Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

Мемуары


Борис КОЛЫМАГИН
Поэт, прозаик, критик. Родился в 1957 году в Тверской области. Окончил отделение критики Литературного института им. А. М. Горького. Автор многочисленных публикаций. Живет в Москве.



Подарок Всеволода Некрасова

Мы гуляем с Иваном Ахметьевым вдоль озера Пено на Селигере и говорим о поэзии. Ахметьев чертит палочкой на песке и цитирует: Сатуновский, Холин, Некрасов.
Некрасов сразу стал ассоциироваться у меня с водой, облаками, далями. А впервые я увидел его осенью 1982 года на квартире у Файнермана.
Некрасов один из первых познакомился с машинописным сборником «Список действующих лиц» и выразил желание повидаться с авторами. Мы толклись в прокуренной кухне, заходили в комнату. Мэтр сидел на диване с альманахом в руках и беседовал с каждым.
Позже я побывал у него в гостях в Сокольниках. Читал последние стихи, Анна Ивановна поила чаем. Некрасов говорил, что хорошо вместе гулять.
Так возникла связь — на расстоянии, на грани, на «Вы»: всегда почтительная дистанция и аккуратность жестов и слов.
Некрасов стал приглашать участников «Списка» на разные читки: в Старосадский переулок, в мастерские Васильева, Франциско Инфантэ. Иногда звал поучаствовать в обсуждениях работ художников — полуофициальных и приватных.
Поле культуры благодаря его усилиям стало открываться для нас как большая мастерская, где вопрос языка искусства был одним из главных. Помню, как Некрасов размышлял о гвозде в стенке. Если его забить в одном месте, он будет иметь чисто функциональное значение. Если в другом, то перед нами возникнет артефакт.
Роль художника в творческом процессе сводится к ремеслу, которое дает ему твердую почву под ногами. Метафизический сквознячок совершенно не волновал поэта, и он появлялся в его стихах помимо авторской воли. Некрасов всячески избегал поэтических поз и интонаций пророка и разговаривал с читателем как равный с равным. «Мэтр, сидящий на диване» в квартире Файнермана, конечно, плод моего воображения. А был просто заинтересованный в текущей поэзии человек, который знает почем фунт лиха.
И этот человек гладил файнермановскую Зорьку и приговаривал: «Какая же ты дворняжка, ты не дворняжка, ты благородная собака». Скрюченная дворняжка не очень-то любила гостей и постоянно их облаивала. Однажды Некрасов даже щелкнул ее по носу. Мол, как себя ведешь!
Андеграунд выработал особую культуру поведения и сферу разговоров, из которой выходить было как-то не принято. И когда постперестроечные ветра сломали этот уклад, Некрасов, один из немногих, продолжал его нести и хранить традиции советской неподцензурной поэзии.
Мы по-прежнему иногда пересекались с ним на квартирах и в публичном пространстве. В Литературном музее на Петровке он организовал чтение близких ему поэтов. В полуподвальном помещении монастыря все немного напоминало старое время: никаких информационных технологий, никаких мятущихся толп. Все камерно, тихо, культурно.
В таких камерных помещениях Некрасов обычно и выступал, будь то Георгиевский клуб Михайловской, квартира Наташи Осиповой или Зверевский центр Сосны.
После выхода его первой книжки «Стихи из журнала» он подарил мне экземпляр с дарственной надписью: Кто/ русский интеллигент?/ Иван Телегин/ и Борис Колымагин».
Не знаю, что в этой надписи больше — шутки или пожелания. Ведь интеллигенции, можно сказать, почти что нет.