вирджиния похожа на клубок
несостыковок домыслов и пыток
глоток недоотправленных открыток
она положит в голый потолок
вирджинии исхоженный порог
повязан узелками черных ниток
и множество натянутых улыбок
кусают и пощипывают бок
вирджиния прекрасна между ног

тело по швам по голосу по словам
трещит болит рассекая пыль и поле шаги
происходят вдруг наугад потому что там
все равно куда и зачем идти
уплывай же рыбой как в детстве вверх животом
небо глотая серебристым горлом и впредь
никогда не молчи когда бог произносит ртом
твоим непонятное тихое темное слово смерть

медея входит в воду и воды холодеют
и голоса грубеют проваливаясь в воду
медея водит воду рука ее горбата
живот ее обернут дрожащими камнями

живот ее огромный округлый переспелый
заполнен шевеленьем травою и тенями
и рыбьими глазами продавливая воду
медея выдыхает слепыми сыновьями

но мотыльки на дне твоих зрачков
обожжены бессонницей и плачем
«все хорошо» свернулось кулачком
молочно белой неудачи
и тишина на тоненьких ногах
крадется к пластилиновому раю
и теплыми руками обнимая
тебя подносит к раю Телемах
мерцая в обнаженных зеркалах

на вдохе — смерть, на выдохе — удар, какая разница, кому я
                                 говорю, прибереги свой неподдельный дар
— приберегу...
для лучших дней, в трехтысячном бреду, неси свой гений
                                                        к белому огню, гори, гори, гори
я говорю,
— горю, горю...
я рассчиталась с каждой  высотой, постой, мой ангел, рядышком
                                                                         со мной, мне страшно
— ты не бойся, я с тобой,
я за тобой.

пока иголка граммофона ходит
по круглым улицам ты говоришь
и слушаешь и снег в тебе прозрачен
и вертикальны люди и шаги

никак не происходят в этой речи
скрипящей как бумажные сандалии
троянских воинов за горизонтом
и гарнизон их легче воробья


пока иголка граммофона ходит
по круглым лицам или по телам
закопанных в окопах воробьев

трагедия рождается из света
из солнечного света что квадратом
приходит в окна жен и матерей

ты говоришь что помнишь эти звуки
ночной почти небесной партитуры
и слушаешь… и снег в тебе прозрачен
и вертикальны люди и шаги…

так и не выплыв из-под глухой земли
в море уходят белые корабли

изголодавшись море их не возьмет
над парусинными перьями запоет

про города древесная глубина
две тишины в обхвате как нет и да

а за домами имени нет воды
дверь закрывается на золотое и

ты ли тот ангел забывший нас во дворе
в тихом огне корабликами во мне