Все повторяется снова, слышу я дальше, чем вижу.
Дом на горе, или в небе крошки разбросанных чаек?
В сердце игла и ab ovo каждое слово нанижет,
Каждой грядущей потребе утра дарящих данаек…
Вспомним, точней не забудем: калифорнийской тропою
Сонно играя холмами, с трубкой потухшей вулкана,
Несиликоновый Будда, тихий Шагал над толпою,
Меряя Стенфорд шагами, просто смотрел из тумана…
Родина ль это Родена? Кремневый узел для Гугла?
Повод для тихой беседы? Или Yahoo… нецензурный?
Безалкогольная пена пива, и девушка смугло
Смотрит в улыбку соседа, чувствуя замысел шкурный.
Все повторяется снова и освещенная трасса
Желтым отливом латинос, калифорнийских отелей,
Водная Фриско подкова с глазом ночным Алькатраса…
Нет, я не спал, но приснилась песня секвойных свирелей…

А мы с тобой, два Одиссея,
Жизнь не считали за обман,
И нас в ладони Коно-Тэйэ
Окутал прошлого туман,
В котором отзвуки и звуки
Перемешались с высотой,
На верхней ноте, словно руки,
В росе взметнулись над травой.
Как будто сумерек дыханье
Волной живого волшебства
Из капелек воспоминанья
Рождало магию родства.
И доносило то, что будет,
Сквозь скользкий времени раструб,
И ощущал я ветра губы,
В улитке слуха — слово губ.
Спирали легкого пространства
И завитков далекий шум,
Души слепое постоянство
И переменный зрячий ум…

Соединит, сольет, рассеет
Нас тихий, тихий океан,
И мы с тобой, два Одиссея,
Сидим, укутавшись в туман.

Что мертвей петли?
Кто устал так, навек, от жмурок,
Там, в небесной дали?..
Где дымит самолет,
Словно брошенный Богом окурок
Прямо в пепельницу земли…

Уходит время, словно люди
Ушедшие, и навсегда…
Уходит время, словно судьи,
Из зала Высшего Суда.

Уходит время горя, лиха…
Добра и радости, к другим…
Уходит время тихо-тихо,
И все — на цыпочках за ним.

Пригласи меня в свой домик,
Беглой тенью по стене
Я скользну на подоконник,
Я приду к тебе во сне.
Сна тревожную природу
Буду тихо я следить…
И с лица твой свет, как воду,
Буду долго, долго пить.

Что слышишь ты сквозь дней мотив,
Ни рэп, ни буги-вуги —
Степ каблучка, речитатив,
Летящий по округе.

Что видишь ты сквозь желтый лист
И свет витрин, трамвая,
Когда идет навстречу — жизнь,
Прическу поправляя.

Слушаю старое танго,
Раньше я знать и не мог —
Ты — мой единственный ангел,
Ты — мой единственный бог.
Время вуали подобно;
Складки минут или лет,
Но разглядишь все подробно,
Если посмотришь на свет.
И, приобщившийся к тайне,
Скажешь: «я знать и не мог…
Ты — мой единственный ангел,
Ты — мой единственный бог».

Не солгать — ни себе, ни природе,
Если в жертву себя не принес —
Будешь чужд и тюрьме, и свободе,
До корней поседевших волос.

И увидишь, как в горькой печали
Затрепещет, поникнет листва.
И поймешь, что в тебе умирали,
Словно дети, — живые слова.

На свете поздно и не поздно
И с легкой ветреной руки
Перчатка тучи гасит звезды
И оттеняет синяки…
А на земле залетный нищий
В осколках лунного стекла,
Не звездных снов, не звездной пищи
Все ищет — хлебного тепла…
И я смотрю и жду вопроса, —
На сколько лет утерян свет?..
А ночь нахально и раскосо
Путаной дерзкой смотрит вслед…

Вдоль леса и луга,
Росою звеня,
Мы ищем друг друга
На краешке дня.
Где край наш былинный
Дубов и осин,
И где журавлиный
Вбивается клин.
Мы ищем друг друга
По краешку льда.
Медвежьей услугой
Желтеет вода.
Как невские очи
Зрачком янтаря,
На краешке ночи,
В конце декабря.

Нет, мы не будем ссориться.
Продуман до конца
Мой диалог с бессонницей
От первого лица.
Мой сериал отчаянья,
Который сер и ал,
Мой диалог молчания,
Хламурный сериал!
Чтоб тишина мне пела, и
Сосед не обвинил —
Под щеку можжевеловый
Заигранный винил…
И ухо на дорожку из
Оттуда и туда,
Где гонят на гармошке твист
Электропоезда.
…Нет, мы не будем ссориться
Виват, мой пантеон!
Бессонница, бессонница,
Не мой счастливый сон…

Ты долго будешь видеть дождь
И долго слышать непогоду.
И сходство с женщиной найдешь,
И различишь ее природу.
Когда не спрятать, не сдержать
Потоки чувств и мыслей вихри…
Как долго может плакать, ждать…
И в миг застыть, забыть, затихнуть…

Когда я не один, нанизывая жемчуг
Чистейшего вранья партнерши визави,
Меня тогда, отнюдь, не больше и не меньше,
Хранящего в себе молекулы любви.
Которые живут, по сути, ради сути,
Их всуе распознать не сможешь никогда,
Но испарясь в ночи слезой тяжелой ртути,
Под утро на щеке белеют солью льда.
Два атома любви кружатся полюсами,
Подсказывают мне, где север и где юг.
Два атома любви бессонными глазами
Сквозь расстоянья все мне говорят — где друг.
Подсказывают мне, как близок голос милый
И как далек поток струящихся волос,
Чтоб мог я ощутить непознанную силу
И мог я различить молитву и донос.
Молекулы любви, безволия и воли,
Молчания и слов, что больше, чем слова,
Их расщепить, разъять дано лишь счастью, боли,
Когда себя и жизнь — поделишь все на два.

Сквозь сетку рыбака, что человеков ловит,
И сквозь капкан ловца я вышел на луга.
Пусть я один пока, но я пока что воин.
И поле перешел, но не нашел врага.

Ты можешь быть со мной, пока зовешься другом,
Пока ты волк степной и воешь на трубе,
Пусть к свету ты спиной, но ты не взят испугом
И не за тем бежишь, кто по зубам тебе.

Ты можешь быть моей, за страсть — неистребимой,
Пока ты для меня — волчица — мать детей.
Я имя жизни всей отдал тебе, любимой,
В краю дождя, огня и между двух смертей.

Я выведу, терпи, сквозь частоколы власти,
Дракона сучью пасть и ложь его рабов,
Кто вышел из степи, кто рвал зубами счастье
И знал безумья страсть, тот сам теперь — л ю б о в ь.

Часы, календарь, все, что численно,
Что пользы, что толку от вас?
Жизнь просто зависла бессмысленно
На кончиках стрелок, в свой час.
И просто во всем ожидание:
В мобильном, в звонке, в тишине…
И сердце свое расписание
Оттикает внятно во сне.
Так ждут, но не то, что обещано,
Не то, что сюрприз и секрет…
Так ждут только Бога и женщину,
Того, чему имени нет.

Я не могу прийти в себя, но, может, и не надо?..
Я буду приходить в тебя, я просто буду рядом.
Я буду словно майский пух
Сквозь тяжесть листопада,
Как первый взгляд и первый слух…
Я просто буду рядом.
И в точке слуха тишины
Мои весна и осень
Смешают мягкость седины
С душой, которой — восемь.

Пути, платформы, пьяный псих…
Разъединенное родство,
Вокзал не создан для двоих,
Но создан он для одного.
Когда вагоны сосчитав,
Увидишь в окнах двойников —
Поймешь, что фирменный состав
Из лиц составлен, рук, тюков,
Из громкой дуры и брюзги,
Из гари, пота и плевка,
Где только спальные мозги
И только общая тоска.
Проводника кривой оскал…
Где Сталкер мой? И на кого
Оставлен я? Молчит вокзал
Не для двоих, для одного.

Не авантюра и не скука,
Иное гонит вдоль земли —
Мы, не терявшие друг друга,
Еще друг друга не нашли.
И не уютными ночами,
В мурчанье сладенького бра,
Бросает жизнь меня очами
В тебя, из завтра — во вчера…
И в тридевятый угол круга,
Прямою чувства — без конца…
Чтоб жаждой тьмы войти друг в друга,
Взахлеб глотая свет с лица!..

Любовь — это просто последний пятак,
Который отчаянно-ценен.
Он — круглый, круглее, чем круглый дурак,
Он круглый, подобно арене,
Которой всего безразличней слова,
Потребны — и риск, и отвага!
И кругом арены идет голова
От слишком поспешного шага.

Любовь неделима, как вечный пятак,
Пятак — он храним дураками,
Он падает в память-копилку, как злак
И в сердце врастает корнями.
А дальше — рулетка. Мальвина. Пьеро.
Кружочек в шестом межреберьи.
Всей жизнью поставит пятак на зеро
Юродивых выигрышный жребий.

Вижу закатные полосы,
Словно и в небе помеха…
Дай мне глоток голоса!
Дай проливного смеха!..

Память твой образ рассеянно
Сунула в дырки карманов.
Слушаю ночью осенней
Стуки глухие каштанов.
Словно сквозь горлышко узкое —
Ветер, а, может, и лай…
И по бульвару Французскому
Едет последний трамвай.

По тишине — тоньше волоса —
Бритвой нежданное эхо:
Дай мне глоток голоса!
Дай проливного смеха!..

Он проходил сквозь: дома, поезда и машины,
Сквозь людей и людей, сквозь постель и любовь.
Каплей дрожащей поблескивал из глубины паутины,
Ласковым глазом циклопа, вскинув седую бровь.
Сквозь него пробегали веселые человечки,
Долго шпана босоногая шлепала по волнам.
И на ботинке горы он зашнуровывал речки.
Доброй и теплой ладонью плыл по взъерошенным снам.
Он, изучив — сквозь, сделал доступным любое
Действие, противодействие, но поселившись в ген,
Вспомнил о том, что небо, по-прежнему, голубое,
И у него для Бога нет ничего взамен.

Что там у нас со временем?
Шаги.
Друзья лысеют, старятся враги,
Какие есть, какими были, теми ли?
Мы возвращаем прошлому долги.
Пока еще одной ногою в стремени,
Но нет опоры для другой ноги.
Что там у нас со временем?
Долги…
Весна все мерзостней, а осень все нежней,
Теперь себе, пожалуйста, не лги,
В годах становится все меньше, меньше дней,
Долги…
И повернуться хочется в сомнении —
Назад, вперед, куда-нибудь беги!..
Что там у нас со временем?
Долги…
…Не надо так, спокойнее, уверенней
И не вернешь ты прошлого долги,
Какие счеты могут быть со временем?
А все, что есть пока — твои шаги…

Сердце побито, помято,
В сердце — вина и протест,
Следую улицей брата...
Столик. Оградка. И крест.
Сердце стянула заплата,
Сколько ей выдержать лет?
В городе улица брата,
Там, где его больше нет.

Да и одна ли заплата?
Скоро латать надоест…
Тихо на улице брата.
Столик. Березка. И крест…

А где-то там, на самом дне печали
Произрастают водоросли сна.
Подобные движению спирали,
Пронизывая пористости дна,
Уходят вглубь, уходят сквозь — в забвенье,
В бездонность, пустоту и тишину…
Стремятся вверх и, чувствуя теченье,
Ласкают мимолетную волну…

Это больше горя.
И радости, и счастья, и любви…
А люди назовут все это —
Море…
В печаль богов пуская корабли…

Мальчик
Долго мальчик белобрысый
На коленях по траве
Лазит, смотрит, ищет смысла
В непонятном муравье.
Что он может, что не может,
Отчего и почему?
И травинку так подложит,
Чтоб залез в ладонь к нему.
Мальчик смотрит, он не тронет:
Чист в познании своем,
Сам — у Бога на ладони,
С непонятным муравьем.

Дребезжанье звезд послушать
Поздней ночью выхожу,
Обменять на воздух душу
И под кустиком ежу
Рассказать про день обычный,
Как умеет он колоть…
Тихий, влажный, земляничный
Ежик — дух ночи и плоть…
Глажу шарик — теплый, колкий
И сквозь пальцы свет ночи
Серебрит ежа иголки,
Превращая их в лучи…
Обжигаюсь. Умолкаю.
Улыбаюсь. Ухожу.
Не тревожусь. Не вникаю,
Но доверил жизнь — ежу.

И порежусь, и вырежу
Лучший сердца кусок,
И себя просто вывешу,
Как дырявый носок
На веревочке-лесочке
Из резинковых жил…
И душа-занавесочка,
В брызгах красных чернил,
На ветру будет тепаться
Ласковым лоскутком,
Лёпа, Лёпушка, Лёпица…
Это все — ни о ком…
Ни о чем, да и не за чем…
На постой? Нет, постой —
В перечеркнутом перечне
Есть о женщине, той…
Жизнь — зеленая веточка
Над крестами могил…
На душе моей в клеточку
Стерлась надпись: «Здесь жил…».