Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

Александр КУЗЬМЕНКОВ

АЛИСА ИЗ ЗАЗЕРКАЛЬЯ


Процессы, происходящие в нашей литературе в последнее время, особенно в части раскручивания некоторых имён, подчас вызывают оторопь. Для выбора тех или иных кандидатов в "гении" используются любые критерии.... Мы за эти годы много видели чудес. В ход шло всё... И рьяная приверженность либеральным ценностям, и обязательное поплёвывание в сторону национальных святынь, и обилие чернухи, и прозападность, а иногда даже диковинное "проукраинство". Но в последние несколько лет нам был явлен ещё один феномен. Одной молодой писательнице ни с того ни сего стали присуждаться престижные премии, её без конца таскали по миру, приглашали в телепрограммы, всячески пропагандировали, обильно издавали. Непросвещённая публика задавалась вопросом: и что это вдруг? И за какие же достоинства? Всё перебирали – не подходило. Оставалось одно. Этот автор уроженка горной местности... Ноу-хау! Мол, вы говорите, что у нас в горах одни террористы? А это не так! У нас там есть ещё Алиса Ганиева... Всё было бы хорошо и даже славно... Осталось одно малюсенькое и не очень заметное в наше сумбурное время обстоятельство. Качество текстов! Ведь кто бы ты ни был по крови, если пишешь на русском языке, тебя оценивают без всяких оговорок как русского писателя. По самому высокому счёту...

Критик и прозаик Алиса Ганиева – воплощение всех женских добродетелей: активистка, спортсменка и просто красавица. Претендуй она на звание "Мисс Кавказ", я был бы только за. Однако барышня предпочитает коллекционировать регалии иного рода: премия газеты "Литературная Россия", "Дебют", Горьковская премия журнала "Литературная учёба", премия журнала "Октябрь", не говоря о разнокалиберных лонг- и шорт-листах. Про перманентный, на грани истерики, восторг рецензентов можно промолчать: всё и без меня ясно. Названные обстоятельства всерьёз настораживают. Харизма возникает там, где нет подлинной легитимности, – Макса Вебера ещё никто не опроверг.
Гипотезу, сама того не желая, подтвердила Г. Юзефович: "Ганиева выстраивает свою писательскую карьеру с продуманной тщательностью, довольно неожиданной в хрупкой брюнетке... Умелая работа с литературными агентами (первая же книга Ганиевой была переведена на английский, французский, китайский и немецкий языки – редкая удача для дебютантки), выверенная стратегия поведения в литературной среде – молодая писательница железной рукой лепит из самой себя образ будущего классика". Комплимент, если разобраться, куда как сомнительный: вместо работы над текстом – работа с лит­агентами, вместо выверенных сюжетных схем – выверенная карьерная стратегия. Впрочем, другие классики в литературном Зазеркалье не водятся.
Со стратегией поведения у Ганиевой и впрямь всё замечательно: работа в команде "Дебюта", дружба с Валерией Пустовой, завотделом критики "Октября" – о результатах см. выше. Но GR (Government Relations – взаимодействие с органами государственной власти. – Ред.) – неважная замена таланту. Потому обратимся к первоисточникам.
Дебютная повесть А.Г. "Салам тебе, Далгат!" была опубликована под мужским псевдонимом "Гулла Хирачев". Фонетика красноречиво свидетельствует о тонком языковом чутье. Вообще идиолекты – лакмусовая бумажка литературной профпригодности. Ганиева-критик предпочитает изъясняться на птичьем новоязе образованщины: "гипостасис симулятивной гиперреальности", "апокалипсические интенции", "архитектоническое меню"… Попытка говорить без затей всякий раз оборачивается шершавым рабкоровским косноязычием: "воздух романа беременен призраками", "через ритуальное грязеполивание прийти к заморозке своих комплексов" и проч. Ганиева-прозаик… Одно скажу: на мелочи вроде "маршруточного такси" вскоре перестаёшь обращать внимание. Ибо перед глазами разворачивается кафкианских масштабов фантасмагория:
"Шашлык курдючный и литр абрикосового сока" ("Салам тебе, Далгат!"). Шашлык из одного курдючного сала? В каком архитектоническом меню нашёлся этот деликатес?
"Слышались счастливые крики купальщиков, плещущихся в огромной дождевой луже на месте выкопанного и недостроенного фундамента" ("Праздничная гора"). Алиса Аркадьевна, а вы изобретение запатентовали? Ведь выкопанный фундамент – это переворот в строительных технологиях!
"Каждый день она <прабабушка – А.К.> уходила в горы на свой бедный скалистый участок и возвращалась, сгибаясь под стогом сена, с перепачканными землёй полевыми орудиями" ("Праздничная гора"). Несчастная старушка! – из последних сил тащит за собой полевое орудие – 100-миллиметровую пушку БС-3. И, кажется, не одну… Джигиты, помогите женщине сдать металлолом!
В части сюжетостроения дела обстоят ничуть не лучше. В дебютном "Далгате" протагонист лунатически слонялся по Махачкале, чтобы вручить дяде некое важное письмо (одному Всевышнему ведомо, отчего текст нельзя было послать по электронке). Да так и не передал, поскольку встреча родственников вообще не входила в авторские планы. Главная сюжетная коллизия здесь – кавказский колорит: намаз-хиджаб, аджика-хинкал и прочий шашлык-машлык. Всему остальному места в повести попросту не нашлось: фабула издохла в эмбриональном состоянии, персонажи деградировали до амплуа – Гопник, Графоман, Салафит – и разыграли комедию масок. Гопник быковал: "Ты чё кисляки мочишь!" Графоман творил: "Любоваясь, я склоняюсь перед милой Гюль-Бике, / Твоя книга заблистала, как алмазы при луне!" Салафит агитировал: "Эти суфии все места себе захватили… Это неправильно, это всеобщий таклид".
Этнографизм, на котором Ганиева выстроила свою эстетику, сам по себе на качество текста практически не влияет. М. Веллер в таких случаях советует проделать нехитрую манипуляцию: перенести действие в другую страну. Назовите Далгата Васей, замените хинкал борщом – ну что, захватывает дух? То-то же. Скажу больше: экзотика быстро приедается. Катенин ещё в 1828 году писал, что шашки узденей наскучили решительно всем.
Однако А.Г. не замечает своей назойливости – "Праздничная гора" скроена по лекалам "Далгата". И Гопник привычно быкует: "Эта курица кисляки кидает", и Графоман творит: "Полёт орлов под небесами / И кур тревожная кад­риль", и Салафит агитирует: "Эти суфии только и знают, что свою чIанду Пророку приписывать". Алиса Аркадьевна, а есть ещё что-нибудь в репертуаре? Как выяснилось, есть: это, по-ганиевски говоря, апокалипсическая интенция, сиречь антиутопия. Власть в России взяли фашисты – и тут же выстроили на границе с Кавказом заградительный вал. Дагестан мгновенно развалился на суверенные аулы, чтобы в финале погибнуть под российскими бомбами. Фабула налицо – что ж, несомненный прогресс. Однако эта шаткая конструкция рушится от лёгкого толчка: стоило ли тратить время и деньги на оборонительную линию? Проще и дешевле начать с авианалёта… Рецензенты "Праздничной горы" начинали за здравие, а кончали за упокой. Н. Курчатова обнаружила в романе "некоторую беспомощность", Г. Юзефович признала, что книга "в пересказе выглядит чуть лучше, чем на самом деле". Критикессы наши, как и подобает девочкам, сделаны из пирожных и сластей всевозможных – и потому украсили обвинительный вердикт изюмом и цукатами...