Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

Екатерина Горбовская


Стихи

 

Поэт. Родилась в Москве.
Первая подборка стихов была напечатана в журнале
«Юность». С тех пор стала постоянным автором
журнала и до своего отъезда в Великобританию неоднократно
публиковалась в «Юности». Училась в Литературном
институте имени А. М. Горького. В последние годы
стихи публиковались в журналах «Дети Ра», «Новый
мир», «Знамя», «Сибирские огни», «Вестник Европы»,
«Иерусалимский журнал», «Зинзивер». Автор
нескольких поэтических сборников. Живет в Лондоне.

ОТ РЕДАКЦИИ


«Ведь как запомнишь, так оно и будет…»

 

Помню как сейчас. Самое начало 80-х. Редакция журнала «Юность»: актовый зал
переполнен участниками литературной студии «Зеленая лампа». И девочка, похожая од-
новременно на язвительного ангела и на немецкую резиновую куклу из еще не перестроенного «Детского мира», читает стихи, сразу же запоминающиеся навсегда:

 

Ты спал как сурок,
Ты спал как убитый,
Ты спал как убитый сурок.
А я допивала наш чай недопитый
И воспевала порок.

 

И еще:

 

Была луна, и месяц тоже,
И доносилось пенье флейт…
И я подумала: «О боже,
А что б сказал об этом Фрейд!»

 

А потом еще:

 

Тот, кто весел, — пусть смеется,
Тот, кто хочет, — пусть добьется,
А тебе еще придется
Провожать меня домой…

 

Стихи юной Кати Горбовской, блистательно остроумные, неожиданные, начисто лишенные пафоса или, наоборот, слащавости, и настолько же простые по форме, насколько философичные, — эти стихи знали и любили все: от школьниц и младших научных сотрудников до ревнивых собратьев по перу и патентованных литературных снобов.
Да что там, самые строгие критики — маститые поэтессы непростой судьбы — и те удивительным образом прощали Кате все: безудержную молодость, мгновенную, с лету, запоминаемость каждой фразы, бешеную популярность у читателей…
В 1982 году у Екатерины Горбовской в знаменитой книжной серии «Молодые голоса» (издательство «Молодая гвардия») выходит сборник «Первый бал». Тираж тридцать тысяч экземпляров разлетается за несколько дней, и книжка сразу же становится библиографической редкостью. Залы Политехнического музея, ВТО, Центрального дома литераторов встречают поэтессу оглушительными овациями, ее охотно печатает самый
популярный журнал «Юность», песни на Катины стихи поют с эстрады и по радио, в том числе сама Гурченко… В общем, это была настоящая, без дураков, слава.
А потом Катя уехала в Лондон. И лет двадцать о ней не было ни слуху ни духу.
Надо сказать, ее слава все эти годы жила своей, отдельной жизнью. Самыми преданными оказались обычные читатели — они продолжали любить, повторять, обсуждать стихи чудо-девочки из восьмидесятых. А вот литературная и особенно окололитературная публика, как водится, начала работать на снижение. Не раз мне доводилось обрывать противные разговоры о том, что, видимо, Горбовская исписалась, переросла свою подростковую интонацию и не смогла найти новой, взрослой. Если вообще не погибла (спилась, стала цензором, обернулась лягушкой и т. п.). Кто-то даже якобы видел ее новые стихи, и они его ну совсем не впечатлили. Но, к великой радости, эта сказка — со счастливым концом. В один прекрасный день (в 2009 году) Екатерина Горбовская вернулась. Собственной персоной. И — совершенно в своей манере! — сразу опровергла все домыслы. Сначала появились публикации новых прекрасных стихов в
самых авторитетных российских изданиях (журналах «Знамя», «Новый мир», «Вестник Европы», «Сибирские огни», «Зинзивер», «Дети Ра», «Иерусалимский журнал», в «Литературной газете»). Это, конечно, были уже другие стихи, интонации, темы. Но это была та же Екатерина! Ослепительно талантливая, умная, язвительная, непредсказуемая. Над ее строками, как прежде, можно смеяться и плакать, их хочется повторять про себя, с
ними легче дышится. Немного позже — по скайпу, по электронной почте — вернулась возможность пообщаться с Екатериной. Выяснилось, что она действительно почти двадцать лет не писала. А потом просто села — и стала писать снова.
И вот круг замкнулся. Сегодня поэзия Екатерины Горбовской вернулась, так сказать, домой: в журнал, который много лет назад открыл необыкновенную девочку, похожую на язвительного ангела. Мы бесконечно этому рады. Итак, новые стихи Екатерины Горбовской — для вас, дорогие читатели «Юности»!

 

Анна Гедымин


* * *

 

В том Тридевятом, ныне Тридесятом,

Плыл облаков сиреневый туман...

И душами сияли, аки златом,

Прекрасные потомки обезьян.

И я их так любила, так любила —

Почти что всех, почти что всей душой,

А радуга двоилась и рябила

И делалась большою-пребольшой...

Ведь как запомнишь — так оно и будет.

А станешь проверять — оно уйдет.

Такие удивительные люди...

А ведь поганый, в сущности, народ.

 

* * *

Оно, конечно, еклмн…

Но мы ведь и не ищем виноватых

и, взмахом попадая в «Ай, нанэ!»,

мы числимся в счастливых адресатах.

Оно, конечно, жаль, безумно жаль,

и все могло бы быть совсем иначе,

но нас учили всякую печаль,

пересчитав, откладывать на сдачу.

А мы хотели что? Да просто быть

и с горочки на саночках кататься.

А мы хотели мальчика любить

и чтоб при этом девочкой остаться.

И чтобы только пользовать свое,

и не пошли нам, Господи, чужое! —

Но каждый раз выходит ё-моё!..

клмн… и всякое такое.

 

Демисезонное

Снежинка дряблая тихонько таяла,

Упавши замертво на эту гладь.

Собака лаяла на дядю-фраера,

Хотела что-то ему сказать.

Зима закончится, сама закончится —

Устанет, сморщится, сойдет на нет.

А там — как водится, придет уборщица,

Протрет окошечки,

Забрезжит свет...

 

* * *

Ворона каркала:

«Умрешь!

Уже не гож, не доживешь!» —

Крича на сотню голосов,

Пугала лес, будила сов…

А человек был мудр и стар,

Он говорил вороне: «Карр!»

И, на плечо к нему садясь,

Ворона спрашивала: «Ась?»

 

* * *

По дому гуляет, по дому гуляет,

По дому гуляет сквозняк продувной —

За шторы цепляет, дверями стреляет,

Ознобом пронзает, пугает весной.

И, вслух повторяя, что было здесь ночью,

У форточки хлипкой срывает скобу.

Недобро пророчит все то, что захочет,

И делает вид, что читает судьбу:

Зря силы потратишь,

Беду наканючишь:

О чем, дева, плачешь —

Все то и получишь.

 

* * *

С лева бока — ножка правая,

С права бока — ножка левая.

И слова мои — корявые,

И делами Бога гневаю.

То направо перекошена,

То налево. Вот ведь надо ведь...

А хотела быть хорошею,

Чтоб собою только радовать —

Чтобы речь держать — напевами,

Чтоб ходить повсюду павою,

Чтобы слева — ножка левая,

А по праву руку — правая.

 

* * *

Все, что нам, сукам, они говорят в этих случаях,

Вы мне сказали,

И даже про душу мою сучую не забыли.

…И полетела душа моя сучая в дальние дали,

Лающим кашлем давясь от поднявшейся пыли.

 

* * *

Слова — хорошие-хорошие,

Поскольку мы едва знакомы.

Еще не видел ты подножия,

Поскольку очень высоко мы.

Глаза веселые-веселые,

Поскольку ты еще не понял,

Что мы с тобою разнополые —

Там тонут все. И мы утонем.

 

* * *

Я хочу к тебе —

каждой клеточкой,

каждым листиком своим,

каждой веточкой

ты бы звал меня своей деточкой,

бил по праздникам табуреточкой,

то Мариночкой бы называл меня,

то Светочкой,

а я бы вздрагивала каждый раз

каждой веточкой.

 

* * *

А вот вам никогда не бывает страшно

Оттого, что вам ничего не боязно —

Ни сегодняшних мыслей,

Ни слов вчерашних,

Ни того, что осталась минута до поезда,

И пустота обретает формы,

А вы на самом краю платформы,

И вам негоже играть вполсилы,

Ведь вы сегодня звезда вокзала...

Я снова что-то не то спросила?

Я снова что-то не так сказала?

 

* * *

Надышаться перед смертью,

Пролистать весь том страниц,

Разобраться с круговертью

Славных дней, любимых лиц,

Вспомнить, как земля кончается

При заходе на вираж...

И еще успеть покаяться —

Это высший пилотаж.