каждый самолет с отдельной визой. Стали у сотрудницы турбюро требовать новую визу. Та не понимает, что от нее хотят. Жена требует, чтобы ее отослали обратно в Израиль. Нет, говорят, вы должны около кассы всю неделю ждать свою группу и только с ней лететь обратно. Правда, за свои кровные пожалуйста. Несчастная путешественница села на скамейку и стала думать каким способом покончить с собой. Правда, на голодный желудок этого не хотелось делать.
В ресторане поев суши и потянув себя за уши, жена отложила суицид на завтра и с удвоенной энергией атаковала гонконгскую контору. До отлета в Сайгон следующего самолета остается три часа, два часа, час, полчаса, 15 минут — и вот она, ура, — вожделенная виза. Жена, у которой сил после всей нервотрепки не осталось, понимает, что за пятнадцать минут до самолета не доберется. Внутренние ресурсы кончились. И она в горячке заорала на окружающих ее китайских сопровождающих: «Или самолет сюда, или меня туда, мать вашу!»
Последние два слова помогли китайцам понять всю фразу. Посовещавшись между собой, они подбежали к ничего не подозревающему инвалиду, сказали ему пару слов, сняли его с коляски, усадили на нее мою жену, и эта страшная китайская тройка, криками на непонятном языке распугивая одиноких пассажиров, помчалась по аэропорту. Они чуть не сбили встречную электричку, которой удалось отскочить на запасной путь.
«Эх, тройка! птица тройка, кто тебя выдумал?» — по-гоголевски размышляла моя жена в инвалидной коляске о бегущих китайцах. Но сравнивать тройку рысаков с этой китайской тройкой все равно, что телегу с самолетом. За пять минут они домчались до ворот, где шла посадка. В будущем, если бег с инвалидной коляской включат в Олимпийские игры, китайцы несомненно победят всех!
Вы думаете, что на этом месте все — финита ля приключение?! Как бы не так! Кассир у ворот развела руками — типа с местами в самолете напряженка, но посмотрев на страшные лица трех китайцев, испугалась. Окинув оценивающим взглядом миниатюрную фигуру жены, сказала:
— Ладно, найдем. Если что — посидит на коленях второго пилота, ему особо делать нечего, а мест там навалом. Но место нашлось, причем не на чьих-то коленях. Моя жена помнила заповедь пламенной Долорес Ибаррури: «Лучше умереть стоя, чем сидеть на коленях второго пилота».
В три часа ночи самолет сел в Сайгоне. Куда идти, у кого спросить? Жена вышла в зал. Оглядывается. Слева от двери стоит здоровенный, огромного роста, вьетнамец, где-то метр семьдесят, с плакатом на английском: «Стелла, мы тебя ждем!» Около плаката стоял гид с мешочком таблеток, которые щелкал, как семечки. Наконец, мучения кончились. На шикарном такси жену отвезли одну в огромный двухкомнатный номер — турфирма начала зализывать душевные раны, нанесенные моей жене своей халатностью. Холодильник был забит под завязку
— Игорь Панин писал, что около холодильника ставят бутылку водки? — поинтересовался я.
— Да, — подтвердила жена, — только в моей комнате стояли две бутылки.
Далее все шло по плану экскурсии — меконг-шезлонг, туннели-катакомбы, словно у нас их в Газе, у хамасников, нет этих пещер... Была ужасная жратва — многие ходили с расстройством желудка — куда ходили — догадаетесь сами. И чье там мясо было — никому не известно. Жена его не ела, только брала гарнир и пила чай, что спасло ее желудок. В последний день за счет турфирмы был организован обед для всей группы, чтобы загладить ее нервное потрясение. Но как бы не так. У нас такие унижения смываются кровью. Или в крайнем случае — хорошей денежной компенсацией. Выиграть суд у моей жены организация не имела ни одного шанса из ста, плюс ей грозила оплата судебных издержек. По приезду жена написала грозное возмущенное письмо в адрес турфирмы. В ответ ее представители позвонили и предложили уладить дела полюбовно. Но какая уже после всего произошедшего любовь!