Калерия СОКОЛОВА
* * *
Еще раз подумай:
зачем я
тебе
нужна?
Я буду плохая мать, плохая жена,
Целованная не одним десятком губ,
Не любящая — рубящая: не люб.
Подумай: привычная клятвам, моя рука
Трофеи брала — слезы летчика, моряка,
Затем, чтобы лучшие души нести в горсти
И чувствами этими лучшими мир спасти.
Но если однажды без ног приползу, без рук,
Без рта, что был нежен, без стана, что был упруг,
Без локонов этих, без совести, без крыла
К тебе, — ты один не скажешь:
зачем
пришла?
зачем я
тебе
нужна?
Я буду плохая мать, плохая жена,
Целованная не одним десятком губ,
Не любящая — рубящая: не люб.
Подумай: привычная клятвам, моя рука
Трофеи брала — слезы летчика, моряка,
Затем, чтобы лучшие души нести в горсти
И чувствами этими лучшими мир спасти.
Но если однажды без ног приползу, без рук,
Без рта, что был нежен, без стана, что был упруг,
Без локонов этих, без совести, без крыла
К тебе, — ты один не скажешь:
зачем
пришла?
* * *
Пока ты вернешься, я выучу три языка,
Плутарха дочту, философией нос запылю,
Я Грига всего разыграю и весь ХТК,
Я стану умнее тебя — и тогда разлюблю.
Пока ты вернешься, я восемь десятков подряд
Отжаться от пола на пальцах однажды смогу,
Бежать марафонскую так, словно черт мне не брат,
Я буду сильней — и от этой любви убегу.
Пока ты вернешься, я стану добрей и мудрей,
Я нищенкой сделаюсь в наинищайшей стране —
Пока ты придешь из-за трижды проклятых морей.
Я стану пророком, пока ты вернешься ко мне.
Пока ты вернешься, я даже, пожалуй, умру.
Когда же вернешься, в наш Зеленогорск загляни,
Ты незачем мне, но постой пять минут на ветру —
Кудрявую ель на могиле плечом заслони.
Плутарха дочту, философией нос запылю,
Я Грига всего разыграю и весь ХТК,
Я стану умнее тебя — и тогда разлюблю.
Пока ты вернешься, я восемь десятков подряд
Отжаться от пола на пальцах однажды смогу,
Бежать марафонскую так, словно черт мне не брат,
Я буду сильней — и от этой любви убегу.
Пока ты вернешься, я стану добрей и мудрей,
Я нищенкой сделаюсь в наинищайшей стране —
Пока ты придешь из-за трижды проклятых морей.
Я стану пророком, пока ты вернешься ко мне.
Пока ты вернешься, я даже, пожалуй, умру.
Когда же вернешься, в наш Зеленогорск загляни,
Ты незачем мне, но постой пять минут на ветру —
Кудрявую ель на могиле плечом заслони.
К ЧЕРТУ
Нет смысла ждать, и догонять — нет смысла.
Я больше не готовлюсь к февралю.
С другими провожу
семнадцатые числа.
Целую всех: пусть думают — люблю.
По-холостяцки запросто милуюсь,
Беснуюсь без ветрил и без руля,
Шлю к бесу профиль твой
и лица наших улиц,
Семнадцатое — к бесу — февраля.
Не жду, не догоняю, не надеюсь,
Не бьюсь в божбе, не верю ворожбе.
Я думала послать
все к черту, а на деле —
Ты дьявол сам. Пошли меня к себе.
Я больше не готовлюсь к февралю.
С другими провожу
семнадцатые числа.
Целую всех: пусть думают — люблю.
По-холостяцки запросто милуюсь,
Беснуюсь без ветрил и без руля,
Шлю к бесу профиль твой
и лица наших улиц,
Семнадцатое — к бесу — февраля.
Не жду, не догоняю, не надеюсь,
Не бьюсь в божбе, не верю ворожбе.
Я думала послать
все к черту, а на деле —
Ты дьявол сам. Пошли меня к себе.
* * *
Нож с тобой — и мой срок подытожен.
Два десятка едва
Отстучали — явился Рогожин.
Но зачем, я не зва...
Нет, звала. Оттого обомлела:
Что за взор, что за стать!
Захотела надменное тело
Расклевать, растерзать.
И подумала: кто из нас Авель? —
Под глиссандо и трель.
И смычком, словно скальпелем, Кнайфель
Резал виолончель.
И с тех пор, хоть и гордо, и статно,
Но летим под уклон,
В преисподню. Уже непонятно —
Кто Н. Ф., кто Парфён.
Нож с тобой. Думал, я без кинжала?
Мы друг друга съедим,
Мы — одно. Идиотов немало,
Но Рогожин един.
Потому и сдаюсь, замирая,
Предвкушая захват.
Мышкин милый, не нужно мне рая.
Соглашаюсь на ад.
Два десятка едва
Отстучали — явился Рогожин.
Но зачем, я не зва...
Нет, звала. Оттого обомлела:
Что за взор, что за стать!
Захотела надменное тело
Расклевать, растерзать.
И подумала: кто из нас Авель? —
Под глиссандо и трель.
И смычком, словно скальпелем, Кнайфель
Резал виолончель.
И с тех пор, хоть и гордо, и статно,
Но летим под уклон,
В преисподню. Уже непонятно —
Кто Н. Ф., кто Парфён.
Нож с тобой. Думал, я без кинжала?
Мы друг друга съедим,
Мы — одно. Идиотов немало,
Но Рогожин един.
Потому и сдаюсь, замирая,
Предвкушая захват.
Мышкин милый, не нужно мне рая.
Соглашаюсь на ад.
КРАСАВИЦЕ
Тебе под силу жизни их ломать —
Тех, что в сердцах оружием бряцали.
Но ты, как бессердечный дипломат,
Жонглируешь сраженными сердцами.
И каждый ходит легок и лучист,
И празднует свое единовластье.
А ты, жестокий логик и логист,
Для всякого найдешь и час, и счастье.
Как бабочек, прокалываешь, жжешь
И сушишь. Без возможности реванша
Играешь с ними в длительную ложь,
Азартная скупая донжуанша.
А бабочки слетелись на ловца
И сохнут на игле в лучах светила.
Зачем тебе их мертвые тельца,
Когда ты и живых-то не любила?
Тех, что в сердцах оружием бряцали.
Но ты, как бессердечный дипломат,
Жонглируешь сраженными сердцами.
И каждый ходит легок и лучист,
И празднует свое единовластье.
А ты, жестокий логик и логист,
Для всякого найдешь и час, и счастье.
Как бабочек, прокалываешь, жжешь
И сушишь. Без возможности реванша
Играешь с ними в длительную ложь,
Азартная скупая донжуанша.
А бабочки слетелись на ловца
И сохнут на игле в лучах светила.
Зачем тебе их мертвые тельца,
Когда ты и живых-то не любила?
* * *
Поссорились так глупо, из-за быта.
И будь неладна — раз неладно сшита —
Моя с тобою жизнь! Гнездо не свито —
Течет, как сито,
Сырым осенним днем. А что — в метели?
В другую жизнь из птичьей мы влетели,
Где вместе нам не выжить в черном теле.
Скажи, не все ли
Я способы создания уюта
Перебрала, но стынет почему-то
Очаг наш, и сквозит ночами люто.
И я бегу
С седьмого неба — до седьмого пота.
Не спеться птицам разного полета:
Тебе бы лебединого кого-то,
А мне — ку-ку.
И будь неладна — раз неладно сшита —
Моя с тобою жизнь! Гнездо не свито —
Течет, как сито,
Сырым осенним днем. А что — в метели?
В другую жизнь из птичьей мы влетели,
Где вместе нам не выжить в черном теле.
Скажи, не все ли
Я способы создания уюта
Перебрала, но стынет почему-то
Очаг наш, и сквозит ночами люто.
И я бегу
С седьмого неба — до седьмого пота.
Не спеться птицам разного полета:
Тебе бы лебединого кого-то,
А мне — ку-ку.
Калерия Константиновна Соколова родилась в 1992 году в Санкт1Петербурге. Публиковалась в журналах «Нева», «Звезда», «Зинзивер», «Северная Аврора», «Аврора» и других. Лауреат премии журнала «Звезда» за первую публикацию в 2011 году. Автор двух стихотворных сборников. С 2014 года — член Союза писателей Санкт1Петербурга.