Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

Людмила САНИЦКАЯ
Отечество. Память. Москва…

 
 
*   *   *

 

Всего лишь — чуткий к Слову слух
Да небольшой словарь.
Но поэтический недуг
Сегодня, как и встарь,
Владеет сердцем и душой
И пробует перо…
И жив словарик небольшой,
Где Веди и Добро.


*   *   *

 

Архаика родного языка
Близка мне по рожденью и настрою.
Так археологу желанна и близка
Находка из Пергама или Трои.

В пыли раскопов, в глине черепков
Являются ему сады и храмы…
Так мне звучанье позабытых слов
Являет акт средневековой драмы.

Я трапезой хочу назвать обед
И яством — незатейливое блюдо…
Названья эти добавляют цвет
И аромат, и вкус, и отблеск чуда.

И может, за приязнь такую к ним,
Из моды вышедшим еще во время оно,
Старик Державин глянет благосклонно,
И Белла улыбнется со стены.


*   *   *

 

А. Ш.

 

Песчинка-слово, спугнутая  ветром,
Укрылось где-то меж твоих высот,
Поэзия, духовный заповедник,
Оставив пару маленьких пустот.

Так в пазле жизни остаются дыры
С отлетом тех, дарованных судьбой —
Друзей, врагов, соседей по квартире,
Одной дорогой спаянных с тобой.

И заживляешь тающие ткани,
Латаешь обветшавшие края —
Простой молитвой, памятью, стихами —
На сквозняках земного бытия.


Муза

 

Тяжелый день, томительный и душный.
По жилам — крови медленный расплав.
Творец и в гневе справедлив и прав,
Карая зноем этот мир недужный.

А у нее — прохладные ладони,
И ткань одежд не увлажняет пот,
И поступь — словно бабочки полет,
Явившейся со склонов Геликона.

Впорхнула, глянула — и такова была!
Лишь дом омыт божественной прохладой.
И большей драгоценности не надо,
Чем перышко из белого крыла.


*   *   *

 

Перед рассветом ярче сны,
Плотней медовая истома,
И в сотах дремлющего дома —
До края мглы и тишины.

Привычный улей, старый дом,
Известный до последней щели,
Он узнаваем еле-еле,
Почти зловещ, едва знаком.

И лишь рассеивает мрак,
Мерцая сполохами света,
Окно бессонного поэта —
Парнаса маленький маяк.


Рассвет        

 

У предрассветной тишины
Глаза, как листья, зелены,
Свежо дыханье.

Душе не больше двадцати.
Бегом по Млечному пути —
И в Мирозданье!..

А там пролитая слеза —
Всего лишь светлая роса,
И день повсюду.

У предрассветной тишины
В стихи перетекают сны,
Подобно чуду…


*   *   *

 

Прибежище и труд стихотворенья —
Бессонная тревога и бальзам,
Присущие несчитанным часам
Ночного утомительного бденья.

Надолго затянувшаяся корь,
Стихи давно пересекли границы,
И вот они — то легкая жар-птица,
То в детстве не долеченная хворь.

Ни здравый смысл, ни посторонний взгляд,
Ни сухость дальновидного расчета
Не исцелят болезни и полета,
И лишь к бессоннице стихи благоволят.

Не задаваясь целью и ценой,
И сроком своего благоволенья,
Пока живу — во мне и надо мной
Прибежище и труд стихотворенья.


22 июня

 

Прозрачная речка
                      в зеленых ладонях осоки.
Мерцанье и трепет,
                      и блеск молчаливых стрекоз.
Плывущее небо
                      огромно, светло и высоко.
И смерть невозможна,
                       и нет ни обиды, ни слез.
Ромашковый луг
                        нас с тобой укрывает по пояс.
Июньскому полдню
                        сегодня не видно конца…
Но где-то вдали
                         закричал прибывающий поезд,
В котором на фронт
                          навсегда мы проводим отца.


*   *   *

 

Век детства, мой полузабытый дом
Ни золотым не назову, ни даже медным.
Нахмуренный, как очередь за хлебом,
Он улыбался редко и с трудом.

Без преданных анафеме забав
Я в нем жила растеньем непригожим,
Приобретая стойкость и похожесть
На тысячи дикорастущих трав.

С косицами и челкой озорной,
За школьной партой первой ученицы,
Я научилась между тем гордиться
Россией — замечательной страной.

И вот теперь, спустя полсотни лет
По времени, а по душе — полтыщи,
Я все еще порой ступаю в след
Той девочки — счастливой,
                                           гордой,
                                                      нищей…


Братцево

 

Запущенный парк за оградой,
Кирпичная кладка моста…
Как сердцу уютно, как радо
Оно этим милым местам.

Тенистость, душистость, дремучесть,
Нестриженность дикой травы,
Упрямой речушки живучесть,
Текущей из старой Москвы.

Поблекшая белоколонность
Усадьбы на древнем холме,
И трепетность, и растворенность
В покое, тепле, тишине.

Малиновый звон колокольный
Оттуда, где храм Покрова…

…Околица Первопрестольной.
Отечество. Память. Москва…


Ротонда в Братцеве

 

Глухой вечернею порой,
Окутана зеленой сеткой,
Как полонянка под чадрой —
Белоколонная беседка.
Она в седые времена
В усадьбе над речной долиной
Была творцом наречена
Ротондой «Храм Екатерины».

Знаток любовных авантюр,
Крылатый баловень Венеры,
Лукавый мраморный Амур
Здесь, под узорной полусферой,

Когда-то ладил свой колчан
И слал божественные стрелы…
Теперь лишь ветер по ночам
Поет в жилище опустелом.

И над ревущей кольцевой,
Под рубищем зеленой сетки,
Стоит, забытая Москвой,
Белоколонная беседка.


Река

 

Голубоокая река,
Ресницы — бархат камышовый…
Земли родной первооснова,
Чиста, тиха и глубока.

Туманом упадает грусть,
А утром всходит облаками…
Незамутненная веками
Краса — есенинская Русь.

Она несет благую весть,
Душевные омоет раны…
Края есть чудные и страны,
Но сердце бьется только здесь.

 

 

 

Семейный альбом

 

Боюсь, что мне уже не суждено
Найти те склепы, а скорей погосты,
Где прадедов моих остались кости,
Их имена, забытые давно.

Но вот альбом — семейный артефакт
В потертом бархате и с золотым тисненьем…
В нем прошлое как будто дышит в такт
С моим дыханьем и сердцебиеньем.

Невольно останавливаешь взгляд
На карточке с желтеющей  страницы —
Совсем зеленый молодой солдат
И офицер с Георгием в петлице.

В сырых окопах Первой мировой
Сражаясь за Отечество и Веру,
В простреленных шинелях темно-серых
Они остались зарастать травой.

Спустя сто лет, в иные времена,
Под мирными сегодня небесами,
Склоняется Россия пред сынами
И в книгу памяти заносит имена.

 

 

 

Лермонтову

 

 «Люблю отчизну я…»
М. Ю. Лермонтов

 

Под взглядом его сумрачных очей
С холста хрестоматийного портрета
Подумалось — уж лучше быть ничьей,
Чем юною возлюбленной поэта,

Чей дар был темным пламенем страстей
И гордости сродни греху гордыни,
И вольности, столь редкостной доныне
Среди сословных правил и затей,

Чьи крылья уносили к небесам,
А разум знал сражение и тризну…
Кто так любил — за что, не знал и сам —
Свою многострадальную отчизну.


У Анатолия Зверева

 

Хаос красок, вихри линий,
Буйство линий и мазков!..
Он свободен, странный гений,
От канонов и оков.

Бесприютный ветер странствий,
Первозданный мрак и свет…
Он свидетель, гений странный,
Зарождения планет.

Жар космического горна
Опалил его холсты,
Пробудив живые зерна
Вдохновенья и мечты.

Путник в космосе глубоком,
Смотрит в двадцать первый век
Странный гений одинокий —
Ясноглазый Человек.


Дом творчества.
Переделкино

 

Все тот же Дом, пленяя и маня
Наивностью и ветхостью ампирной,
Всегда не замечающий меня
В задумчивом молчании надмирном,

Он так же светит сквозь узор листвы
Молочной белизною колоннады.
А мне довольно гроз, дождя, травы,
Чтоб стать своей в запущенности сада

И поспешить захлопнуть ноутбук
И в путь пуститься по сырой тропинке…
А ночью слушать отдаленный стук
Старинной, верной пишущей машинки.


Деревья

 

Деревья, примите меня в свою стаю!
Деревья, во сне я ведь тоже летаю.
Как вы, отрываясь с листвой от земли,
В которую всем существом проросли.

Деревья, у вас терпеливые души.
Внимать вам и шелест, как музыку, слушать,
К шершавой коре прижимаясь щекой,
Вдохнуть вашу мудрость, печаль и покой.

Деревья, сомкните шумящие кроны,
Укройте всех нас, неразумных, зеленых,
Пока еще к вашим корням не ушли.
Пока есть деревья у нашей земли…


Листопад

 

Золотые бабочки с березки —
Листья августовские летят.
Огневицы-осени наброски,
Робкий, неокрепший листопад…

Среди буйства зелени и сини —
Первые янтарные мазки.
На плечах печальницы-России —
Павлово-Посадские платки…


 Снег в апреле

 

Земля опять в снегах. Испуганный апрель
Сосульками повис, покрылся гололедом.
А ведь еще вчера веселая капель
Вызванивала трель, и голубиным сводом
Сияли небеса. Но снежная постель,
Легчайшая, легла. И не спешит природа
Расстаться с красками морозной  белизны…
Но все длиннее день. А ночь перед уходом
Прозрачна и светла, как лепесток весны.

 

 

Яблони

 

Мы — яблони. Наши тугие плоды —
Воскресшая память эдемского древа.
Века человек воздвигает сады,
Чтоб вновь соблазнилась безгрешная Ева.

Мы — яблони. Мы так обильно цвели,
Что каждый цветок завершился рожденьем
Плода, напоенного соком земли
Под знаком небесного благословенья.

Издревле мы — близкая ваша родня.
Без нас у планеты полжизни убудет.
Мы — свежесть и щедрость осеннего дня…
Мы — яблони! … Не оставляйте нас, люди!..


Крым

 

Там воздух был наполненный, как чаша
Вина, дрожащего у кромки хрусталя.
За горизонтом горбилась земля
Не менее прекрасная, чем наша,
Зеленым распростертая руном,
Что прежде было океанским дном.

Там было море — россыпь серебра,
Живое и поющее созданье.
Как музыка, звучало мирозданье,
И не было ни завтра, ни вчера.

Там замок был — над морем, на холме,
Опаловый, седой, жемчужно-серый,
Между земной и меж небесной сферой,
В оправе стен, терявшихся во тьме.

В нем жили львы — у мавританских врат
Из мрамора изваянные стражи.
И шум прибоя доносился с пляжа,
И сказочных растений аромат.

И это пиршество, и щедрость через край,
Весь мир, блистающий для нас и перед нами,
Все было — юность, обреченный рай,
И смуглый бог с оленьими глазами…


*   *   *

 

Должно быть, осень — та межа,
Та грань, та точка временная,
Когда беспечная душа
Осознает реальность края.

Еще небес голубизна
Полна полуденного зноя,
Но паутинная струна
Уже искрится меж листвою.

Еще, от яблок тяжелы,
Сады благоухают летом,
Но пенной чашей сизой мглы
Лежит туман перед рассветом.

И источает тихий свет
Лик на иконе Всех Скорбящих…
И грусти нет, и смерти нет
В час осени плодоносящей.