Ангел-подранок, странный и ранний,
В рубище рваном рухнул у бани...

Дед полупьяный выполз наружу:
— Пес окаянный! Лютая стужа...
В синем сугробе — красные крылья.
Кто это, робя?! Вижу впервые...
Бес или Ангел?! Боже пречистый!
Тайное — явно! Дюже плечистый...
Эй, выручайте, блин, хуторяне.
Ну-тко, внучата, чадо затянем!..

…………………………………….

Стопка сивухи. Следом — другая.
— Чуете: духи тоже алкают.
Боже, какие крылья творишь Ты!
Галстук на вые — чисто парижский.
Что — оклемался? Мысли — благие?
Али ты с Марса — к деве Марии?!
Любо, внучата? Боязно сглазить?
С неба — нечасто. Он — незаразный...
Чуете? Дышит. Даже — бормочет.
Ну-тко, потише... Вдруг напророчит?!

Ангел бессонно стонет и молит:
— Больно без солнца... В небо — на волю!

— Будь ты хоть чертом — дохтур поможет.
Неча волчонком грызть подорожник.
Кто тут постарше? Шустро в деревню!
Скажешь: упадший — юный, но — древний.
И без насмешек: «Лекарь-аптекарь...»
Мишка, не мешкай, будь человеком!

Бука крылатый, хочешь варенья?
Внуки-робята ждут откровенья...
Слово не можешь? Пусть — предисловье.
Веник положим под изголовье.
Листья березы хвори рассеют...
Это — серьезно. Это — Расея.

— До чего доверчивы мальчики порхающие...
Чело-человечины! Граждане-товарищи!
Чело-мои-чудики, люди озабоченные!
Ангелы — не пудели. Не летать — порочно.
Чело-человечины, лжете, что случайно
Крылья изувечили... Не летать — фатально.
Ежели столь вежливы, чело-вы-ученые,
Нечего нетрезвыми в нас палить по-черному!
Ядрами и стрелами, бомбами и пулями,
А еще — напевами, дикими, разгульными.
Чело-вы-беспечные! Слово — ирреально.
Им и покалечили. Не летать — аврально.
Души ваши сирые ждут решений лучших...
Ангелы буксирами служат для заблудших.
Кажемся веселыми, мечемся в исподнем...
Эх вы, чело-олухи, семечки Господни...
Чу, мои наивные, гей, мои жестокие,
Тягостно под ливнями, но страшнее — окрики!
Горестно под вьюгами реять над Россиями.
Ангелы — не пугалы. Ангелы — спасители...

Чело-человечины, вам кричу прощально:
«Боль —подруга вечности. Не летать —летально!»

Доктор явился бледный, как Чехов:
— Опохмелился, друг человеков?!
Где горемыка? Чай, не буянил?..
Дети, — на выход! Воздуха — в баню!
Ангел, конечно... Ты сомневался?!
Дышит сердечко самую малость.
Слово глаголил парень-печальник?!
— В небо! На волю! — дед отвечает.
— Как из орудий...
— Весь, с потрохами...
— Ангелы — люди, — доктор вздыхает.
— Эко, мерзавцы! Крики намедни:
«Брось, показалось! Ангелы — бредни...»
— Боже, за что нам муки чужие?
— Ежели стоны, может, быть живу?
— Морфий — по вене...
— Врежешь, как поршнем!
— Сутки, поверь мне. Сутки. Не больше.

Чуда не будет. Чудо — бескровно.
Ангелы — люди. Небо — условно...

………………………………………..

А́мен пропела снежная замять.
Тело взлетело. Тень исчезает.
— Как на погосте — запах полыни...
— Нет уже гостя. Нет и в помине.

Больше недели дед куролесил.
Мысли звенели: «Ангелы... Бесы...
Демоны... Боги... Галстук парижский...»
Вдруг на пороге врач проявился:
— Хватит, родимый, — хватит Кондратий!
Ангел гонимый — вновь среди братьев.
— В полночь нагрянет лучиком лунным!
Прочь, хуторянин, древний, но — юный!
Сгинь, пустомеля, дохтур-негодник!
Ангел велел мне выпить сегодня.
Коли не станет здесь приземляться,
Значит, креста нет в бане дурацкой!
Значит, на встречу вылечу лично.
Ангелы — вечны. Крылья — вторичны.
— Неба невольник! Шут твердолобый!
Вон — колокольня: ну-ка, попробуй!

………………………………………..

Дверь — нараспашку! Дед колобродит...
Скинул рубашку. К звездам восходит.
...Как он крестился — скорбно и грозно!
И растворился в нимбе морозном.

Любая бойня — мимо воли Божьей:
Помимо, но во имя сатаны.
Прапрадед правнучонка уничтожит —
Мальчонку, не пришедшего с войны...

Фельдмаршал поджигает шнур бикфордов,
Взрывающий кроссворды ДНК.
Убитый пехотинец — звук аккорда,
Пронзающий пространства и века.

Про предка при суворовской награде
Прорыкает филолог Боря Дно,
Предателю в кромешном Сталинграде
Читая наизусть «Бородино»...

Генетик гениальный, предрасстрельный,
Под шерри-бренди «травку» покури...
Тебя прикончит враг или наследник
Под музыку кудесника Кюи?!

Война всегда кромсает Божье слово.
Кровавый ад — на радость сатане.
И снова снится поле Куликово.
И снова мальчик мечется в огне...

Мечтатели-хохлы, оленеводы,
Ценители цыпленка табака,
Любители портвейна и природы,
Витайте в акварельных облаках!

Кружите над мороками Марокко,
Макарами, марктвенами, марго.
Рифмуйте: Ориноко — одиноко.
Танцуйте в ритмах тáнго и тангó.

Радируйте бездарному Пилату:
«Ужо тебе, паршивый атташе!..»
Творите, ростиславные, по Плятту.
(По блату? — Позабывшим о душе).

Любите итальянок, кореянок,
Француженок, славянок... Ай-люли!
Но помните: в жене живет подранок —
Грядущий или бывший: се ля ви.

…………………………………….

Другие мы! И новый мир инаков,
И новый Рим, и новые штаны,
Поскольку не хватает зодиаков
Младенцев, не вернувшихся с войны.

Пора признаться, не покаявшись,
В любви, которой след простыл...
Покурим, милая, на камушках:
Нева ворчит — шалят мосты.

Река ночными машет крыльями,
Как чудо-юдо-птица-кит...
Сто лет назад недооткрыли мы
Ни антарктид, ни атлантид.

Недосмеялись, недоплакали:
Тебе — Парнас, а мне — Кавказ...
Судьба, запугивая плахами,
Дворцы творила напоказ.

Фантомы песен изувеченных,
Прозрачных чувств и фраз простых...
Прикурим, милая, у Вечности:
Нева вот-вот простит мосты.

...Из-под обложки ветхой Библии –
Листок... — эпиграф? эпилог?

«Ах, как друг друга не любили мы...
Ах, как любили мы, мой Бог!»

Извините, биографы, я рисую на скатерти.
Отключите хронографы аритмии мерцательной.
Персонаж нарицательный — при отце, но без матери —
Нарисован старательно под звездой созерцательной.
Парадокс умозрительный — мужичок положительный...

Оживают сожители на салфетке мечтательной:
— Покажи!..
                         — Докажите нам, что сосед замечательный!
— Если он отрицательный — почему нарицательный?
— Если он положительный —
                                                         почему раздражительный?
— На черта нечитабельный персонаж начертательный
Нашей братии табельной?! — Заменитель числителя —
Мужичок исключительный — без черты поучительной?!
— Афанас не про нас!

Закричат небожители: — Журавель уважительный?!
— Персонаж круче Жилина — поджимай сухожилия!
— Жуть, без вида на жительство!
                                                                — Бородатый, внушительный...
— Разгоняем правительство!
                                                      — Па-а-ачему не вложили нам?!
— Знаменосец беспаспортный...
                                                             — Для Москвы не опасный
И страны распрекрасной Афанасий Анфасный?
                                     — Мужичок барражирует, а поэт дирижирует!

Интернет тиражирует: «Чужаки! Растранжирили
Жемчуга подпружинные!..
Множат козни вражинные!..»
— Держиморды, вяжите их, окружая дружинами,
Чтобы стих поутих!

Ухмыльнусь непочтительно:
                                                     карнавал оглушительный!
Персонаж сокрушительный! Фантомас офигительный —
Мужичок сногсшибательный, переросший читателя,
Разглядите внимательно — при отце, но без матери! —
Нарисован на скатерти богатырь Афанас...
Критик бьется в истерике — от Кремля до Америки.
Геометрия ахова пол-Луны разбабахала!
Ускакали на кониках «Марсианские хроники»...
Алгоритм занимательный аритмии мерцательной...
— Вас издаст «Вас ист дас»!

...все сводится к стихам, по крайней мере,
от искренней строки светлее в мире,
(праправнучки свирели и гобоя?)
соперник! брат! подумав о Гомере,
сворачивай дебаты о Шекспире,
(в убогом блоге «боги Уренгоя»?)
Все сводится к любви — на этом свете
и, видимо, на том — мечта? химера?
(проверим чувство частью русской речи...)
девчонка! ты запела о Джульетте?
ответит Млечный именем: Ромео.
(молчите, донжуаны Междуречья!)
все сводится к душе! на самом деле
в начале было Слово — рифма позже,
(историк, ты страшнее пошлой сводни...)
душа, блуждая в огненном тоннеле,
к бессмертию бредет по воле Божьей,
(калигулы, горите в преисподней!)
все сводится к стихам по Божьей воле;
стихи — к любви, любовь — к душе, и — снова...
(у Мастера смертельная премьера.)
шар НЛО ? ошибка — сгусток боли!
взломай пароль: в начале было Слово.
(бесспорно, не мое! и — не Гомера...)

Как тавро на роду: «Полусерб-полудойчé.
Мама часто вздыхала: «Чужая война...»
По-немецки пойму два-три слова. Не больше.
Но тогда почему снятся Рейн и Дунай?

Казахстан. Рудники. Подполковник Карлага:
— Катеринич? Салага... По отцу — немчура?!
Поселенец? Хирург? С Украины? Однако
Будешь камни таскать от утра до утра.

Воскресенье. Июль. Бабка рыскает в спальне.
Мама часто вздыхала: «Чужая страна...»
Бабка тихо шепнет, но ее «внучек-швайне!»
Продерет до нутра через все времена.

Казахстан. Лазарет. Подполковник Карлага:
— Катеринич? Девчонка... Вагонетка при чем?!
По печенкам?! По почкам?! Оклемалась, бедняга...
Комиссуйте салагу — может, станет врачом.

Воскресенье. Январь. Бабка шваркает печкой:
— Охмурила, овечка?! Сволота! Немчура!..
Мама молча встает. И снимает колечко.
И бросается прочь — босиком со двора.

Не простит. Ну и что? Будет так же прекрасна.
Отпускает грехи — и полвека верна.
Навсегда — сквозь снега! — яро-красные астры:
Не погаснут в ночах и кричат из окна.

Ее профиль потом отчеканят другие.
Он его рисовал и на скалах искал.
Не стирается мел. И мотив ностальгии:
«Чур-чура, немчура!» — полоснет по вискам.

В жилах столько кровей — ставлю в паспорте прочерк.
Из фамилий коктейль. Но уперта родня.
В жизни столько смертей — полусерб, полудойче...
«Ты — русак! Это — факт!» — уверяют меня.

Разберемся в корнях — приглашаю на площадь!
Но не трожьте отца и не трогайте мать...
Им нечаянно стала свидетелем роща.
И не чаяло небо им свидетелем стать.

Эта девочка — дерзкая тайна моя.
«Чур-чура, немчура!» — «Эй, Сутулый из Тулы!»...
На дурацкую фразу: «Махнем на моря!»
Оглянулась и сразу — полжизни смахнула.

Обо мне и о ней в небесах пропоют.
В лагерях блатари пятый месяц гутарят...
Уходя — уходи, наплевав на уют.
Подожги клавесин. Не забудь про гитару.

Эта девушка — главная тайна моя.
Ниоткуда взялась. В никуда исчезает...
Одуванчик на льдине. Погасший маяк.
И фальшивая нота, что скрипку терзает.

Обо мне и о ней во дворах говорят.
При дворах и царях пять веков проклинали...
«Изменяя тебе, изменяет наряд!» —
«Примадонна!» —
                                 «Богиня!» —
                                                         «Нацистка!» —
                                                                                    «Каналья!»...

Эта женщина — давняя тайна моя.
И смешная зарубка на старом крылечке...
Для того чтоб она не вернулась, моля,
Я зажгу перед Господом тысячу свечек!

Обо мне и о ней в букварях наугад,
В словарях наобум академики шарят...
Корабли у причалов еще постоят —
Пять веков, пять секунд — на краях полушарий.

Р.S.
Капельки крови — «божьи короф-фки» —
Из вены
              медлительным
                                          менуэтом.
Как скажет в двухтомнике бодрый биограф:
«Большая.
                   Личная.
                                 Драма.
                                               Поэта...»