Где вчера ты ещё щебетала —
Чья-то пела душа и летала!
Неужели здесь Ангел живёт,
Вместо ласточки песню поёт?..

Где теперь ты, небесная птичка?
А собою ты вся невеличка,
Но для Бога всегда хороша, —
На два голоса пела душа...

Поздней осенью в доме темно,
В лёгкой дымке тумана — окно,
И смеркается, словно светает,
Там, в лесу, где листва облетает.

И летящие листья поврозь
Обнажают пространство насквозь,
За которым пустые деревья,
А за ними — дорога, деревня

И у крайней, я вижу, избы
Вьётся первый дымок из трубы...

Служба кончилась — еле слышна
В тишине колокольного звона...
В церкви Божией — вид из окна —
Это тоже святая икона!

Свет намоленный, воздух святой!
Двери настежь — божественный ветер!
Продолжение службы — молитвы такой
Никогда я не слышал на свете!

Всё открыто для чистого взора.
Божий мир — он везде без границ!
И не слышно церковного хора —
Только райское пение птиц...

Гремел огонь бессмертной славой,
Когда от неба до земли
В грозу расплавленною лавой
Ручьями молнии текли!

И от возвышенной той речи,
Как от Божественной свечи,
Созвездий возжигались свечи,
И служба слышалась в ночи!..

Однажды в парке на закате дня
Я сквозь деревья
В даль холодную всмотрелся —
Старик с протянутой рукой
Сидел у Вечного огня,
Как у костра в лесу,
И — грелся...

Кинешь камень — по тихой воде
Разойдутся круги многократно,
Крикнешь — эхо вернётся обратно,
Ты свой голос услышишь везде.

И, как волны, пойдут от меня
Колебания те звуковые...
Это кольца былинного пня —
Те круги по воде вековые...

И не слышно, не видно ни зги,
Если осенью поздней по луже
Стукнет капля — всё те же круги
Разойдутся по утренней стуже...

Окно распахнуто в сирень!
В саду под лиственною сенью,
Где фиолетовая тень
Переплелась с зелёной тенью,
Таился вешний Божий день
И воздух сам дышал сиренью!

Крошки хлеба ладонью собрал со стола
И понёс их до пашни — по краю села.
"Грех выбрасывать — это родительский хлеб..." —
Так учил меня сызмальства дедушка Глеб.
С просьбой странной захаживал даже в дома:
"Видно, начисто выжил старик из ума —
Просит хлебные крошки, а хлеба — нема!"
Он посеет пшеницу и рожь заодно,
Ведь в ладони его — золотое зерно!
И бредёт он по пашне и крошки бросает,
Про себя напевая, горбушку кромсает:
"Это хлеб наш насущный — Божественный хлеб!" —
Наставлял меня малого дедушка Глеб...
По дорогам бродил, выбиваясь из сил,
И у каждого встречного крошки просил...

В нашем городе новый детдом
По соседству с новым детсадом.
Как ответить ребятам потом,
Почему их построили рядом!?

Не достроили новый роддом —
Приспособили для престарелых,
Не сгоревших в войне, обгорелых,
Смерть нашедших в роддоме потом...

Рассыпчатый, хрупкий снежок
По ветру пущу я — за ветку
Зацепит — морозный дымок,
Качнётся, потянет по ветру.

Вот в солнечном небе скользят,
Сверкают, мелькают снежинки —
Сквозь воздух янтарный летят
Серебряные паутинки...

И вот пропадают вдали
И там, где сейчас они были,
Летели вчера журавли,
По воздуху родины плыли...

Ветер подул,
И сердце сильнее забилось!
Илистый холод донёсся
из глуби полночной реки.
В доме топится печка —
с весны не топилась.
И гуляют по дому,
дымят
отсыревшие сквозняки.

Выйду в ночь.
И своими большими шагами
растревожу в деревне
угрюмых соседских собак.
Хрустнет иней,
лопнет лужа в саду
под кирзовыми сапогами.
И осенними морозом скуёт
холодеющий мрак.

Но увижу я
небо весны и рассвета,
хоть и дуют в мой дом
потемневшие холода.
И вдали электричка
промчится сквозь ночь,
как шальная ракета,
и откликнется ей
догоревшая в небе звезда!

Реактивная тянется тяга.
Загудела земля подо мной,
И заря — наподобие стяга
Поднялась над моею страной!

И ревело ракетное пламя
На закате вечернего дня —
Сколько в небе таится огня!
И горит, и горит над лесами,
И грозой опаляет меня...