Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

Сергей МНАЦАКАНЯН

ФРОНТОВИК, ПОЭТ, НАСТАВНИК


6 декабря этого года исполнилось бы 90 лет Николаю Старшинову. Жизнь и стихи Николая Константиновича – одна из замечательных страниц послевоенной советской поэзии.

Старшеклассник Коля Старшинов ушёл на фронт добровольцем из девятого класса, как и многие из будущих поэтов давних лет. Участвовал в боях, был ранен. Потом появились стихи:

Перед Отчизной наша жизнь чиста:
Войну не просидели мы в подвале.
Мы только год носили паспорта
И сами военкому отдавали…

После войны молодой поэт поступил в Литературный институт. Люди старшего поколения помнят романтическую историю о том, как в Литинституте молодой Старшинов подружился с молодой и ещё никому не известной Юлией Друниной. Это была самая красивая пара института. Юлия Владимировна стала его женой и впоследствии знаменитой советской поэтессой. Однако в конце 50-х этот союз распался. Друнина стала женой кинодраматурга Алексея Каплера. А сам Старшинов впоследствии встретил свою новую любовь. Эмма Антоновна стала второй и последней женой поэта. От этого брака родилась дочь Рута.
Фронтовики давних лет отметили горькие и звонкие строки послевоенного старшиновского стихотворения:

Когда, нарушив забытьё,
Орудия заголосили,
Никто не крикнул "За Россию!..",
А шли и гибли за неё....

Уже став известным поэтом, Николай Старшинов, как, кстати, и многие поэты-фронтовики, от души помогал молодым поэтам. Рекомендовал их книги, печатал стихи в альманахе "Поэзия", которым заведовал много лет, отстаивал при приёме в Союз писателей. Он был настоящим наставником молодых, в каком-то смысле учителем по жизни.
Кроме наставничества, им владела ещё одна страсть: любовь к рыбалке. Рыболов Николай Константинович был вдохновенный, мог сутками сидеть с удочкой где-нибудь на берегу речки Суши или на среднерусских озёрах, ожидая скромного пескарика. Сам Николай Константинович был тощий, поджарый, очень подвижный человек.
Нельзя не вспомнить, что в течение длительного времени он предавался пагубной страсти поэтов земного шара – выпивал, временами самозабвенно. В ЦДЛ за ним знали эту особенность и побаивались. Так, например, году в семидесятом он появился в Дубовом зале ресторана писательского дома с гармошкой. Он вообще любил сыграть на гармошке что-нибудь весёлое, любил аккомпанировать самому себе, когда пел задорные частушки. Николай Старшинов был неутомимым собирателем частушек, в том числе и "заветных", то есть непечатных до поры до времени. Но вернёмся в ЦДЛ.
Однажды поэт был весел и развернул меха в помпезном Дубовом зале. Понятно, что кому-то это не понравилось. Появился Аркадий Семёнович, администратор дома, чьё скрупулёзное выполнение обязанностей вошло в легенду и... писательские анекдоты. За ним подошёл и замдиректора дома. Они попросили прекратить музыкальное "хулиганство".
На это наш Константиныч в знак протеста сыграл то ли "Интернационал", то ли музыку гимна Советского Союза. Это был убойный аргумент. Администрация отступила. Запретить исполнение государственных песен никто не решился.
Вообще Старшинов любил пошутить, ему нравилось посмеяться и над собою. Не раз, но по разным поводам он цитировал озорную строфу, посвящённую то ли хоккеисту Старшинову, то ли себе самому:

Раз попал Старши’нов, видимо, косой,
в синюю машину с красной полосой...

Не стоит, наверное, уточнять, что машина эта – ведомственная, милицейский газик. На таких, в частности, развозили по вытрезвителям...
В 1972 году Старшинова пригласили возглавить единственный в стране поэтический альманах "Поэзия". Его первым редактором был поэт Сергей Красиков, тоже фронтовик, который, к слову, ушёл из жизни в нулевые годы нового века. Но Николаю Константиновичу было поставлено условие: "завязать" навсегда с зелёным змием. И знаете, он бесповоротно завязал. Для этого ему пришлось лечь в наркологическую клинику, адрес которой был знаком многим тогдашним деятелям литературы и искусства. Мы, несколько молодых поэтов, навестили его в этой клинике. Он повёл нас в сад, и мы присели на лавочку.
– Вот в том окне, – показал Старшинов на окна второго этажа, – сейчас пишет новый роман прозаик Виль Липатов...
По тропинке прогуливались пациенты. Один с преувеличенным чувством собственной значимости поздоровался с нами и прошёл дальше.
– Ребята, – сказал Старшинов, – имейте в виду: это Наполеон Бонапарт...
Причём сказано это было на полном серьёзе в точном соответствии с тем, как держался упомянутый император, который прошёл мимо нас по больничной дорожке!
Но шутки шутками, а в альманахе "Поэзия" Николай Старшинов почти два десятилетия делал серьёзное дело. Первое – он занимался пропагандой поэзии на всю страну достаточно большим, а по нынешним временам фантастическим тиражом – не менее пятидесяти тысяч, второе – он окружил альманах творческой молодёжью и за годы своего редакторства ввёл в поэзию несколько десятков одарённых поэтов не только из Москвы, но из самых глухих закоулков страны.
Я упомянул о собрании частушек Николая Старшинова. Своё собрание он увидел при жизни, ещё в конце 80-х, когда с надзором над печатью стало полегче, он издал книгу частушек "Я приду на посиделки". Там собраны тексты народные, но, думаю, отчасти написанные и самим Старшиновым и тоже ставшие народными. На почве любви к частушкам он подружился со знаменитым актёром – всенародным клоуном Юрий Никулиным – и они с упоением пели друг другу избранные частушки. Николай Константинович, городской житель, проживавший в центральных районах Москвы – сначала на Малой Грузинской, а потом в Безбожном (ныне Протопоповском переулке), очень хорошо знал, чувствовал и понимал жизнь российской провинции, её неповторимую интонацию. Поэму Николая Старшинова "Семёновна" можно смело назвать народным эпосом.
Старшинова любили и читали, особенно в глубинке, где он бывал и часто выступал перед своими читателями. Сколько помню, он в числе прочих всегда читал любимое стихотворение, в котором попытался определить и своё место в поэзии давних лет. Стихотворение, написанное в 1957 году, называлось "Я был когда-то ротным запевалой":

А у меня ни голоса, ни слуха
И нет и не бывало никогда.
Но я упрямо собираюсь с духом,
Пою... А голос слаб мой, вот беда!
Но тишина за мною раскололась
От хриплых баритонов и басов.
О, как могуч и как красив мой голос,
Помноженный на сотню голосов!
И пусть ещё не скоро до привала,
Но легче нам шагается в строю...
Я был когда-то ротным запевалой,
Да и теперь я изредка пою.

Вот это деликатное "изредка" очень хорошо характеризует Николая Константиновича как человека скромного и уважительного к другим. Очень дружелюбный и отзывчивый, он был в хороших отношениях почти со всеми своими коллегами по литературе, за исключением нескольких поэтов. К трём или четырём из них он был непримирим. И все попытки его оппонентов, если это можно так назвать, помириться ни к чему не привели. Но, повторюсь, это было именно исключение из правил.
Он умер 6 февраля 1998 года – после второго инсульта. Но его друзья и ученики не забывают Николая Константиновича. Только вот беда: умирают уже и те, кого он вводил в мир советской поэзии. Несколько лет назад ушёл из жизни самый любимый его ученик Николай Дмитриев. Но многие из тех, кого Старшинов дарил своей дружбой, ещё, слава богу, помнят об этом доброжелательном и талантливом человеке.