Андрей Романов
ОТ РЕДАКЦИИ
Ушел в мир иной наш давний автор поэт Андрей Романов. Гостеприимный, веселый, внимательный человек. Коренной петербуржец! Со всеми вытекающими отсюда превратностями судьбы. Игорь Михайлов и Валерий Дударев неоднократно пользовались романовским кровом в северной столице. По их воспоминаниям, Андрей мог целую ночь читать чужие стихи, например Бориса Корнилова, горячо спорить о поэтике Рубцова или декламировать полупоэмы Бродского на английском.
А однажды январским морозным утром Андрей Романов вежливо постучал в комнату гостей. Ничего не успевшие понять, едва проснувшись, Дударев и Михайлов были удивлены: в руках Андрея Романова сиял поднос с яствами: арбуз и водка! Москвичи вопросили:
— С чего это вдруг с утра пораньше?
Ответ был по-петербуржски корректным:
— Так ведь москвичи всегда с утра требуют арбуз и водку! Тем более в январе!..
Да, как же все мимолетно!
А однажды январским морозным утром Андрей Романов вежливо постучал в комнату гостей. Ничего не успевшие понять, едва проснувшись, Дударев и Михайлов были удивлены: в руках Андрея Романова сиял поднос с яствами: арбуз и водка! Москвичи вопросили:
— С чего это вдруг с утра пораньше?
Ответ был по-петербуржски корректным:
— Так ведь москвичи всегда с утра требуют арбуз и водку! Тем более в январе!..
Да, как же все мимолетно!
Ушел последователь Михаила Дудина
"Прощай весны нежданная утрата" — так неожиданно была названа последняя прижизненная книга стихов Андрея Владимировича Романова, которая скоро обязательно должна выйти. Андрея Романова не стало 29 мая 2014 года, как раз на Вознесение Господне. Мы уверенны, что автора строк "Выхожу из парадной один на один / С Ленинградом, в котором родился и рос" не скоро забудут.
Стихи Андрея Романова дерзки, энергичны и авангардным напором своим не уступают порой стихам самых прославленных авторов.
Поэзия петербуржца Андрея Романова при всей ее сложности создана по классическим ка-
нонам русского силлабо-тонического стихосложения. Так что в отношении формы все, можно сказать, по старинке. Добавьте к этому точную рифму — и у вас получится вроде бы стандартная модель. Современной и сложной она становится благодаря содержанию, индивидуальной авторской концепции...
Поэт Андрей Романов, родившийся в победном 1945 году, был замечен еще Михаилом Дудиным. Обращенная к памяти павших, восстановлению русских городов, непростой послевоенной жизни, поэзия Андрея Романова имеет сильную энергетику, почти космическое звучание и причудливые для неподготовленного читателя формы.
Андрей Романов создает в лирике "мужской архетип", который, соответственно, ведет "мужской разговор" со временем (одна из книг поэта так и называлась — "Мужской разговор"). Этот разговор сложен и неоднозначен. К примеру, в поэме "25-й час" Андрей Романов лихо заявляет, что ему нужен "особый, новый час" — а если Время не согласится с его доводами, то он этот час создаст сам.
Романов скрещивает поиски классической поэзии с авангардными экспериментами. "Славянкавозлюбленная" танцует в скафандре и побеждает время, войны, смерть. Здесь же встречается и трогательное самопожертвование лирического героя ("Хочешь, я подарю тебе розы, чтоб от голода вновь умереть?"), и его же первозданное восхищение ("Где свету навстречу плывешь ты в студенческой блузе"), а иногда и бескомпромиссная расстановка акцентов ("Не желаю встречаться с тобой").
Подавляющее большинство стихов Андрея Романова адресовано женщине. Он понимает, что в современной жизни, когда процветают сомнительные ценности, предательство, презрение
ко всему отечественному, нужно уметь любить. Любить женщину. Любить жизнь. Любить и этим спасаться.
При этом хулиганская и задиристая, даже языческая поэзия Андрея Романова несет в себе христианскую основу, поэт чувствует необходимость веры.
Прекрасно и умение поэта любить жизнь во всех ее проявлениях. И когда Андрей Романов легко и непринужденно вспоминает о том, как "коммунальный кот по кличке Барсик гонит крыс в подпольную дыру", вдруг невольно осознается — вот же она, наша неповторимая русская жизнь, где смех всегда сквозь слезы, блеск и нищета, "миллион контрастов и затей".
Андрей Владимирович Романов много сделал для отечественной литературы: воспитывал
К.
учеников, выпускал журналы и альманахи, вел передачи на ленинградском радио, курировал литературную премию имени Бориса Корнилова, а в 2007 году удостоился чести быть главным редактором уникального альманаха "День поэзии "Санкт-Петербург — Россия"". Благодарность, полученная им от министра культуры и массовых коммуникаций России, была вполне заслуженна. К его семидесятилетию готовилась почетная грамота Министерства, но он не дожил до него ровно семь месяцев.
Андрей Романов упокоился под Петербургом в любимой Суйде, недалеко от могилы великой русской няни Арины Родионовны.
А мы грустно повторим "Прощай весны нежданная утрата".
Стихи Андрея Романова дерзки, энергичны и авангардным напором своим не уступают порой стихам самых прославленных авторов.
Поэзия петербуржца Андрея Романова при всей ее сложности создана по классическим ка-
нонам русского силлабо-тонического стихосложения. Так что в отношении формы все, можно сказать, по старинке. Добавьте к этому точную рифму — и у вас получится вроде бы стандартная модель. Современной и сложной она становится благодаря содержанию, индивидуальной авторской концепции...
Поэт Андрей Романов, родившийся в победном 1945 году, был замечен еще Михаилом Дудиным. Обращенная к памяти павших, восстановлению русских городов, непростой послевоенной жизни, поэзия Андрея Романова имеет сильную энергетику, почти космическое звучание и причудливые для неподготовленного читателя формы.
Андрей Романов создает в лирике "мужской архетип", который, соответственно, ведет "мужской разговор" со временем (одна из книг поэта так и называлась — "Мужской разговор"). Этот разговор сложен и неоднозначен. К примеру, в поэме "25-й час" Андрей Романов лихо заявляет, что ему нужен "особый, новый час" — а если Время не согласится с его доводами, то он этот час создаст сам.
Романов скрещивает поиски классической поэзии с авангардными экспериментами. "Славянкавозлюбленная" танцует в скафандре и побеждает время, войны, смерть. Здесь же встречается и трогательное самопожертвование лирического героя ("Хочешь, я подарю тебе розы, чтоб от голода вновь умереть?"), и его же первозданное восхищение ("Где свету навстречу плывешь ты в студенческой блузе"), а иногда и бескомпромиссная расстановка акцентов ("Не желаю встречаться с тобой").
Подавляющее большинство стихов Андрея Романова адресовано женщине. Он понимает, что в современной жизни, когда процветают сомнительные ценности, предательство, презрение
ко всему отечественному, нужно уметь любить. Любить женщину. Любить жизнь. Любить и этим спасаться.
При этом хулиганская и задиристая, даже языческая поэзия Андрея Романова несет в себе христианскую основу, поэт чувствует необходимость веры.
Прекрасно и умение поэта любить жизнь во всех ее проявлениях. И когда Андрей Романов легко и непринужденно вспоминает о том, как "коммунальный кот по кличке Барсик гонит крыс в подпольную дыру", вдруг невольно осознается — вот же она, наша неповторимая русская жизнь, где смех всегда сквозь слезы, блеск и нищета, "миллион контрастов и затей".
Андрей Владимирович Романов много сделал для отечественной литературы: воспитывал
К.
учеников, выпускал журналы и альманахи, вел передачи на ленинградском радио, курировал литературную премию имени Бориса Корнилова, а в 2007 году удостоился чести быть главным редактором уникального альманаха "День поэзии "Санкт-Петербург — Россия"". Благодарность, полученная им от министра культуры и массовых коммуникаций России, была вполне заслуженна. К его семидесятилетию готовилась почетная грамота Министерства, но он не дожил до него ровно семь месяцев.
Андрей Романов упокоился под Петербургом в любимой Суйде, недалеко от могилы великой русской няни Арины Родионовны.
А мы грустно повторим "Прощай весны нежданная утрата".
Л. А. Аннинский, лауреат премии Правительства России в области культуры;
А. В. Шацков, лауреат премии Правительства России в области культуры;
С. Козлов, лауреат независимой литературной премии им. Бориса Корнилова "На встречу дня!"
А. В. Шацков, лауреат премии Правительства России в области культуры;
С. Козлов, лауреат независимой литературной премии им. Бориса Корнилова "На встречу дня!"
* * *
Когда разбитная столица
Со мной разведется навек,
Не плачь, не спеши повториться,
Поверив, что ты — человек.
И пусть ты вовек не посмеешь
Уйти от внеклассных утех,
Ты школьницей стать не сумеешь,
С кометы Галлея слетев.
Ветла, раскошелившись в полночь,
Гусей по селу разогнав,
К тебе не приходит на помощь,
Сморкаясь в зеленый рукав.
Но скромностью счастье не купишь
Венчаясь на средней волне,
И время покажет нам кукиш,
Заслуженный нами вполне.
Галактика мчится по кругу,
Сквозь Млечный расхристанный Путь,
Где мы посылаем друг другу
Компьютером мыльную муть.
Но кто мы? Скрываться не будем,
На третью планету спеша
К воскресшим от радости людям,
Что ждут нас, почти не дыша.
Со мной разведется навек,
Не плачь, не спеши повториться,
Поверив, что ты — человек.
И пусть ты вовек не посмеешь
Уйти от внеклассных утех,
Ты школьницей стать не сумеешь,
С кометы Галлея слетев.
Ветла, раскошелившись в полночь,
Гусей по селу разогнав,
К тебе не приходит на помощь,
Сморкаясь в зеленый рукав.
Но скромностью счастье не купишь
Венчаясь на средней волне,
И время покажет нам кукиш,
Заслуженный нами вполне.
Галактика мчится по кругу,
Сквозь Млечный расхристанный Путь,
Где мы посылаем друг другу
Компьютером мыльную муть.
Но кто мы? Скрываться не будем,
На третью планету спеша
К воскресшим от радости людям,
Что ждут нас, почти не дыша.
* * *
Пусть нитраты шастают по краю
Невской обесточенной воды,
Я тебя на Стрелке не ругаю
За твои внеклассные труды.
И, забыв минутные печали
В том краю, где бронза и гранит,
Вспомни, как мы Господа встречали,
Растерзав на капельки ринит.
— Дурачок, — ты скажешь мне с опаской, —
Отряхнись от вечной маеты,
Ведь звезду отправить с башни Спасской
В Млечный Путь едва ль сумеешь ты,
Но пока я в загсе хорошею
Перед кипой свадебных бумаг,
Ты звезду не вешай мне на шею,
А беги со мной в универмаг.
— Ой, родная, граммофон играет,
В прошлом веке, в сумраке двора,
И припев блокадный повторяет,
Осознав, что в школу нам пора.
Где волна двусмысленной Фонтанки,
Распахнув осколочную дверь,
Остановит вражеские танки
И вчера, и завтра, и теперь.
Невской обесточенной воды,
Я тебя на Стрелке не ругаю
За твои внеклассные труды.
И, забыв минутные печали
В том краю, где бронза и гранит,
Вспомни, как мы Господа встречали,
Растерзав на капельки ринит.
— Дурачок, — ты скажешь мне с опаской, —
Отряхнись от вечной маеты,
Ведь звезду отправить с башни Спасской
В Млечный Путь едва ль сумеешь ты,
Но пока я в загсе хорошею
Перед кипой свадебных бумаг,
Ты звезду не вешай мне на шею,
А беги со мной в универмаг.
— Ой, родная, граммофон играет,
В прошлом веке, в сумраке двора,
И припев блокадный повторяет,
Осознав, что в школу нам пора.
Где волна двусмысленной Фонтанки,
Распахнув осколочную дверь,
Остановит вражеские танки
И вчера, и завтра, и теперь.
* * *
Не ищи, Нева, в моем ответе
Путь к венцу — и в сказку не зови:
Нам с любимой жить на этом свете,
Вопреки трагической любви.
Ночью на вокзале всю планету
Можно встретить, звездам на беду…
С нею нам бродить по белу свету
В этот високосный день в году.
Никаким космическим снарядом
Не вернуть нам сказочный сафьян…
Я иду, Фонтанка бродит рядом…
Это — ты! И я от счастья пьян.
Питер, сдайся тополям на милость,
И проспекты пухом застели,
Чтоб Фонтанке веселей ходилось
По гранитом вскормленной пыли.
Кто нам сдаст Вселенную в аренду
На садово-парковой скамье?
Кто рискнет сложить про нас легенду,
Кроме звезд, прикованных к семье?
Дескать, новый век и третье лето,
Я Фонтанки обнимаю стан,
Словно мы — Ромео и Джульетта,
Словно мы — Изольда и Тристан.
Чтобы ветер, стан ее лаская,
След от каравеллы целовал,
Чтобы зяблик, нотный стан листая,
Гимн любви для нас лишь напевал.
Нам едва ль вернуться в жизнь иную,
Ту, в которой, смерти вопреки,
Мы вдвоем… Но я тебя ревную,
Даже к пальцам собственной руки.
Мы — вдвоем; ни внука, ни ребенка
Не видать нам даже в смертный час.
Пусть в районном загсе фотопленка
Сохранит предание про нас…
Ведь пока сто лет свиданье длится
На секретной паперти аллей —
Нам продаст культурная столица,
Тайный сбор военных кораблей.
Путь к венцу — и в сказку не зови:
Нам с любимой жить на этом свете,
Вопреки трагической любви.
Ночью на вокзале всю планету
Можно встретить, звездам на беду…
С нею нам бродить по белу свету
В этот високосный день в году.
Никаким космическим снарядом
Не вернуть нам сказочный сафьян…
Я иду, Фонтанка бродит рядом…
Это — ты! И я от счастья пьян.
Питер, сдайся тополям на милость,
И проспекты пухом застели,
Чтоб Фонтанке веселей ходилось
По гранитом вскормленной пыли.
Кто нам сдаст Вселенную в аренду
На садово-парковой скамье?
Кто рискнет сложить про нас легенду,
Кроме звезд, прикованных к семье?
Дескать, новый век и третье лето,
Я Фонтанки обнимаю стан,
Словно мы — Ромео и Джульетта,
Словно мы — Изольда и Тристан.
Чтобы ветер, стан ее лаская,
След от каравеллы целовал,
Чтобы зяблик, нотный стан листая,
Гимн любви для нас лишь напевал.
Нам едва ль вернуться в жизнь иную,
Ту, в которой, смерти вопреки,
Мы вдвоем… Но я тебя ревную,
Даже к пальцам собственной руки.
Мы — вдвоем; ни внука, ни ребенка
Не видать нам даже в смертный час.
Пусть в районном загсе фотопленка
Сохранит предание про нас…
Ведь пока сто лет свиданье длится
На секретной паперти аллей —
Нам продаст культурная столица,
Тайный сбор военных кораблей.
* * *
Был вторым лишь, не первым, не третьим;
И не прятал восторженных глаз
Пред тобою, которую встретил
За кормой предварительных касс.
В одноактной постели балета,
Где не спето ни это, ни то,
Я просил: "Не давай мне билета
Ни в Москву и ни в цирк шапито".
А когда ни стыда не осталось,
Ни моста, что осанну споет,
Ты как птица, со мной рассчиталась
За внезапную веру в полет,
Рассчиталась по высшему счету,
Не спросясь, оплатила долги,
Не к порядку призвала, к почету,
За глаза приказала: "Не лги!"
Я не лгал ни тебе, ни отчизне,
Ни с похмелья, ни даже с утра,
Вопреки разбитной укоризне
Шантрапы с проходного двора.
Я стерег тебя в тщетных усильях —
Чуя струи воздушной реки,
Воспарить на подрезанных крыльях,
Тайной злобе подруг вопреки.
И не прятал восторженных глаз
Пред тобою, которую встретил
За кормой предварительных касс.
В одноактной постели балета,
Где не спето ни это, ни то,
Я просил: "Не давай мне билета
Ни в Москву и ни в цирк шапито".
А когда ни стыда не осталось,
Ни моста, что осанну споет,
Ты как птица, со мной рассчиталась
За внезапную веру в полет,
Рассчиталась по высшему счету,
Не спросясь, оплатила долги,
Не к порядку призвала, к почету,
За глаза приказала: "Не лги!"
Я не лгал ни тебе, ни отчизне,
Ни с похмелья, ни даже с утра,
Вопреки разбитной укоризне
Шантрапы с проходного двора.
Я стерег тебя в тщетных усильях —
Чуя струи воздушной реки,
Воспарить на подрезанных крыльях,
Тайной злобе подруг вопреки.
* * *
Когда береза ползает, скрипя,
Вдоль сумрачного Волкова кладби’ща,
Зови трамвай! В нем юность ждет тебя,
Припомнив о блокадном пепелище.
И пусть в трамвае нет свободных мест,
Как будто бы на празднике Победы,
Нам вслед хохочет якорный зюйд-вест,
Послав на смерть космические беды.
Добраться б нам до школьного крыльца,
Взглянуть в глаза напудренной Фонтанки —
У ней столетья катятся с лица,
Как будто ворошиловские танки;
Где, вдохновляясь подвигом отцов
И снисходя в окопную орбиту,
Мы воскресили звездных молодцов,
Доверившихся млечному сорбиту.
Погладь мой лик, прощаясь на ходу,
Застыв в объятьях стоптанных профессий,
И я тебя в граните украду
Из цепких лап индустриальных сессий,
Где целиной гордится сельский волк,
Поскольку заяц городской попался,
Где солнечная вечность знает толк
Автобусно-космического вальса.
Вдоль сумрачного Волкова кладби’ща,
Зови трамвай! В нем юность ждет тебя,
Припомнив о блокадном пепелище.
И пусть в трамвае нет свободных мест,
Как будто бы на празднике Победы,
Нам вслед хохочет якорный зюйд-вест,
Послав на смерть космические беды.
Добраться б нам до школьного крыльца,
Взглянуть в глаза напудренной Фонтанки —
У ней столетья катятся с лица,
Как будто ворошиловские танки;
Где, вдохновляясь подвигом отцов
И снисходя в окопную орбиту,
Мы воскресили звездных молодцов,
Доверившихся млечному сорбиту.
Погладь мой лик, прощаясь на ходу,
Застыв в объятьях стоптанных профессий,
И я тебя в граните украду
Из цепких лап индустриальных сессий,
Где целиной гордится сельский волк,
Поскольку заяц городской попался,
Где солнечная вечность знает толк
Автобусно-космического вальса.
* * *
Прощай весны нежданная утрата:
На Лиговку пробрался майский снег.
И в этом не гадалка виновата,
А со двора обрушившийся смех,
Который не согласен с нашим счастьем,
Но приказал разграбить Летний сад,
Где мы горды скульптурным соучастьем
Тех, кто красив, надменен и усат.
Тревожный жребий выпал из портфеля,
Рассыпав годы по земле сырой,
Давай сбежим из царства Куршевеля,
Преодолев границу в мир иной.
И если Рим грозит нам Колизеем,
А взять нам Трою выпадет едва ль,
Давай рискнем представить мир — музеем
И воскресить московский фестиваль.
Сливай бензин — трамвай в метро не ходит,
Гостиный двор навеки выключай…
На перекрестке глобус колобродит,
Маршрутка денег требует на чай,
Но снег, отведав, что же есть блокада,
Победно тает, вечность распознав,
Где вдоль кинотеатра "Баррикада"
Летит в зенит подорванный состав
На Лиговку пробрался майский снег.
И в этом не гадалка виновата,
А со двора обрушившийся смех,
Который не согласен с нашим счастьем,
Но приказал разграбить Летний сад,
Где мы горды скульптурным соучастьем
Тех, кто красив, надменен и усат.
Тревожный жребий выпал из портфеля,
Рассыпав годы по земле сырой,
Давай сбежим из царства Куршевеля,
Преодолев границу в мир иной.
И если Рим грозит нам Колизеем,
А взять нам Трою выпадет едва ль,
Давай рискнем представить мир — музеем
И воскресить московский фестиваль.
Сливай бензин — трамвай в метро не ходит,
Гостиный двор навеки выключай…
На перекрестке глобус колобродит,
Маршрутка денег требует на чай,
Но снег, отведав, что же есть блокада,
Победно тает, вечность распознав,
Где вдоль кинотеатра "Баррикада"
Летит в зенит подорванный состав
* * *
Слева навалился южный полдень,
Справа — полночь северных чудес,
Позади расщедрившийся холдинг,
Впереди ощерившийся лес.
Се ля ви… От счастья нет спасенья,
Так что на Голгофу не спеши,
Потому что в это воскресенье
Предстоит точить карандаши.
Нам пора, на Стрелке мирозданья,
Прямо в лоб учителя спросить:
Можно ль на уроках рисованья
Будущее счастье воскресить?
Ведь со свадьбы сколько лет промчалось,
И хотя завхоз припас котлет,
Наша юность с классом распрощалась,
Завещав потомкам школьный след.
Пусть нам вкатят выговор в райкоме,
Пусть Пилат желает нас распнуть,
Мы — вдвоем… И что нам нужно, кроме
Синевы, познавшей жизни суть?
Мы уйдем навеки в поднебесье,
Растоптав подкупленный Зенит,
И однажды Питера предместье
Наши души бронзой осенит.
Справа — полночь северных чудес,
Позади расщедрившийся холдинг,
Впереди ощерившийся лес.
Се ля ви… От счастья нет спасенья,
Так что на Голгофу не спеши,
Потому что в это воскресенье
Предстоит точить карандаши.
Нам пора, на Стрелке мирозданья,
Прямо в лоб учителя спросить:
Можно ль на уроках рисованья
Будущее счастье воскресить?
Ведь со свадьбы сколько лет промчалось,
И хотя завхоз припас котлет,
Наша юность с классом распрощалась,
Завещав потомкам школьный след.
Пусть нам вкатят выговор в райкоме,
Пусть Пилат желает нас распнуть,
Мы — вдвоем… И что нам нужно, кроме
Синевы, познавшей жизни суть?
Мы уйдем навеки в поднебесье,
Растоптав подкупленный Зенит,
И однажды Питера предместье
Наши души бронзой осенит.