Закат язычества
обновляется
хмурым утром христианства;
кострами инквизиции
рекламирует
красный день большевизма;
планирует вечер
на костях советского рабства…

Нас тихо
крестили в церкви;
мы громко
пионерили обещания;
комсомольской краснокнижицей
выбивали титулы с трибун.

Славься, Отечество!
Чье-то детство
висит на красном галстуке!
Славься, свободное!
Чья-то юность —
на крестовом шнурке!

Никакой другой
страны не знаем:
широка мономахова шапка —
тяжела крепостная империя —
семьдесят пустынных вех
сеет сеятель лагерную пыль
на пике коммунизма:

где — никто не забыт, а забит!
и — ничто не забыто, а убито!
где — никто не помог…
и — ничто не помогло:
ни купить — ни отнять —
ни с землей сравнять:
рассыпаются из советского в евро —
красно-комиссарские внуки
активами на счета
белогвардейских потомков!

На восходе
Российское рассеянье
выжившими детьми
соединяется.

Над барачной, над барочной по-над рухлядью
Гиблых лет ура-досрочных пятилеток
Выпадающей подсказкой льется песня —
Хорошо, что нас там не было —
Кому-то полюбилось, что досталось.
Время вышло подрасстрельную статьею;
Гордо реет Буревестник жутко горький —
Это призрак коммунизма из Европы —
Макс накликал: что попало, где не надо…
Сделал подвиг!
Допорхалися, словив убойный вирус:
Ничего не сохранили, кроме водки.
Гей, вы, гоблины, айтишные домкраты,
Раскачай паленый драйвер,
Правь систему —
И не лучше, и не хуже, а как выйдет:
Пролетарий пролетает всепобедно!

Иностранцем постсоветских терний смело
Легким шагом мерю родину фашизма.
Мы сравнительно не хуже:
Рощи — голы, а про нивы —
Ничего уже не скроешь!
Разорвись косоворотка, славься гимном!
Экстремальнейший мужик, —
Из грязи вышел —
Потерял в снегу ботинок, что ж, бывает!
Ему гроб нести, а он ботинок ищет!
Пусть обрящет!
Трое стынут с тяжкой ношей!
Льется-льется матерщина по кладбищу,
По надгробьям, по крестам, всему, что ниже!
Не поможет она — кабы люди были!
Слышь, мужик, ищи активней,
Все замерзли!
Спи, Андрюша, закопаем,
Будь спокоен…