Ты мне сказок теперь не рассказывай,
Ну, а я расскажу — не перечь.
Я такая была синеглазая,
Только как синеву уберечь?

Расплескалась она по проталинам,
Разошлась по обрывкам веков.
А теперь из трубы, как из валенка,
Дым белит синеву облаков.

Говорили, мол, девка пропащая,
А, поди ж ты, живет по уму.
Я такая была настоящая,
Что не верили мне потому.

А теперь только чудь белоглазая
По утрам попадается встречь...
Ты мне сказки свои не рассказывай.
Ну, а я расскажу — не перечь.

Куда ты делся, певчий друг?
Кому теперь мне слать приветы?
Вчера все было недосуг.
А нынче думаю вот — где ты?

И по любым материкам
И на неведомые дали,
И на крутые берега
Кричу — его вы не видали?

Ему везде и стол, и дом,
Поскольку всюду будет тесно.
Поскольку думы об одном —
Зачем она приходит, песня?

Зачем томит и ворожит
Звезда печального смиренья?
И вдохновенье сторожит
Любой глоток стихотворенья?

Какие нынче небеса,
Как незапаханные нивы.
И кто придумал полюса,
Чтобы не сталкивать мотивы?

Пойду, схожу за окоем:
Там столько разного народа.
Быть может, знают что о нем.
Они там все такого рода.

Господи, дай мне означить точно
Чувство мое. И, конечно, — в прозе.
Нынче вот я возвращаюсь ночью,
А на столе у горничной розы.
А по дороге я видела много:
Цены в витринах. Мамаш в запое.
Нищий властей костерил и Бога.
Клерк матерился. И все такое.

Горничной я пожелала счастья.
Нынче в гостиницах — полный хаос.
И неожиданно на запястье
Девушки я прочитала: Фауст.
Господи, кто ее ввергнул в это?!
Но оказалось, читайте ниже:
Из МГУ она. И поэтов
Преподавали им выше крыши.

Господи, как ей с таким дипломом
Видеть жильцов своих ежечасно?
Вы говорите: она с апломбом.
Я говорю, что она прекрасна.
Вот ведь и я возвращаюсь ночью,
А не с панели. И не из храма.
Господи, дай же сказать мне точно,
Только ли мертвый не имет срама?!

Пыльный привкус южных городов,
Острый холод северных окраин.
Чем я заплатила за любовь,
Родина, к тебе, родной, не знаю.

То ли жизнью, то ли суетой,
Что от зыбки до креста рябила.
Но досталось жизни бы второй,
Разве я бы что-то изменила?

Вот уже и рядом нет того,
Кем дышала и не замечала.
Жизнь проходит. Крепнет ремесло.
Что за что? Давай считать сначала.

Только свет исходит от того,
С кем и я прилягу позже с краю.
Дорого, что стоит — ничего.
Вот и расплатиться чем — не знаю.

Вы вот говорите: "Он тебя лелеет!"
Вы вот говорите: "Он тебя жалеет!"
Вы вот говорите: "Он по тебе страдает!"
Вы вот говорите: "Он же тебя не знает!"

Он меня лелеет?! Он меня просто любит.
Он меня жалеет?! Он меня просто любит.
Он по мне страдает?! Он меня просто любит.
Он меня не знает?! Он меня просто любит.

Вот ведь в какой светелке выжила наша песня.
Вот почему так долго-долго мы с ним вместе.
Вот почему к счастью нас привела дорога.
Вот почему Боженька простил нам так много.

Да, он меня не знает: он меня просто любит.
Он по мне страдает: он меня просто любит.
Он меня лелеет: он меня просто любит.
Он меня жалеет: он меня просто любит.

А мои друзья — ребята шалые,
И несут, как все, свой тяжкий крест.
Но порой сквозь чувства запоздалые
Вдруг впадают в яростный протест.

Васька, он, того гляди, отправится
В край, где, раньше нашего, закат.
Говорит, чего, мол, тут буравиться?
Там по-русски звезды говорят.

Мы ему пытаемся подсказывать,
Что звезда — она звезда и есть.
— Нет, — он говорит, — голубоглазые
Только там. Не желтые, как здесь.

А другой просил не звать по имени,
Потому что он теперь не тот.
А какой, не сказывает, именно.
Только повторяет: "Все не в счет".

Я не знаю, как мне с этим справиться,
Раз они не справятся с собой.
И хотя им эта жизнь и нравится,
Все же тянет их на смертный бой.

А моих друзей поили досыта
Сразу мертвой и живой водой.
Смерть сама ходить боялась до смерти
К ним, случись чего, за лебедой.

Потому они, видать, и выжили,
А теперь не знают — для чего.
А над нами небо, словно вышито
Звездами. Да только для кого?

Зелено-зелено-зеленоглазое лето
Встало-пристало-привяло-припало ко мне.
Вы говорите, что это плохая примета.
Снег на дворе и февраль на родной стороне.

Вы говорите, что краски любить без прикраски
Надо. Что каждому времени краску — свою.
Не пропадай, мое лето, зеленые глазки.
Хочешь, я печь затоплю. Хочешь, чаю налью.

Не пропадай, мое лето, мне так не хватает
Солнышка в небе, и щебета птиц за окном.
Вы говорите: что любите белые стаи
Белой метели. Но все-таки я не о том.

Я не о том. Вы послушайте, я же об этом
Времени света. А вам моя речь — нипочем.
Зелено-зелено-зеленоглазое лето
В сердце мне дышит взволнованно и горячо.

Но я почему-то в русалок не верю.
А мне говорят, что на каждом шагу
Встречались они у воды, где деревья,
Где травы цветут меж озер на лугу.

Я стала бояться зеленого плеса
И звезд, что таращатся, как малыши.
Но все же не верю, что в белых березах
Кого-то посмеют зазвать камыши.

А если рыдают плакучие ивы,
Так это такая их женская блажь.
Уж слишком вверху небеса горделивы:
Сама не захочешь, да сердце отдашь.

А где-то вдали, у воды, где деревья,
Какая-то дева в цветах на лугу...
Но я почему-то в русалок не верю.
А мне говорят, что на каждом шагу...

А мы все равно не большие,
С какой ни гляди из сторон,
Извечные стражи России,
Хоть имя нам — не легион.
Сбегаем мы к рекам по тропкам,
Проспектами тянемся мы
К завидным дорогам Европы,
К столице родимой страны.
Левша тут скучает, а Вертер
Вовсю собирается к нам.
Здесь лучший из лучшего ветер
Гуляет по всем головам.
По имени ïðîâèíöèàëû,
Мы стойко храним рубежи
Разросшейся родины малой,
Над пропастью вставшей во ржи.
Но если мы вдруг обессилим,
С тобою что станется, Русь?
С тобою что станет, Россия?
Я даже представить боюсь.