Алексей Даен. На полке. М.: Вест-Консалтинг, 2008.

Алексей Даен, как элегантно представляется он (или представляет его литературное и читательское сообщество) — поэт, прозаик, публицист, переводчик, художник-коллажист, фотограф. Родился и вырос в СССР, с 1994-го года живет в Нью-Йорке. Автор трех поэтических сборников на русском языке — "Бестиарий" (1993, Москва), "Город Вертикальный. Стихи: 1994-2002" (2003, Нью-Йорк), "Джазовая Панихида" (2004, Нью-Йорк), одного на английском — "…NOR" (2004, Нью-Йорк), книги прозы "Город Вертикальный" (2003, Новокузнецк), четырех книг переводов (Stanley Barkan, A.D. Winans, M.L. Liebler, D.H. Melhem). Произведения Алексея Даена на русском и английском языках публиковались в российских и американских антологиях и периодических литературных изданиях: "День Литературы", "Членский Журнал", "Черновик", "АКТ. Литературный Самиздат", "Побережье", "Родомысл", "Южная Звезда", "Футурум АРТ", "Дети Ра", "Магазинник", "Всемирный День Поэзии", "Город Гротеска", "Сетевая Поэзия", "24 Июня", "Папирус", "Метро", "Новое Русское Слово", "Harmony: Silla Crown World peace Literary Prize Anthology", "Paterson Literary Review", "Lips", "Mystery Island", "Edgar", "The Circle", "Mouseion"; а также в ряде известных Интернет-изданий. Алексей Даен — главный редактор литературно-художественного издания "Членcкий Журнал", редактор поэтической серии "Библиотека "Членcкого Журнала" состоит в редколлегиях московского журнала "Дети Ра", международного журнала "LiteriЧе" и так далее...
С недавних пор вся вышеприведенная статистика некорректна в одном пункте: книг прозы на русском языке у Алексея Даена прибавилось.

Новая книга Алексея Даена называется "На полке", а жанр ее определяется как "роман-поэма в пяти объективах. Главный Герой — Литература 2001 — 2004". Последнее — это верно. Первое, разумеется, спорно, ибо сказано намеренно эпатажно. За "пятью объективами" скрывается частью фрагментарное письмо, ставшее довольно привычной формой изложения с тех пор, как в литературу полноправно вошли записные книжки (то есть — с Чехова?), частью — исповедальная "я-проза", обращенная в прошлое лирического героя и воспоминания автора, которые здесь, кажется совпадают… Иными словами, Алексей Даен написал книгу, которую не мог не написать — с такой-то биографией, с такой-то профессией, с таким-то кругом знакомств в литературной сфере!..
"На полке" — произведение из серии "о времени…" ("Надо было родиться евреем в Советском Союзе на Украине и переехать в Америку, чтобы стать русским", "Ходят слухи, что Горовца в могилу свела "Виагра"… Что ж… достойная мужская смерть 21-го века", "Судя по стихам Евгения Рейна, их автор — колбасный иммигрант из СССР в Россию") "…и о себе" ("В детстве мне хотелось стать художником и солдатом. Так и вышло. Того же хотел и Гитлер", "Мой журналистский путь начался в четвертом классе — я передавал по партам свою "газетку" на десяти листках в клетку. С рисунками", "Как хорошо, что на такие поэтические сборища я всегда приношу с собой фляжку коньяка, а в идеале надо бы — огнестрел"). Микст из впечатлений, размышлений, воспоминаний, озарений, откровений, признаний, торжества, злорадства, стыда, угрызений совести, обид, реваншей, авансов, злоупотреблений, разочарований… Внутренней логики в этой мешанине не больше, чем в самой жизни. Динамики, пестроты, прелести, мудрости и благоглупостей — столько же.
Исподволь проклевывается ехидная мыслишка: такую книгу может написать лишь автор с ядовитым, как у Даена, видением мира. Литературного. И просто мира — Вселенной. Воистину — "что вижу, о том пою…".
Пересказать содержание книги "На полке" хотя бы в первом приближении невозможно так же, как и объяснить, почему она озаглавлена "На полке". Можно очень осторожно промямлить, что "На полке" продолжает линию "калейдоскопического" обзора писательской житухи, начатую Сергеем Довлатовым в "Соло на ундервуде" и "Соло на IBM" — тоже, знаете ли, автором языкатым и небоязливым. Кстати, родство "На полке" и "Соло на IBM" еще и в том, что Сергей Довлатов присутствует в обеих книгах. В одинаковых ролях. То он наводит объектив, то на него наставляют фокус ("Довлатов: "Сказать про себя "Я — Поэт" — это все равно, что сказать "Я красивый"; "Я — Лене Довлатовой: — Лена, опишите, пожалуйста, Сергея. Как можно более кратко. — Муж"). Плечом к плечу с Довлатовым "На полке" стоят и другие знаменитости: Юз Алешковский, Эрнст Неизвестный, Александр Генис, Эдуард Лимонов… Опять же как в ставшем уже историей литературы прообразе. Даже лица отчасти совпадают…
Но структура "пяти объективов" намного сложнее обеих "сольных партий" Сергея Довлатова. Напластования чужих жизней Алексей Даен щедро переложил своей собственной, вымочил в философии, сдобрил размышлизмами, присолил и приперчил перлами "штиля", в том числе каламбурами ("Рас продажа", "Баланда о любви"), — но долго томить на огне творчества не стал, поджарил и выдал читателям "с кровью". Почему-то при чтении "На полке" возникают кулинарные ассоциации — в противовес оптическим, которые были бы любезны самому автору. Впрочем, даже такие далекие сравнения родственны между собой: и то, и другое, в конечном счете, подчеркивает, что произведение не получилось целостным. Не сложился комплекс воззрения…
Возможно, к некоторой сумбурности повествования как к "высокому косноязычью" Алексей Даен стремился намеренно: недаром же он лауреат Международной Отметины имени отца русского футуризма Давида Бурлюка и журнала "Футурум АРТ" (за 2004 год). Желание автора священно… Тем не менее, мне хочется предложить мемуаристам и хронистам литературных "тусовок" уходить от формы записных книжек. Она представляется мне уже исчерпанной и не способной к качественному развитию внутри жанра — а все видоизменения ее сводятся к расширению территорий и списков персоналий. Но очень много точек — еще не картина… А неблагодарный читатель легче воспринимает готовую картинку. Идеальным примером группового портрета в интерьерах и на пленэре, нарисованного писателем для писателей и про писателей, представляется "Алмазный мой венец" Валентина Катаева. При всей его бестактности…

Юрий Перфильев. Другие дни. Стихи последних лет. — М.: Библиотека журнала "Дети Ра". — 2009.

Юрий Перфильев — автор четырех поэтических книг и множества публикаций в литературных изданиях ("Ковчег", "Дети Ра", "Зарубежные записки", "Поэзия" и др.), лауреат премии журнала "Ковчег" за 2008 год, премии "Международной академии творчества" за 2009 год. Человек, как следует из его краткого curriculum vitae, сведущий отнюдь не только в литературе, имеющий два образования — высшее техническое и высшее юридическое. Недавно выпустил свою пятую книгу стихов в поэтической серии журнала "Дети Ра" — это двенадцатая книга серии.
Думаете — какое отношение имеет образование и биография к творчеству поэта? Но связь интеллектуального базиса с мировоззренческой надстройкой и профессиональной функциональностью, по-моему, очевидна и оправдана в девяноста девяти случаях из ста (а в одном случае этой каузулой просто никто вовремя не поинтересовался)...
Юрий Перфильев — поэт техничный. Можно сказать — высокотехничный. Можно сказать — подчеркнуто, осознанно, преданно техничен. Он не слишком экспериментирует с формой стиха, не стремится поразить своего читателя авангардной лексикой, вдохновением эпатажа, чудесами перформанса — не прибегает к "модным", сложившимся буквально на днях приемам стихосложения — однако он заботится о том, чтобы в его творениях техника шла на шаг впереди видимого смысла:

Последнюю цитату для примера я выбрала не случайно. Дело в том, что, как мне кажется, Юрий Перфильев здесь говорит о себе: это у него "в крови" богатое прошлое поэтического разнообразия, и с ним поэт неразрывно связан, более того — он его откровенно почитает.
Евгений Степанов, издатель и филолог, в предисловии к книге "Другие дни" называет Юрия Перфильева "поэтом нового метафорического взгляда" и находит в его творчестве "следы" самых разных поэтических школ, ставивших во главу угла метафору и "пройденных" Перфильевым в ходе его литературного роста. Разумеется, слово "пройденных" употребляется здесь не в ученическом качестве "пройденного мимо", а в смысле "прошествия сквозь", глубинного освоения лучшего, что привнесли в поэзию те творческие объединения. Евгений Степанов видит в числе идейных предшественников творчества Перфильева орден обэриутов, школу квалитизма (представляемую ее создателем Владиславом Епишиным, или Славой Лёном, как "стихи высокого качества", основанные на "неправильностях" — т.е. семантических сдвигах; объединявшую прекрасных поэтов и даже гиганта Веничку Ерофеева) и школу метаметафоры. Все эти драгоценности присутствуют в стихах Юрия Перфильева:

и превращают их в объект увлекательного чтения, которое сродни решению загадок. Любопытно угадать, перекличка с каким поэтом дала творческий импульс тому или иному стихотворению Перфильева. В книге "Другие дни" встречается "привет" от Иосифа Бродского:

Или от Бориса Пастернака:

Это не пустое заимствование и не механическое эпигонство — это дыхание бессмертной классики изначального стиха-метафоры, осеняющее всех поэтов, работающих на "чистой"     метафоричности.
О нынешнем состоянии поэзии Юрия Перфильева Евгений Степанов говорит: "Здесь правда высказана в поэтическом тропе, утяжеленном классическими аллюзиями".
Все эти наблюдения, конечно, верны. Мне хочется добавить к ряду определений, уже данных литературоведами стихам Перфильева, лишь одно слово — столь же, возможно, неожиданное, как и словообразы, рисуемые этим интересным поэтом.
Супремати& 769;зм (в переводе с латыни — наивысший).
Хотя термин этот употребляется в отношении к живописи и означает доминирование, превосходство цвета над остальными свойствами живописи (до чего первым додумался Казимир Малевич), но с иными формами поэзии его роднит, на мой взгляд, сущность идеи. Как в "беспредметных" полотнах Малевича, в якобы лишенных изобразительного смысла комбинациях разноцветных плоскостей простейших геометрических очертаний краска была впервые освобождена от "подсобной" роли, от служения другим целям, — так и в литературе встречаются стихотворения, в которых слово освобождено от "функциональности", от утилитарного назначения передачи информации или эмоции, и предстает во всей своей красе. Красота удачно найденной метафоры ничем не уступает притягательности цветового пятна в картине. Религиозно-экстатичный Малевич видел в такой живописи первый шаг "чистого творчества" — акта, уравнивавшего творческую силу человека и Природы (Бога). Технически грамотный (в прошлом — инженер) Юрий Перфильев, скорее всего, таких горделивых и паранаучных параллелей не проводит. Однако его стихи основаны на сочетании "тезисов", якобы вне всякой логики:

Логика, естественно, — в том, с какой удивительной силой звучат слова, поставленные на места, где их скрытая красота способна заиграть всеми оттенками.