Ты вошел ко мне младенцем
в рубашенке и с мелками
в кулачках еще не крепких.
И когда меня от хвори
не спасали ни пилюли,
ни микстуры и ни травы,
я тебя к себе молила
прибежать и прикоснуться,
ярче крыльев шоколадниц,
взором скорбным и нездешним,
к боли, что меня снедала.
И потом вдруг встрепенуться
и меня увлечь по снегу -
чтобы жар ушел из тела -
к ряженым и сарафанам,
что в сенях толпились дома,
где ты рос и где весельем
разгонял не раз тревоги
слишком раннего сиротства
и недетских дум провидца.

Однажды на заре
проснулся мальчик-Будда,
Бродячий пес лежал у ног его. С полей
Летели голоса - то подпевал Иуда
Иисусу Назарею.
Фальшивил все смелей.

А где-то у дверей во храм апостол Петр
Просил пономарей точнее петь Слова.
И брат его, Андрей, спешил на флот, на смотр.
Чтоб именной свой флаг благословить сперва...

А где-то Магомед общался с Джебраилом.
По лестнице всходил на небо Люцифер.
Но крылья по пути нечаянно спалил он.
То Солнца жар-огонь. И музыка всех сфер.

Я целый день сижу у лестницы. Подняться...
И с вами разделить всю эту высоту.
Но Имени Ее нет, люди, в наших святцах.
Оно известно лишь пророкам и Христу.

Теперь еще ступень - до чердаков масонства
Осенний ветер чуть сквозит из-за щелей.
Сегодня в зеркалах - кладбищенское солнце.
Нелепое тепло - израильский елей.

Мария Дева, мне сегодня снилось лето,
Навстречу по лугам, песнь дикую начав,
Бежали три огня - три мальчика-поэта.
Один - весь лен и синь, другой -
как ночь, курчав.

А третий отставал и очень возмущался.
Каштановые сны - во тьме огромных глаз.
Он больше тех двоих мне ангелом казался,
Но демон ждал - металл - в грудь пулею -
     Кавказ.
(Не стоит! - не сейчас!)